“Человек есть тайна”

На первых уроках всегда важно дать представление о личности писателя и основах его мировоззрения. В случае с Ф.М. Достоевским это особенно значимо. Как вступление к разговору о творчестве Достоевского может быть использован рассказ «Мужик Марей».

Эпиграфом к уроку стали строки из письма брату, написанные Достоевским в молодости, но определившие его позднее творческое кредо: “Человек есть тайна. Её надо разгадать; и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком”. Сам же урок назван по началу этих строк — “Человек есть тайна”.

На первом этапе урока, озвучив эпиграф, попробуем вглядеться в фотопортрет незнакомого человека (см. справа) и предложим ученикам “разгадать” его жизнь и характер. На доске можно фиксировать впечатления ребят.

Затем сообщим, что портрет не безымянный. Автор Павел Астраханов дал имя своему фотогерою «Мужик Марей» (2007), сблизив образы нашего современника и героя одноимённого рассказа Ф.М. Достоевского. Десятиклассникам вряд ли знакомо это произведение, но понять, в чём же именно состоит “нарицательность” яркого имени, невозможно без знания текста. Познакомимся с рассказом, чтобы понять, удалось ли нам увидеть главное в человеке.

Рассказ был напечатан в 1876 году в февральском выпуске «Дневника писателя», чьим единоличным автором и был Достоевский. Уникальный проект позволил писателю вступить в прямое общение с современниками прежде всего с позиций гражданина. Он не боялся публично высказывать свои убеждения, делиться своим жизненным опытом, обсуждать злободневные проблемы, внимательно прислушиваясь к читательским откликам. Потребность в диалоге с современностью всегда была характерной чертой Достоевского, поэтому журнальное дело («Время», «Эпоха», «Гражданин») и публицистика были важной частью его творческой деятельности. Некоторые художественные произведения были напечатаны именно на страницах «Дневника…» («Мальчик у Христа на ёлке», «Сон смешного человека», «Кроткая»). Вот и «Мужик Марей» возникает в контексте авторских размышлений о народной судьбе.

Тексты раздаются ученикам, но само чтение рассказа рекомендуем выполнить учителю1. Пусть прозвучит живое слово, осмысленное и интонационно окрашенное, ненавязчиво помогающее восприятию «Мужика Марея». В качестве опережающего задания попросим найти те строки, в которых сказано о герое самое важное. Чтение занимает около 10 минут.

В результате обсуждения вариантов останавливаемся на тех авторских словах, в которых личность героя увидена наиболее масштабно, обобщённо (“вид сверху”): “Встреча была уединённая, в пустом поле, и только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещённым человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, ещё и не ждавшего, не гадавшего тогда о своей свободе”. Перечитаем ещё раз это сложное предложение, вобравшее в свой синтаксический состав три простых предложения, каждое из которых знаменует отдельную тему: тему встречи, соединённую с ней тему божественного взгляда и тему человеческого сердца (зависимую от него!): [ ], и [ ], (каким). Изъяснительное придаточное уточняет, что именно открывается взору — странное сочетание женственной нежности с грубостью и невежественностью. Оформить тематическое единство можно через ключевые слова: встреча; только Бог видел, каким может быть сердце; женственная нежность — грубость, зверское невежество.

Первое ключевое слово — встреча. Где она состоялась? Ответ, казалось бы, очевиден: в уединённом поле. Девятилетний мальчик, барчонок, встретился с крепостным мужиком. Но ведь “об Марее я тогда очень скоро забыл”. В сознании ребёнка встреча не отпечаталась, однако залегла неприметно в его душе. Сокровенный смысл “приключения” раскрылся уже на каторге, двадцатидевятилетнему арестанту, “само собой”. “Тогда” и “теперь” оказались необъяснимо связаны между собою, “тогда забыл” — “теперь припомнил”. Истинная встреча (встреча с истиной, сретение) состоялась в пространстве воспоминаний “здесь и сейчас”. Прошлое проросло в настоящем удивительным прозрением. Школьникам достаточно оппозиции “тогда забыл” — “теперь припомнил”, чтобы почувствовать многозначность ключевого слова и выйти за пределы конкретного восприятия в духовное пространство2. Несложно им будет найти и ответ на вопрос, почему же “теперь припомнил”? — “Вдруг”.

