Кто как пишет?

На экзамене по методике преподавания литературы мне достался, помнится, вопрос про то, как обучать сочинению. Принимал экзамен самый крупный по тем временам специалист, который разрабатывал “ту самую” систему: определить главную мысль, составить план… опорные слова, “правильные” формулировки, вступление, заключение…

— Так учить нельзя, — сказала я ему (и не важно, что поставит, поскольку — дело принципа). — Нормальный человек вот так писать не может.

Он посмотрел на меня сквозь очки и спросил озадаченно:

— А как же ещё можно писать?

Тут я, конечно, поняла всю неуместность своего наскока. Уж если человек вообще не знает, что такое писать, то и говорить с ним об этом бесполезно. Его можно только пожалеть. Странно это, конечно (думала я с молодой беспощадностью), — всё равно как если бы слепой учил зрячих живописи…

Если бы мне теперь снова пришлось сдавать тот экзамен, я бы отвечала иначе:

— Есть два способа писать. Они свойственны разным людям. И учить им нужно по-разному.

С этим сталкиваются не только словесники. Та же проблема, например, у музыкантов: есть дети “слухие” и есть “бесслухие”. Петь нужно с теми и с другими — но по-разному. И физкультурой с увальнями и спортсменами хорошо бы заниматься по разным программам и методикам. И физике девочек-гуманитариев нужно учить совсем не так, как мальчиков-технарей. Насколько лучше бы жилось нашим детям, если бы школа снизошла наконец к разнообразию их талантов и перестала гонять всех одним строем…

Так вот, есть дети “пишущие” и “не очень”. Для пишущих все эти планы и вступления — разрушение чуда и посягательство на их глубоко личное, совершенно неприкосновенное пространство. Для “не очень” писать — тяжёлая, неинтересная, мучительная работа. И любой “костыль” — планы, опорные слова и прочее — для них действительно полезное подспорье.

Пишущий пишет и как слышит, и как дышит, и словно идёт во сне по карнизу седьмого этажа (это Фет написал, что именно седьмого, — ему виднее). Как истинный поэт, пишущий никогда не знает, какая мысль висит на кончике его пера (или что там у него в руке?). Он сам её увидит лишь тогда, когда закончится сомнамбулический процесс писания. Какие уж тут планы?.. А “непишущий” тоскливо смотрит в список тем и заявляет: “Я не знаю, что писать…”

Тех и других надо учить и творчеству, и ремеслу создания толковых текстов. Вопрос лишь в одном — как? Пишущему надо сначала выплеснуть на бумагу непредсказуемый “поток сознания”, а уж потом наводить в нём порядок (превращать хаос в космос с помощью того же плана). И учить его нужно как раз наведению порядка, потому что пишущие подобны Татьяне Лариной: “Кончаю, страшно перечесть…” “Непишущему” план нужен изначально, чтобы он понял, “что писать”.

Начиная работать с классом, мы не знаем, кто тут пишущий, а кто — не очень. И сами дети (особенно младшие) часто тоже этого про себя не знают. Не раз и не два я получала вдруг великолепные сочинения, загнав в угол злостного “отлынщика” от всяких письменных работ. Вызывала после уроков, усаживала перед собой с листом бумаги — и слышала потом смущённо-оправдательное: “Я же не знал, что я могу… вот так…. Что это здорово…”

Возможно, пишущих детей гораздо больше, чем мы думаем (вот и музыканты говорят, что слух есть у всех…). Но для того чтобы они осознали в себе эту способность, вначале надо сделать так, чтобы их руки сами тянулись к перу, перо — к бумаге… Иначе говоря, надо искать и придумывать темы, которые провоцировали бы на высказывание — живое, нерасчётливое, взахлёб… Формулировка темы стоит иной раз создания стихов. Однако списочек “беспроигрышных” тем, боюсь, составить не удастся. Такие темы появляются “здесь и сейчас” — для конкретных детей с их интересами и настроениями (в первую очередь это касается тем для “развития речи”, но не только). Зато они неиссякаемы. Кто-то про первый снег напишет, кто-то про трамвай (самый волшебный на свете транспорт), кто-то про “свободу бить посуду”… Главное, чтобы всё это задевало писательские струны в детских душах. И пока можно, пока есть ещё время до выпуска, надо постараться воспитать что-то вроде любви к писательству. Любят же рисовать практически все дети, хотя “в художники” идут потом единицы… И петь все любят, даже самые “бесслухие”. Между прочим, и к пению, и к рисованию школа (хотя бы и начальная) старается приобщать всех, невзирая на изначальное неравенство способностей. Хорошо бы, чтобы все вот так же любили и писать и чтобы мы могли не карать за отсутствие серьёзного писательского дарования.

Горе лишь в том, что для “итоговой аттестации” подобный подход к делу совершенно не годится. На экзамене и пишущие, и непишущие должны создать разумный и сдержанный текст. Вступление — заключение — основная мысль… Одно дело — учить писать, другое — учить писать по правилам. Но об этом в другой раз.