От теории литературы — к практике школьного анализа

Продолжение. Начало см. в № 1/2010.

Лекция № 2

Что такое проблематика произведения
и как говорить о ней с читателем?

1. Тема, проблема, идея

“Уровень содержания”, с одной стороны, — самое существенное из того, чем занята школьная литература, а с другой — самое субъективное и неоднозначное.

Начнём с самой терминологии: тематика, проблематика, идейная направленность. Для того чтобы она стала полезным инструментом (а не обузой), ученики должны понять смысл и назначение каждого термина. Применительно к данной группе “инструментов” это очень непростая задача: источники, доступные школьникам, могут предлагать совершенно разные трактовки. При той агрессивной унификации, которой подвергается сейчас весь понятийный аппарат школьной литературы, хорошо было бы всё-таки взять за основу самую вразумительную трактовку этих терминов.

На наш взгляд, ею могла бы стать статья из «Энциклопедического словаря юного литературоведа». Позволим себе привести довольно обширную цитату.

“Темой художественного произведения называется круг событий, предметов действительности (а также человеческого сознания и культуры), который отра­зился в произведении и стал основой авторского повествования.

В каждом большом, значительном художественном произведении выделяется не одна какая-нибудь, пусть и главнейшая, тема, а система взаимосвязанных тем — тематика.

Понимание художественного произведения становится более ясным, если его содержание представить как ряд острых жизненных противоречий (проблем), стоящих перед художником и его персонажами и настоятельно требующих своего разрешения в сюжетном действии.

По сравнению с тематикой, лишь называющей основные предметы художественного изображения, литературная проблематика указывает на основные противоречия действительности, пережитые, осмысленные и поставленные художником в его произведении перед читателями. <…>

Проблемы литературного произведения, в принципе никогда не разрешаемые авторами до конца, рассчитаны на соучастие читателей… причём формулировка самой проблемы ещё должна быть домыслена читателем в процессе восприятия художественного произведения.

...Проблематика выявляет структуру и организует тематическое содержание литературного произведения в соответствии с авторским замыслом — от художественной детали до его названия… (курсив мой. — О.С.).

Тема, проблема, идея являются элементарными составляющими трёх различных, хотя и взаимосвязанных уровней художественного содержания литературного произведения. Первый — предметно-тематическое наполнение произведения — составляет его строительный материал; второй — проблематика — упорядочивает этот во многом ещё «сырой» материал в единую художественно-эстетическую конструкцию целого; третий — идейно-эстетическая концепция — завершает это художественно организованное единство системой авторских выводов и оценок мировоззренческого характера”1.

Что, на наш взгляд, существенно в приведённой статье? Здесь отмечается ключевая роль проблематики в произведении. Именно проблематика организует в эпическом и драматическом тексте всё; с нею сообразуются и сюжет, и каждая деталь. “Правильно” определив проблематику (те вопросы, которые не давали покоя автору), мы увидим стройность и красоту художественного произведения. Кстати, проблематика внутри себя тоже является структурой упорядоченной…

Вторая важная деталь: автор статьи признаёт, что проблемы формулируют не авторы, а читатели. Каждый по-своему и своими словами. Авторы как раз отказываются переводить художественное содержание своих книг в сухие логические формулы: говорят, что это невозможно (цитировать слова Л.Н. Толстого о “содержании” «Анны Карениной», мне кажется, излишне). Когда мы формулируем “проблему”, а тем более “идею” книги, мы должны помнить: ни одна из наших формулировок не есть истина в последней инстанции. Это всего лишь наша реплика в диалоге с классическим произведением. Так ведут диалог воспитанные люди: услышав реплику, уточняют, правильно ли они её поняли, передают сказанное своими словами. Только в данном случае диалог происходит опосредованно: ведь автор не может ответить нам прямо. Он отвечает всей внутренней упорядоченностью своего произведения: каждой деталью в отдельности и всем строем вместе. Пытаясь сформулировать проблему произведения, мы должны сами постоянно перепроверять себя, сопоставляя свои выводы с “фактом” произведения. И учить тому же школьников.

Приведу один пример. В былые времена главной проблемой романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» считалось столкновение революционера-разночинца Базарова и его идейных противников — дворян-консерваторов Кирсановых, реализованное в их спорах. Если мы сопоставим это мнение с композицией романа, то увидим: споры этих противников заканчиваются примерно в первой трети текста. И ещё две трети романа посвящены… вероятно, какой-то другой проблематике. Философской, а не политической. Трактовка очевидным образом разошлась с художественной данностью произведения.