Многие исследователи отмечали знаменитое вдруг у Достоевского3. Если суммировать их наблюдения, то можно выделить несколько общих позиций: высокая частота словоупотребления; функции сюжетного перехода или смены состояния героя; сближение значений вдруг — неожиданность, странность. В картине мира, создаваемой художником, есть место непредсказуемости, иррациональности. “Это вдруг в его мировидении идёт, несомненно, от Писания, ибо многое важнейшее происходило в Священной Истории вдруг, как всякое истинное чудо Божие, как проявление воли Божией”4.

Неслучайность вдруг очевидна (неслучайность случайного!). Попробуем и мы, вооружившись карандашами, найти все “вдруг” на страницах рассказа. Для экономии времени можно воспользоваться возможностями компьютера и с помощью функции поиска, встроенной в браузер (Правка → Найти на этой странице), быстро обнаружить все девять (!) вдруг на двух-трёх страницах. Бросается в глаза тот факт, что, возникнув в момент воспоминаний, вдруг постепенно усиливает воздействие и звучит мощным аккордом в финале. После изучения роли всех вдруг мы приходим к следующим выводам (см. таблицу).

На что указывает “вдруг” в предложении?
1. На этот раз мне вдруг припомнилось почему-то одно незаметное мгновение из моего первого детства, когда мне было всего девять лет от роду, — мгновенье, казалось бы, мною совершенно забытое, но я особенно любил тогда воспоминания из самого первого моего детства.	Сюжетный переход из реальной жизни в воспоминания детства.
2. Вдруг, среди глубокой тишины, я ясно и отчётливо услышал крик: “Волк бежит!” Я вскрикнул и вне себя от испуга, крича в голос, выбежал на поляну, прямо на пашущего мужика.	Смена душевного состояния мальчика.
3. Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке.	Неожиданное проявление ласки.
4. …тут испуг соскочил совсем, и вдруг откуда ни возьмись бросилась ко мне наша дворовая собака Волчок. С Волчком-то я уж вполне ободрился и обернулся в последний раз к Марею…	Смена душевного состояния мальчика.
5. Я вдруг очнулся и присел на нарах и, помню, ещё застал на лице моём тихую улыбку воспоминания.	Обратный переход из воспоминаний в реальную действительность.
6, 7. Встречаясь с ним потом изредка, я никогда даже с ним не заговаривал, не только про волка, да и ни об чём, и вдруг теперь, двадцать лет спустя, в Сибири, припомнил всю эту встречу с такою ясностью, до самой последней черты. Значит, залегла же она в душе моей неприметно, сама собой и без воли моей, и вдруг припомнилась тогда, когда было надо…	Совокупное “вдруг” как единство “тогда” и “теперь”, их неожиданное сближение.
8, 9. И вот, когда я сошёл с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моём.	Избыточное “вдруг” в одной фразе как необъяснимая смена душевного состояния взрослого героя.

По ходу наблюдений учителем делаются комментарии, расширяющие контекст восприятия рассказа. Первый сюжетный переход связан с мотивом святых воспоминаний, пронизывающих судьбу самого Достоевского. В «Дневнике писателя» (1877) встречается характерное признание: “Без святого и драгоценного, унесённого в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек. Воспоминания эти могут быть даже тяжёлые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души”. О подобных горьких воспоминаниях говорил Достоевский на похоронах Н.А. Некрасова, убеждённый в том, что у поэта “ было раненное в самом начале жизни сердце, и эта-то никогда не заживавшая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии его на всю потом жизнь”. О спасительной силе детских воспоминаний произносит речь Алёша Карамазов на могиле Илюшечки в финальной сцене «Братьев Карамазовых». Всё сказанное им есть сокровенные мысли автора: “Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохранённое с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть... Мало того, может быть именно это воспоминание одно… от великого зла удержит…” Чем же напиталось, наполнилось сердце барчонка?

То воспоминание, которое стало основой рассказа «Мужик Марей», окрашено в светлые тона “самого первого детства”. Внимание сосредоточено на пейзаже, столь редком на страницах книг писателя. Взгляд обращён на разнообразие жизни земли, где в густых зарослях орешника снуют букашки, жучки, ящерицы и змейки. Живое дыхание почвы отзывается запахами ягод и грибов, деревенского березняка и “столь любимым мною сырым запахом перетлевших листьев”.

Говоря о Достоевском, мы должны иметь в виду то значение, которое он придавал нерасторжимой связи человека со своей матерью-землёй, и те призывы вернуться к “своей почве”, к народным, национальным началам, с которыми он выступал в своих публикациях. В рассказе один человек пашет землю, другой её изучает. Каждый занят своим делом, однако юному “естествоиспытателю”, стегающему лягушек, вскоре предстоит покинуть деревню и скучать за французскими уроками. Достоевский лично выстрадал судьбу русских скитальцев, русских европейцев, оторвавшихся от родной почвы, заплутавших в лабиринтах человеколюбивых идей. Герой-повествователь отождествляется с автором и сюжетно, и концептуально. Сильное и цельное впечатление детства героя-мальчика (в 9 лет) вновь переживается героем-повествователем (в 29 лет) и воплощается в художественную картину автором (в 55 лет). На сюжет детских воспоминаний наслаивается опыт каторги, который преобразуется в авторском восприятии в символичную картину собственной судьбы. Всё вышесказанное позволяет нам в конкретных сценах видеть обобщённые образы.

Поэтому второе “вдруг”, сигнализирующее о внезапной опасности, позволяет нам увидеть сближение барчонка и мужика как символическое. О необходимости такого сближения интеллигенции с народом не раз писал в «Дневнике» Достоевский: “Действие может быть чрезвычайно важное по последствиям… Я про духовное лишь слияние говорю... ибо оно страшно поможет всему, всё переродит вновь, новую идею даст. Светлая, свежая молодёжь наша, думаю я, тотчас же и прежде всех отдаст своё сердце народу и поймёт его духовно впервые” (1877). Учителю вовсе не обязательно обрушивать на головы десятиклассников эти и подобные им цитаты и подтексты, всё зависит от конкретного класса. Важнее на одном каком-то примере дать почувствовать открывающие­ся глубины смыслов.

Предложим ученикам задуматься над третьим “вдруг”. Почему сказано “вдруг погладил”? Это движение, неожиданное для мальчика или нехарактерное для мужика? Может, автор хочет столь знаковым для него словом “вдруг” заострить наше внимание на жесте мужика? Ведь это единственное “вдруг”, связанное с Мареем, все остальные касаются происходящего с героем-повествователем! В истории встречи это центральное “вдруг”, вокруг которого зеркально отражаются сюжетные переходы и смены душевного состояния мальчика. Схематично картина выглядит так (см. внизу).

1. каторга — детство (настоящее — прошлое)

2. “вне себя от испуга” из-за волка

3. “вдруг погладил меня по щеке”

4. “тут испуг соскочил совсем” благодаря собаке Волчку

5. детство — каторга (прошлое — настоящее)

Именно после общения с мужиком изменяется душевное состояние мальчика. Перемена это носит контрастный характер, подчёркнутый оппозицией “волк” — “Волчок”, хищник — дворовый пёс, испуг — ободрение. Следовательно, особая значимость происходящего именно в момент встречи не вызывает сомнения. Запомним это наблюдение.