Итак, подведём краткий итог. В современной “школьной” филологии самым востребованным и действительно рабочим стал термин проблема, а не “тема”, не “идейная направленность”. За темой закрепилась связь с внешними, “отражаемыми” явлениями. Проблема взяла на себя роль главного “канала связи” между формой и содержанием, главного ответственного за “соразмерность и сообразность” всех уровней литературного произведения. Сформулировать проблему — значит понять в нём что-то самое важное. Это основа и научного анализа, и обычного читательского понимания. Свою формулировку (и не только свою) необходимо перепроверять: она должна соотноситься с “уровнем формы” (сюжетом, композицией, образами и проч.). Идею формулировать сейчас “не принято”. Все мы предпочитаем говорить об “авторской позиции”. А фраза: “Что хотел автор сказать своим произведением?” — к счастью, уже некоторое время считается анекдотической.

2. О “съедобном” и “несъедобном”: А.П. Чехов. «Крыжовник»

Научиться видеть проблему, заключённую в произведении, “своими глазами” гораздо полезнее, чем заучивать чужие приблизительные формулировки. В конце концов, если наши ученики не потеряют после школы вкуса к чтению, то ведь никто не станет разжёвывать им каждую новую книгу, которую им предстоит прочитать. С другой стороны, формулировать проблематику самостоятельно способны только самые старшие наши ученики. В 9-м классе можно объяснить, что главная проблема в «Недоросле» — это проблема воспитания (дворянина). Привести аргументы, показать, как эта проблема делает “внесюжетных” учителей Митрофанушки художественно необходимыми персонажами. Говоря о «Герое нашего времени», мы покажем, что проблематика этого романа, с одной стороны — нравственно-психологическая, с другой — социальная, с третьей — философская (и было бы замечательно, если бы экзаменаторы не заставляли потом выбирать из этих трёх аспектов один — тот, который лично им почему-то ближе). А когда наши ученики дорастут до А.П. Чехова (то есть до конца 10-го — начала 11-го класса), можно дать им возможность самим сформулировать проблему одного из рассказов — например, «Крыжовника».

Урок этот уже не первый в теме. Мы обычно начинаем “взрослый” разговор о Чехове с рассказа «Скрипка Ротшильда». Именно в этом рассказе основная проблема всего чеховского творчества выражена с редкостной страстью и чёткостью. Доктор Чехов ясно видел болезнь (можно сказать — эпидемию), которая поразила его современников, — неспособность жить в полную силу и в полную радость. Один за другим он описывал случаи напрасно загубленной, растраченной зря жизни, но выводы делал крайне осторожно и не спешил с обобщениями.

Второй рассказ, который мы рассматриваем до «Крыжовника», — «Дом с мезонином». Он поможет нам избежать одной ловушки — попытки свести суть проблемы к политике. Нет, «Дом с мезонином» никто не трактует как рассказ политический. Но либеральная (в политике — не в жизни) Лидия Волчанинова, все свои силы положившая на то, чтобы “делать добро”, а заодно сломавшая жизнь своим ближним, предостерегает нас от упрощённых оценок.

Третий рассказ, который предваряет изучение «Крыжовника», — «Человек в футляре». Он открывает “маленькую трилогию” и “футлярную тему”. Вслед за ним и «Крыжовник» принято рассматривать как “новый вариант футлярного существования”2. Однако Чехов склонен каждый случай рассматривать индивидуально — иначе не стал бы писать ещё один рассказ.

Задание 1. Представим себе, что рассказ «Крыжовник» — своего рода история болезни. Вот пришёл к доктору Чехову пациент — Николай Иванович. Доктор, как и следует, запишет в его карту две вещи: 1) в чём проявляется его болезнь в данный момент; 2) как она развивалась и (если удастся выяснить) что стало её причиной. Попробуйте, основываясь на тексте рассказа, восстановить две эти записи.

Класс довольно легко назовёт “симптомы болезни”: Николай Иванович (по словам его брата — кто-нибудь это, возможно, отметит) превратился в сущую свинью. Изображает из себя барина, высокомерно говорит о простом народе, растолстел, того и гляди “хрюкнет в одеяло”, а главное, ничем в жизни не интересуется, кроме крыжовника. Всё счастье его жизни в том, чтобы есть свой крыжовник.