И обратим внимание на важное сходство.

Ласковый мужик, зовущий под своё благословение… Волк Пугачёв, милующий Петрушу Гринёва. Архип-кузнец, со злобной улыбкой взирающий на пожар и спасающий не людей, а кошку… Мужик Марей, по-матерински нежно утешающий барчонка, и его односельчане, зверски убивающие барина — отца (Фёдору Достоевскому было восемнадцать лет, когда случилась, по одной из версий, эта трагедия)5. Неожиданность проявления добра в невежественно-грубом простолюдине. Только Бог видит, каким может быть сердце человека…

Но в остроге “глубокое и просвещённое человеческое чувство”, проявленное крепостным, вдруг открылось во всей красоте исстрадавшейся душе героя и преобразило её. Это-то чудо преображения и знаменует двойное употребление “вдруг” в последнем абзаце. Хронотоп Пасхи, заданный в рассказе, определяет религиозный характер нравственного обновления. Духовное прозрение (“я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом”) и душевное исцеление (“исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моём”) стали важной вехой не только в судьбе повествователя, но и в судьбе писателя. “Может быть, там, наверху, т.е. Самому Высшему, нужно было меня привести на каторгу, чтобы я там… узнал самое главное, без чего нельзя жить… и чтобы это самое главное я… другим сообщил…”6 (Ф.М. Достоевский).

Завершением работы со словом “вдруг” и финалом первого урока становится вывод о главном событии рассказа, связанном с духовным воскресением героя-повествователя.

В начале второго урока, ещё раз озвучив этот вывод, зададимся вопросом: почему рассказ о преображении души героя-повествователя назван «Мужик Марей»?

Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к композиции рассказа, в абзацном членении которого чётко выделены главные микротемы. Попросим учеников определить, какая тема задаётся в каждом абзаце, дав им время на работу с текстом и в тетради. Их наблюдения не всегда точны, но в процессе беседы общими усилиями мы можем прийти к определённым выводам.

I. Вступление. Определение темы рассказа — о народе.

II. Каторга. Описание пьяного разгула каторжников и собственного состояния.

III. Воспоминания детства. Живой интерес к жизни природы.

IV. Воспоминания детства. Встреча с мужиком Мареем.

V. Воспоминания детства. Понимание мужика.

VI. Каторга. Собственное преображение. Понимание народа.

Первый абзац является своеобразным переходом от статьи к рассказу, от “трактата о народе” к живому свидетельству. Достоевский часто упрекал “любителей народа” (статья и называлась «О любви к народу. Необходимый контракт с народом») в незнании его истинной жизни, сам же считал свой каторжный опыт бесценным, дающим право говорить о понимании народной души, “…потому что я видел народ наш и знаю его, жил с ним довольно лет, ел с ним, спал с ним и сам к «злодеям причтён был», работал с ним настоящей мозольной работой…” («Дневник писателя», 1880).

Живая, но изуродованная душа народа и показана во всём безобразии во втором абзаце. Светлый праздник Пасхи оттого и отзывается мраком души, что у героя истерзано до болезни сердце от вида пьяного народного разгула. Одиночество героя объясняется не только невыносимостью и отвратительностью происходящего, но и убеждённостью самого автора в существовании пропасти между высшим сословием и простым народом, о чём он неоднократно свидетельствует на страницах «Записок из Мёртвого дома». Недаром возникающие в рассказе персонажи — татарин Газин и поляк — встречаются в «Мёртвом доме».