“Историю болезни” тоже восстанавливают легко: желание вернуться на природу — желание купить своё имение — тоскливая служба в казённой палате — жадность — мечта о крыжовнике — женитьба — смерть жены — покупка имения — крыжовник и “счастье”.

Задание 2. Попробуйте определить, когда и в чём ошибся Николай Иванович.
Первая версия, как правило, бывает такой: цель не оправдывает средства. Жадность и чёрствость, многолетние мечты всё только об одном поместье да крыжовнике разрушили душу пациента. И когда он вроде бы мог освободиться и зажить в полную силу, ему уже ничего, кроме крыжовника, и не хотелось.

Уточняем: так что нам делать, чтобы не заболеть этой “крыжовенной” болезнью? Опасаться садовых участков? Ни в коем случае не разводить там никаких плантаций? Не копить денег на “крупные покупки”? В каком смысле цель тут не оправдывает средства?

На это можно получить ответ: надо во всём знать меру (не сажать жену на чёрный хлеб). Значит, проблема в том, что у пациента не было чувства меры? Нет, такая трактовка никого не устраивает: в рассказе речь о мере явно не идёт.

Другая версия: нельзя поддаваться чересчур приземлённой мечте (самая распространённая трактовка этого рассказа — “обличение пошлости и мещанства”). Тут приводятся и слова Ивана Ивановича (рассказчика), который предлагает сразу много “рецептов”: и не бежать из города (“от борьбы”) в деревню, и не удовлетворяться “тремя аршинами” земли, и не ограничивать себя пустыми разговорами и трусливой осторожностью, и, наконец, “спешить делать добро”. Значит, Николаю Ивановичу надо было остаться в городе и именно там делать добро? Или вообще — делать добро? А он и делает: “не просто, а с важностью”. Не помогает. И в городе — вряд ли ему поможет. (Вот тут кто-то, возможно, вспомнит и Лиду Волчанинову с её “добром”.) “Добрые дела” не панацея, хотя, конечно, делать добро лучше, чем причинять окружающим зло. Стоит обратить внимание на реакцию собеседников: они слушают Ивана Ивановича, но его слова их не удовлетворяют. Автора, вероятно, тоже. Слова-то вроде правильные, только “больным” они не помогают.

Кто-то может сказать, что всему виной именно его помещичья важность. Не сделался бы барином — не стал бы и “свиньёй”, которой нужен один только крыжовник. Тут нужно обратить внимание на других героев рассказа. Среди них как раз есть один помещик — Алёхин. Он тоже не живёт в полную силу, но совсем по-другому: много работает, совсем о себе не заботится, совсем одичал — из-за любви…

Прозвучат и слова Ивана Ивановича о счастливых людях, о том, что счастливый человек самодоволен, слеп и жесток. Значит, всё дело в счастье? Главное средство от “крыжовенной болезни” — не быть счастливым? С этим никто не готов согласиться. Да и Чехов, хотя и не раз предостерегал от “счастья” (в «Учителе словесности», к примеру), всё-таки вряд ли думает, что человеку следует быть всегда только несчастным или думающим о чужих несчастьях.

Итак, мы перебрали варианты и зашли в тупик. Мы видим, что герой избрал какое-то “неправильное” счастье и шёл к нему неправильным путём. И всё же в чём тут главная ошибка (то есть главная проблема) — мы не понимаем.