О Газине в «Записках» мы читаем: “Этот Газин был ужасное существо. Он производил на всех страшное, мучительное впечатление… Мне иногда представлялось, что я вижу перед собой огромного, исполинского паука, с человека величиною. Он был татарин; ужасно силён, сильнее всех в остроге; росту выше среднего, сложения геркулесовского, с безобразной, непропорционально огромной головой; ходил сутуловато, смотрел исподлобья… Рассказывали тоже про него, что он любил прежде резать маленьких детей, единственно из удовольствия: заведёт ребёнка куда-нибудь в удобное место; сначала напугает его, измучает и, уже вполне насладившись ужасом и трепетом бедной маленькой жертвы, зарежет её тихо, медленно, с наслаждением. Всё это, может быть, и выдумывали, вследствие тяжёлого впечатления, которое производил собою на всех Газин, но все эти выдумки как-то шли к нему, были к лицу”. Далее описывается, что происходило с арестантом, когда он в год раза два напивался пьяным. В рассказ вошла лишь часть впечатлений, касающаяся физической мощи героя и жестокости его усмирения. Тема же возможного насилия Газина над детьми в контексте главных событий рассказа (Марей подбадривает ребёнка и этим спасает взрослого) не могла прозвучать, иначе автор, подобно Алёше Карамазову, такого мерзавца не пожалел бы. Однако противопоставление Газин–Марей уместно, но не в оппозиции “мучитель–спаситель”, а как полярное проявление силы: злой, разрушительной и доброй, исцеляющей. Зверское избиение Газина “шестью здоровыми мужиками” красноречиво дорисовывает безобразную картину пьяного разгула, создавая отрицательный портрет народа, “с клеймами на лице и хмельного”. В статье, предшествующей рассказу, писатель настаивает: “А ведь не все же и в народе — мерзавцы, есть прямо святые, да ещё какие: сами светят и всем нам путь освещают!” Таким положительным полюсом и станет история с Мареем. Двойственное изображение национального характера — устойчивый приём и у Ф.М. Достоевского (два Миколки), и у Л.Н. Толстого (Платон Каратаев — Тихон Щербатый). Грубости, зверскому невежеству противопоставлена женственная нежность. Зло борется с добром в сердце народном.

Встреча героя с поляком происходит тогда, когда “в сердце моём загорелась злоба”. “Каторжные страшно не любили поляков, даже больше, чем ссыльных из русских дворян. Поляки (я говорю об одних политических преступниках) были с ними как-то утончённо, обидно вежливы, крайне несообщительны и никак не могли скрыть перед арестантами своего к ним отвращения, а те понимали это очень хорошо и платили той же монетою” («Записки из Мёртвого дома»). Герой-дворянин и поляк равно далеки от народа, для обоих мучителен пьяный разгул, но сходное чувство злой ненависти их не сближает, каждый одиноко переживает “праздник”, а сказанные по-французски слова поляка мешают “мечтать и думать”, мешают почувствовать тихую радость светлого дня.

Освобождение от мрачного взгляда на мир и на человека, как мы уже видели, наступает после благодатного воспоминания (третий, четвёртый, пятый абзацы). Какой же силы и глубины должен был быть переворот в душе, чтобы увидеть Марея в “обритом и шельмованном мужике”! Возникновение поляка в самом финале (шестой абзац) подчёркивает уникальность русского опыта, обладающего таким бесценным сокровищем, как народная вера. Ибо сияющий светлой любовью взгляд мужика и стал олицетворением Христовой веры, коснувшейся теперь и сердца героя-повествователя.

Новая схема помогает увидеть взаимосвязь всех фрагментов рассказа (см. внизу).

Композиция рассказа

1. Вступление. Определение тематики: о народе
2. Каторга: состояние народной души; “всё это до болезни истерзало меня”	3, 4, 5. Воспоминание: целительное воздействие мужика	6. Каторга: понимание народной души; “пошёл, вглядываясь в лица”

В зависимости от подготовленности класса можно предложить прокомментировать её, внося возможные коррективы.

Как видим, композиция подсказывает нам, что на первое место в рассказе выходит именно тема народа, вглядывание в самое сердце народной души, воплощённой в Марее. Сердцевина рассказа опять обращена к образу крепостного крестьянина. Мы ранее уже отмечали особую значимость происходящего в сцене встречи. Сюжетный и смысловой центры совпадают.