Если чисто “содержательные” разговоры не помогли нам сформулировать проблему, обратимся к элементам “формы”. Спросим себя: а где в рассказе кульминация? Конечно, это сцена, в которой Николай Иванович ест крыжовник. Да и название рассказа тоже указывает нам на безобидный вроде бы плод. Далее можно записать на доске варианты мечты Николая Ивановича: изначальный — природа; “промежуточный” — усадебка; окончательный — крыжовник. Что же случилось с мечтой? Где тут ошибка? В чём подмена? Сначала он хотел жить (быть) на природе, потом — иметь “кусок” природы. При подмене “быть” на “иметь” и случилась беда. Давайте проверим эту гипотезу текстом рассказа. Во-первых, как можно “иметь” то, что давала братьям в детстве жизнь на природе (когда они “дни и ночи проводили в поле, в лесу, стерегли лошадей, драли лыко, ловили рыбу…”)? Эта радость не покупается, но каждый может войти в неё и пережить — примерно так, как Иван Иванович переживал счастье купанья под дождём (это ведь тоже кульминация, видимо, противопоставленная “антикульминации” внутри его рассказа). Для этого не нужно “иметь” плёс с лилиями — надо дойти до него и поплыть. Во-вторых, спросим: почему именно в “по­едании” крыжовника воплотилась для Николая Ивановича идея обладания “куском природы”? Обычно отвечают: он же не понимает, что природе надо радоваться душой, что радость эта нематериальна; единственный доступный ему способ приобщения — съесть. Он перепутал “съедобное” и “несъедобное” — как в детской игре. Есть ли в тексте рассказа подтверждение этой версии? Есть: вставная зарисовка про купца, который перед смертью съел с мёдом всё своё богатство. Вторая зарисовка — про барышника, который беспокоился не об отрезанной ноге, а о деньгах, спрятанных в сапоге, даёт возможность уточнить диагноз. Дело тут даже не в деньгах (как полагает Иван Иванович), а в нарушенной иерархии ценностей. Человеческая плоть (нога) важнее денег, но душа важнее плоти. Однако Николай Иванович свою душевную жажду (тоску о природе) пытался утолить как телесную (накормить душу... крыжовником) — и это его погубило. Для того чтобы жить в полную силу, надо… жить. Быть, а не иметь.

Итак, в самом общем виде проблема в рассказе «Крыжовник» та же, что и в большинстве зрелых рассказов Чехова: напрасная растрата жизни, пустота её и ненаполненность тем содержанием, которое достойно человека. А в частности — в центре его стоит подмена “несъедобного” — “съедобным”, способности быть — желанием иметь.

Этот вывод стоит вспомнить, когда речь пойдёт о рассказе «Ионыч». Всем очевидно то, что внешним выражением духовного оскудения героя является его полнота. Вопрос, откуда она взялась, обсуждается реже, а в тексте есть прямой ответ: с обывателями невозможно говорить о несъедобном, и Ионыч молча ест, заглушая душевный голод — съедобным. И чтения у Туркиных проходят на подозрительно “съедобном” фоне… Всё это явно не случайные детали.

3. Миф о человеке

Рассказ М.Горького «Старуха Изергиль» для школьного анализа несложен. Определить его проблематику одиннадцатиклассникам вполне по силам, главная трудность — в недостаточном знании контекста (это единственный оставшийся в программе рассказ писателя).

«Старуха Изергиль» входит в ряд романтических произведений, в которых автор последовательно творит свою мифологию — в противовес христианскому мировоззрению, для него неприемлемому. О влиянии на раннего Горького философии Ф.Ницше, о мечте обоих о сверхчеловеке, слишком гордом, чтобы смириться перед жизнью или перед Богом, написано много. При первой же попытке создать образ “своего” героя Горький наталкивается на серьёзную проблему. Его Лойко Зобар (рассказ «Макар Чудра») молод, красив, свободен, он музыкант (весь романтический набор героя) и — главное — он горд. Но гордость и любовь — антагонисты (для автора, выросшего в христианской традиции, это очевидно: гордость есть свойство сатанинское, любовь — божественное). В сюжете рассказа эта проблема реализована с большой авторской честностью. Гордость и для Лойко, и для Радды оказывается сильнее любви — и герои гибнут. Однако автора такой “ответ” на поставленную им проблему, как мы увидим, не устроил.

Вторая мировоззренческая проблема, с которой сталкивается Горький, — проблема смерти и смысла жизни. Гордо отвернувшись от бессмертия души, автор рискует оказаться в той же пустоте, в какой почувствовал себя Базаров: зачем трудиться для крестьянина, если из меня, Евгения Базарова, всё равно лопух расти будет? Эту проблему Горький разрешает (для себя) с помощью легенды. Если от человека осталась хотя бы тень — сказка, песня, легенда, — то он прожил жизнь не зря. Тени, бегущие по степи, становятся метафорой этого призрачного, “легендарного” бессмертия. Впоследствии Горький будет разрабатывать свой миф: в рассказе «Старуха Изергиль» тень Ларры окажется противопоставленной искрам, оставшимся от горящего сердца Данко. В «Песне о Соколе» миф складывается окончательно: капли крови погибшего Сокола должны превратиться в искры (подобные тем, что остались от сердца Данко), чтобы зажечь смелые сердца “безумной жаждой свободы, света”. Именно это — бессмертие тех, кто “не служит Богу и Пророку” (по словам старого Рагима).

Третья проблема, которую Горький последовательно пытается решать в своём раннем творчестве, — это поиск героя, который смог бы противостоять “свинцовым мерзостям жизни” и помог бы и другим выбраться “к свободе, к свету”. В реальности автору таких героев найти не удавалось, и он попытался создать такой образ хотя бы в романтической легенде.

Все три проблемы присутствуют в рассказе «Старуха Изергиль». Как сделать, чтобы класс увидел их и сформулировал?

Ключом во всех трёх случаях, на наш взгляд, может стать трёхчастная композиция рассказа — очень яркая особенность, которая требует смысловых объяснений.

Проще всего сформулировать третью проблему (проблема “настоящего” героя): достаточно спросить, что общего у героев всех трёх “новелл” и в чём они друг другу противопоставлены. Из всех молодых красавцев, не желавших тратить жизнь на прозябание “в болоте” обыденности, только Данко сумел вывести на свет и других людей.

Для того чтобы увидеть вторую проблему (бессмертия), можно оттолкнуться от страшного своей натуралистичностью портрета старой Изергиль: она буквально готова стать землёй, в которую вернётся всякая плоть. Что останется от её жизни? Только рассказы. А что ещё может остаться от человеческой жизни? Тень или искры — метафора легенд. Иное бессмертие показано в рассказе как проклятье. Но тень и искры оставляют только те, чья жизнь достойна легенды. Жить так, чтобы о тебе сложили легенду, — примерно так понимает смысл жизни молодой Горький.

Та проблема, что осталась нерешённой в рассказе «Макар Чудра», потребует комментария. Её можно показать, попросив перечислить те черты героев, которыми сам автор восхищается. Класс назовёт молодость, красоту, силу — и гордость. Эти свойства есть у героев всех трёх частей повествования. Различается только их отношение к другим людям — способность любить и отдавать (себя). Получив такой ответ, можно рассказать, как Горький столкнулся в более раннем рассказе с несовместимостью любви и гордости. И спросить: как он решает эту проблему здесь? Нам опять поможет чёткая антитеза, на которой построен рассказ. В нём представлены две разные “гордости”: гордость Ларры — превозношение перед людьми, гордость, противоположная любви, — и гордость Данко, направленная против внешних обстоятельств, против той жизни, которую они вынуждены влачить в болоте. Гордость эта любви к людям не противоречит. К такому выводу приходит Горький, и эта мысль надолго станет для него любимой. “Человек” должно звучать гордо — это, пожалуй, главный постулат горьковского мировоззрения.

4. Энциклопедия проблем

В срезовой работе по литературе (выдержанной в стиле ЕГЭ), которую писали московские десятиклассники первого декабря 2009 года, во втором варианте вопрос С5.2 выглядел так: “Какую из проблем романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» вы считаете центральной? Объясните, почему”. Для того чтобы ответить на него, нужно хорошо представлять себе проблематику романа и найти критерии, определяющие относительную важность отдельных проблем. При первом изучении «Евгения Онегина» проблематика (как отдельная тема) рассматривается редко: в первую очередь учитель старается освоить с классом образную фактуру текста, все те отдельные “блоки”, из которых строится это сложнейшее здание. А вот при повторении в 11-м классе можно сосредоточиться как раз на проблематике, причём работу придётся проводить в несколько этапов.

Этап 1. Прежде чем начинать какой бы то ни было анализ, раздадим классу листочки и зададим вопрос:
о чём «Онегин»? В каком смысле? — В любом. Как лично вы считаете: о чём эта книга? Ответы бывают живыми и совсем неглупыми: “О любви”, “о невстрече”, “о неумении понять друг друга”, “о том, как ускользнуло счастье”, “о России”… Все эти реплики действительно взяты из детских работ разных лет.