Только теперь внимательнее вглядимся в образ Марея. Попробуем увидеть то сокровенное, что воплощено в этом герое.

Первое упоминание о Марее — “одиноко пашет мужик”, “пашет круто в гору и лошадь идёт трудно”. Картина нелёгкого труда, переданная глаголами настоящего времени, создаёт впечатление всегда работающего народа: “Я почти всех наших мужиков знаю, но не знаю, который это теперь пашет, да мне и всё равно…”

Русская литература в лице Некрасова, Толстого, Салтыкова-Щедрина всегда призывала уважать крестьянский труд. Тяжесть крестьянского труда нашла отражение как в былинных формах древности (соху Микулы Селяниновича не могут сдвинуть тридцать богатырей), так и в современном языке, описывающем работу до седьмого пота как “пахоту”. (“Пахать — работать много и на совесть” как переносное значение даёт Толковый словарь С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой.)

В сказке Салтыкова-Щедрина «Коняга» (1885) народная работа увидена в аллегорических образах: “Из века в век цепенеет грозная, неподвижная громада полей, словно силу сказочную в плену у себя сторожит. Кто освободит эту силу из плена? кто вызовет её на свет? Двум существам выпала на долю эта задача: мужику да Коняге. И оба от рождения до могилы над этой задачей бьются, пот проливают кровавый…” Только вот Щедрин осудил изнурительный, сродни каторжному труд Коняги и восторги пустоплясов, по сути возражая Достоевскому и славянофилам в их стремлении увидеть спасительное значение труда для нравственного здоровья крестьян. Однако важно понять, что Марей добр и отзывчив вопреки тяжёлым обстоятельствам его крепостного существования. “Главная же школа христианства, которую прошёл он, это — века бесчисленных и бесконечных страданий, им вынесенных в свою историю, когда он, оставленный всеми, попранный всеми, работающий на всех и на вся, оставался лишь с одним Христом-утешителем, которого и принял тогда в свою душу навеки и который за то спас от отчаяния его душу!” («Дневник писателя», 1880).

Словосочетание “пашущий мужик” сродни исполненному предназначению: крестьянин призван трудиться на земле. Достоевский же смотрит глубже: “Он назвал себя крестьянином, т.е. христианином, и тут не одно только слово, тут идея на всё его будущее” («Дневник писателя», 1880). Заострим внимание учащихся на формуле Достоевского “крестьянин = христианин”. Как они понимают мысль писателя? Как этимология слова “крестьянин” помогает увидеть эту связь?7 Как проявляется в рассказе то обстоятельство, что Марей — крещёный, то есть христианин?

Мы уже не раз убеждались, что в тексте Достоевского за конкретным образом может прочитываться символическое значение. Вся предшествующая работа по анализу текста поможет десятиклассникам увидеть сакральность действий, совершаемых Мареем над мальчиком: “Христос с тобой, окстись. — Но я не крестился… — Христос с тобой, ну ступай, — и он перекрестил меня рукой и сам перекрестился”. Сам Достоевский, говоря о народе, свидетельствует: “...от него я принял вновь в мою душу Христа, которого узнал в родительском доме ещё ребёнком и которого утратил было, когда преобразился в свою очередь в «европейского либерала»”. И если вспомнить, что Марей коснулся своим, запачканным в земле пальцем уст будущего писателя, то религиозно-мистический смысл жеста не вызывает сомнений.

Мы убедились и в том, насколько целительным оказалось воздействие Марея на героя. Какая же духовная сила заключалась в мужиковском благословении! Откуда она в крепостном мужике? “Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что ещё удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа” («Дневник писателя», 1876).