Этап 2. Мы можем тут же прочитать вслух эти листки; если в них не окажется реплики “о России” — добавить её (от лица учеников-предшественников). Можно показать и более развёрнутую формулировку: “О русской судьбе”. И, перечислив все ответы, спросить: как это получается? «Евгений Онегин» — маленькая книжечка, стихи к тому же; в нём не так уж много слов (меньше, чем даже в «Герое нашего времени», — что уж говорить про «Войну и мир»). Рассказана в ней камерная история: всего-то четыре героя, в центре — несчастная любовь… Как же получилось, что это роман о России и о русской судьбе? И почему Белинский назвал его “энциклопедией русской жизни”, причём справедливо? За счёт чего происходит такое приращение смысла?

Первый ответ класс обычно даёт сам: за счёт авторских отступлений, лирических и не только. В «Онегине» мы постоянно слышим голос автора, и он рассказывает нам и о Татьяниной любви, и обо всей русской жизни.

Этап 3. Теперь нам понадобится “инвентарный список” авторских отступлений. Если роман уже изучался, такой список должен быть в старой тетради. Если нет — его нужно составить (за отдельную отметку). Получив длинный перечень разрозненных тем
(“о ножках”, “о латыни”, “о зиме”, “о дуэли”, “о поколениях” и т.п.), придётся сначала заняться систематизацией этого материала и выяснить, что автор как будто между делом рассуждает:

— о себе и своём жизненном опыте;

— о жизни “вообще” (о жизни, смерти, любви, предках и потомках, памяти, счастье…); это очень большой ряд отступлений с нравственно-философской проблематикой. Среди них нужно особо выделить ряд сентенций, начинающихся со слова “блажен”: одной из таких реплик заканчивается основное действие романа: “Блажен, кто праздник жизни рано оставил…” Если прочитать их подряд, мы увидим, что “блаженствует” лишь тот, кто не живёт (в полную силу или просто — не живёт): не знает страстей, не пишет стихов, не пользуется своим умом, а просто (бездумно, бесстрастно, как все) движется по течению — к концу (“Блажен, кто смолоду был молод…”);

— о русской природе, временах года и т.п.;

— о жизни русского дворянства (в Петербурге, Москве и в поместьях); заодно и крестьянство попадает иногда в поле зрения;

— о русской культуре: о литературном языке (русском и французском) и литературных спорах (романтизм или классицизм? элегия или ода? куда поместить Вступление?), о театре, о воспитании молодых людей и барышень, о просвещении…

— о русской истории: о прошлом (“дедовские” — екатерининские — времена, война 1812 года, пожар Москвы, Наполеон) и о будущем (знаменитое отступление о дорогах в VII главе).

Это в самом деле “энциклопедия русской жизни. Теперь попробуем взглянуть на роман под другим углом зрения: а можно ли его считать энциклопедией русских проблем?

Этап 4. Задание: глядя в перечень отступлений (уже упорядоченный), сформулируйте проблемы, которые затронул в них Автор. Возможно, это домашнее задание; та же работа на уроке может занять 15–20 минут. Дадим возможность каждому ученику самому сформулировать проблематику «Евгения Онегина» (потому что авторские отступления — это осмысленный и точный комментарий к сюжету, проговаривание всех смыслов). Потом обсудим результаты. Надо сразу предупредить: некоторые “блоки” авторских отступлений “проблем” практически не содержат (отступления “о себе”, описания природы, картинки быта “в чистом виде”). Зато другие группы отступлений дают возможность сформулировать проблемы разного уровня.

• Философские: о жизни, смерти, памяти, счастье…

• Этические (проблемы человеческих взаимоотношений): светская и общечеловеческая этика. (Можно ли девушке первой заговорить о своей любви? Можно ли оправдать убийство на дуэли?)

• Проблемы русской культуры. В наиболее общем виде они касаются роли Европы и “европейского” в русской культурной жизни. Россия и Просвещение, Россия и Европа — каково наше отношение к западной цивилизации? Рабское и смешное подражание (“жеманство — больше ничего”)? Вечное подражание во внешнем, вечное расхождение в системе ценностей? Нужна ли нам Европа? Только ли благо несёт европейская культура, пересаженная на русскую почву?

Этап 5. Для сочинения С5 проделанной работы уже, может быть, и достаточно: класс увидел проблематику и может обоснованно выбирать “главное”. Но для понимания «Евгения Онегина» этого мало. Нужно проделать ещё одну работу: осмыслить внутреннюю связь между проблемами.

Такой разговор потребует воспоминаний о композиции романа. Спросим ребят: каким же образом в небольшой роман, сюжет которого — несчастная любовь, так органично “поместилось” такое множество проблем всей русской жизни? Есть ли связь между сюжетом и проблематикой, между историей героев и грандиозным “зданием” попутных размышлений и ассоциаций? По-видимому, есть. Каким же образом Пушкин их связывает?

Если “народ безмолвствует”, можно помочь. Какие герои находятся в центре авторского (и нашего) внимания? Онегин и Татьяна. Каждый из них окружён своей средой, своим кругом ассоциаций. Попробуем назвать хотя бы главные из них. Запишем на доске имена героев и под каждым из них — ряд сопутствующих образов, тем и идей.

Татьяна: Россия, деревня (“o rus!”, “О Русь!”), Москва, патриархальная семья, природа, лето (в начале, потом — крещенский холод), луна, поэзия, любовь (горячее сердце), сентиментальные, уже устаревшие романы (французская книжка в руках), верность любви и долгу.

Онегин: Запад, Петербург, Наполеон (“столбик с куклою чугунной”), одиночество, равнодушие к природе, зима (в начале, в конце — весна как символ пробудившейся души), луна для него “глупая”, трезвый (прозаический) взгляд на жизнь, “резкий, охлаждённый ум”, романтическая (ультрасовременная) библиотека, холод, эгоизм, неумение любить.

Выстроив эти оппозиции, спросим себя (и класс): рассчитывал ли Пушкин на эти ассоциации? Наверняка. Ведь такой способ “сопрягать” образы и идеи свойствен лирике, на нём строятся все стихи, а Пушкин изначально — именно поэт. «Евгений Онегин» же — лиро-эпическое произведение, в котором используются и “романные” (сюжетные, причинно-следственные) ходы, и лирические, ассоциативные связи. Они-то и дают огромную “экономию слов”, которой поражает этот роман. Пушкин ничего не разъясняет, он предлагает читателям самим сопоставлять детали, мотивы, идеи…

Зададим теперь вопрос: какой же смысл (ассоциативный, символический) мы можем увидеть за “невстречей” Татьяны и Онегина? Что стоит за историей одной несчастной любви? Что ещё, встретившись, не поняло друг друга и не обрело счастья?

Глядя в нашу запись, легко увидеть: встретились две цивилизации: патриархальная русская и современная западная (тяготеющая к индивидуализму). У каждой из них есть свои достоинства и недостатки.

Русская дорожит всем, что соединяет людей (семьёй, соседством, дружбой, памятью); она воспитывает чувство долга и самоотречения во имя высших ценностей. Но при этом, увы, до счастья отдельной личности этой цивилизации нет дела. В патриархальных русских семьях “и не слыхали про любовь” (ту, романтическую, о которой написаны все европейские романы).

Европейская же учит “глядеть в Наполеоны” и “любить самого себя”, тщательно избегая привязанностей, заменяя все настоящие человеческие связи соблюдением внешних ритуалов и приличий. Да, но взамен она не мешает личности добиваться своего “индивидуального” счастья и предлагает свободу. Именно свободой бредило пушкинское поколение как самым главным и самым недостижимым счастьем…

Вот если бы произошла такая встреча России с Западом, при которой соединились бы лучшие свойства той и другой цивилизации… Душевное тепло, долг, верность — и в то же время любовь, счастье, свобода… Однако такой встречи не случилось, и у романа нет счастливого конца.

Теперь можно спросить: в связи с чем Пушкин обращается к такой проблеме? Почему посвящает ей роман? В чём её злободневность для тех семи (или чуть больше) лет, когда создавался «Онегин» (1823–1830)?

Если ответа нет, спросим иначе: о ком (или о чём) Пушкин изначально писал свой роман? О молодом человеке своего поколения, его характере, его судьбе… Это видно и по первой главе, и по названию романа. И вот по ходу в романе возникает вопрос: насколько это поколение “уместно” (счастливо, востребовано, органично) в русской жизни? Вообще — в России? Насколько его идеалы (главный из них — свобода, как мы помним) созвучны “русскому менталитету”? Что заставило Пушкина об этом думать? Какие события? Скорее всего, катастрофа 1825 года. Она-то и показала, насколько мечты декабристской молодёжи о свободе расходятся с патриархальной русской жизнью, её укладом и идеалами. И — далее — заставила пристально рассмотреть и эту русскую патриархальную жизнь, и самих молодых людей пушкинского поколения: а что они-то могут предложить России? А как на них сказалось приобщение к западной цивилизации? Это исследование объективно и трезво, но за ним много личной боли. Ведь и Пушкин любил свободу и ждал её “с томленьем упованья…” И ему не раз казалось, что “счастье было так возможно, так близко…”

Так о чём у нас «Онегин»? О несчастной любви… о невстрече… о русской судьбе… о России — и о пушкинском поколении.