Красота образа… Как десятиклассники понимают эти слова? В портрете Марея нет никаких выразительных деталей, которые бы подчёркивали особенности его внешности: “мужик лет пятидесяти, плотный, довольно рослый, с сильною проседью в тёмно-русой окладистой бороде”. Скорее всего они заговорят о красоте души — и будут правы. Только слово “красота” настолько важное для Достоевского, что требуется учительский комментарий. Повсеместно цитируемое изречение “Красота спасёт мир” возникает сегодня в самых неожиданных рекламных контекстах, становится расхожей истиной. И пусть ученики имеют в виду тот смысл, который вкладывал сам писатель в понятие красоты: это прежде всего образ Божий в человеке.

Сохранить красоту образа — это сохранить идеал Христа в своём сердце. Народ русский, по убеждению писателя, хотя “грешит и пакостится ежедневно, но в лучшие минуты, во Христовы минуты, он никогда в правде не ошибётся. То именно и важно, во что народ верит как в свою правду, в чём её полагает, как её представляет себе, что ставит своим лучшим желанием, что возлюбил, чего просит у Бога, о чём молитвенно плачет. А идеал народа — Христос. А с Христом, конечно, и просвещение, и в высшие, роковые минуты свои народ наш всегда решает и решал всякое общее, всенародное дело своё всегда по-христиански” («Дневник писателя», 1880). В рассказе именно в этом значении упоминается мысль о высоком образовании народа нашего и отмечается глубина просвещённого человеческого чувства простого мужика. Упоминание имени Константина Аксакова тому подтверждение. Здесь же источник почвенничества Достоевского, его веры в народ. С трибуны «Дневника» Достоевский спорит с теми либералами, “просвещёнными европейцами”, которые видели в народе лишь звериный образ, уверенные в развращённом влиянии веков рабства на его душу и сознание. Несвобода крепостного Марея, как мы видим в рассказе, не охладила порывов его сердца. Но и сердце героя-повествователя отозвалось на зов Христовой правды в условиях каторги, той же несвободы! Мужика и дворянина сближают мучительные обстоятельства жизни, которые они преодолевают. Так страдание сближает человека со Христом, ибо Бог с теми, кто страдает.

Как в Марее проявляется образ Божий? Пусть ученики вновь перечитают те строки, в которых отражена любовь к ближнему. Почему именно нежная, материнская улыбка врезалась в память героя? Не странно ли сочетание нежности, материнской ласки с тёмно-русой окладистой бородой? Есть во всех этих характеристиках какая-то загадка, разрешить которую поможет имя героя.

Автор намеренно акцентирует наше внимание на имени — “не знаю, есть ли такое, но его все звали Мареем”. В действительности, как мы узнаём из примечаний, среди крепостных, принадлежавших Достоевским, крестьянина с таким именем не было. Само же имя Марей является просторечной формой от имени Марий, женское имя — Мария, для христиан — имя Богородицы.

Попробуем соединить имя и “материнскую улыбку”, пашущего мужика и христианина воедино, воспользовавшись символами народной поэтики. Образ матери святой земли, исцеляющей и спасающей своих детушек, дорог русскому человеку. Но православное народное сознание неразрывно связывает два образа: “Богородица — Великая Мать сыра земля есть”. (Так и учит старица Марью Тимофеевну Лебядкину в романе «Бесы».)

Значит, в сцене с Мареем образ земли-кормилицы таинственно преобразуется в Силу благословляющую и исцеляющую. Олицетворением любви христианской (= крестьянской), неразрывно с землёю связанной, в народном сердце живущей, и становится образ мужика Марея.

“Я желал бы только, чтоб поняли беспристрастно, что я лишь за народ стою прежде всего, в его душу, в его великие силы, которых никто ещё из нас не знает во всём объёме и величии их, — как в святыню верую, главное, в спасительное их назначение, в великий народный охранительный и зиждительный дух, и жажду лишь одного: да узрят их все. Только что узрят, тотчас же начнут понимать и всё остальное” («Дневник писателя», 1881).