Этап 6. Попробуем теперь сравнить полученную нами формулировку проблематики «Евгения Онегина» с тою, что предлагает, например, пособие МГУ для абитуриентов.

“Центральная проблема романа — это проблема героя времени. Она связана преимущественно с образом Онегина, а также образами Ленского и самого автора.

Эта проблема соотносится с другой — личности и общества. В чём причина одиночества Онегина в обществе? В чём причина душевной опустошённости пушкинского героя: в несовершенстве окружающего общества или в нём самом?

В качестве важнейшей в романе назовём проблему русского национального характера. Она осмысливается автором прежде всего в связи с образом Татьяны (яркий пример русского национального характера), но также в связи с образами Онегина и Ленского (герои, оторванные от национальных корней).

В романе ставится ряд нравственно-философских проблем. Это смысл жизни, свобода и счастье, честь и долг. Важнейшая философская проблема произведения — человек и природа.

Кроме того, поэт ставит в романе и эстетические проблемы: жизнь и поэзия, автор и герой, свобода творчества и литературные традиции”3.

В подобном кратком перечне проблем есть свои плюсы: это своего рода шпаргалка, подсказка, о чём нужно упомянуть, если вдруг спросят о проблематике. Внутренние связи между проблемами, которые мы проследили выше, уже опущены. Краткое пособие имеет на это право, но жаль, если изучение романа сведётся к механическому заучиванию перечня проблем, без понимания, откуда они взялись и почему так волновали автора.

Пройдя же путь самостоятельного формулирования проблем, класс уже не забудет, что «Евгений Онегин» — воистину энциклопедия проблем, часть из которых нужно отнести, наверное, к вечным, а часть затронула именно пушкинское поколение, чьё стремление к свободе (и западному просвещению) столкнулось с патриархальной русской жизнью и тем традиционным образом мыслей, который, вероятно, и определяет “русскую судьбу”… Проблемы эти отражаются во всём: и в языке, и в состоянии дорог, и в отношении к семье, любви и браку, и в понимании смысла жизни. Они заметны в каждой человеческой судьбе, каждый раз преломляясь по-своему. Ленский вырос полурусским романтиком, но впоследствии мог бы стать простым русским барином. Ольге от просвещения достался лишь внешний лоск. Онегин, можно сказать, отравлен европейским скепсисом и эгоизмом, хотя ум его самобытен, а душа способна к сильным и настоящим чувствам. А Татьяна (“русская душою”) любит, как героиня европейского романа, но живёт так же, как её мать и её няня, — подчиняясь долгу и отрекаясь от “счастья”. Возможно ли оно на свете — это уже “вечный” вопрос…

Примечания

1 Энциклопедический словарь юного литературоведа / Сост. В.И. Новиков. М.: Педагогика, 1987. С. 354, 355.

2 Лебедев Ю.В. Литература. 10 класс: В 2 ч. Ч. 2. М.: Просвещение, 2007. С. 354.

3 Матюшенко Л.И., Матюшенко А.Г. Учебное пособие по истории русской литературы ХIХ века. М.: МАКС-Пресс, 2009. С. 70.

Литература

Бабаян Э. Ранний Горький. М., 1973.

Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974.

Голубков М.М. Максим Горький. М., 1997.

Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. Л., 1978.

Катаев В.Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. М., 1998.

Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа ХIХ–ХХ веков. М., 1990.

Никишов Ю.М. Путешествие в мир «Евгения Онегина». М.: ТЕРРА–Книжный клуб, 2005.

Полоцкая Э.А. А.П. Чехов. Движение художественной мысли. М., 1979.

Турбин В.Н. Поэтика романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин». М., 1996.

Тынянов Ю.Н. О композиции «Евгения Онегина» // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

Энциклопедический словарь юного литературоведа / Сост. В.И. Новиков. М.: Педагогика, 1987.

Продолжение следует