Вот мы и приблизились в финале урока к тайне Марея, ставшего для писателя своеобразным символом веры, научившего “смотреть на несчастных совсем другим взглядом”, определившего главные принципы творчества. Заключительные фразы рассказа: “Встретил я в тот же вечер ещё раз и М-цкого. Несчастный! У него-то уж не могло быть воспоминаний ни об каких Мареях и никакого другого взгляда на этих людей, кроме «Je hais ces brigands!». Нет, эти поляки вынесли тогда более нашего!” — свидетельствуют не только о всепонимающем сострадании автора, но и напоминают, что сердце наше может наполниться как злобой и ненавистью, так и “почти женственною нежностью”. “Основная тайна человека в том и состоит, по Достоевскому, что… он неизменно и непобедимо стоит всегда перед дилеммой добра и зла, от которой он не может никуда уйти: кто не идёт путём добра, тот необходимо становится на путь зла”8 (В.Зеньковский).

Сам писатель не уставал напоминать в своих произведениях, что “люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей… Главное — люби других как себя, вот что главное…” («Сон смешного человека»).

Необходимые пояснения

Обычно на изучение биографии писателя отводится два часа. Современные информационные источники (учебники, справочники, Интернет) дают учащимся увлекательную возможность самостоятельно познакомиться с событийной канвой жизни и творчества писателя. Изучение биографии и письменный ответ в тетради на вопрос “Какие события в жизни писателя вы считаете важнейшими?” станут предварительным домашним заданием перед первым уроком. Знание биографии писателя поможет ученикам увидеть автобиографичность рассказа.

Следующий урок можно посвятить просмотру мультфильма «Сон смешного человека» режиссёра А.Петрова. Прекрасная работа мультипликатора поможет восприятию сложного рассказа и облегчит его домашнее прочтение. В качестве письменного задания попросим выписать дома те размышления героя, которые созвучны, по мнению ребят, автору. Два произведения, опубликованные в «Дневнике писателя», дают представление об особенностях художественного мира Достоевского: видение и отображение духовной жизни человека. Темы грехопадения и покаяния, духовной смерти и воскресения, двойственности человеческой души, отпадения от Бога и обретения веры становятся сквозными не только в этих рассказах, но и в романе «Преступление и наказание». Малая жанровая форма позволяет более детально изучить смысловую напряжённость авторского текста и в конкретных образах увидеть столь непростые для ученического восприятия идеи почвенничества, утопии земного рая, богочеловечества, а главное — подготовить десятиклассников к осмыслению тех религиозных вопросов, вне которых нет Достоевского.

Примечания

1 Текст рассказа вы найдёте в качестве приложения к интернет-версии статьи. — Прим. ред.

2 “Встретиться — это значит встретиться навсегда, встреча — значит встретиться на такой глубине, где два бытия уже переплетутся в общую ответственность, этого не забыть, от этого не уйти”, — поясняет митрополит Антоний Сурожский в проповеди «О встрече и о вере» (1973).

3 Статьи Л.Гроссмана «Вдруг у Достоевского», В.Шкловского «Вдруг Достоевского», работы В.Н. Топорова, интернет-статья Н.Жернаковой «Мужик Марей Достоевского».

4 Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в ХVII–ХХ веках. М., 2003. С. 343.

5 Мочульский К.В. Достоевский. Жизнь и творчество. М.: Республика, 1995. С. 221.

6 Цит. по: Фудель С.И. Наследство Достоевского. М.: Русский путь, 1998. С. 83.

7 Крестьянин — крещёный человек (Толковый словарь В.Даля). Заимствовано из греческого, где christianos означает “христианин”. Под воздействием слова “крест” обрело свою сегодняшнюю форму. Со временем изменилось и значение, придя к сегодняшнему — “сельский житель, занятый главным образом землепашеством” (Этимологический словарь Крылова).

8 Зеньковский В.В. История русской философии. Л.: ЭГО, 1991. Т. 1. Ч. 2. С. 231.