Листки календаря
Февраль. Достать стихи — и плакать!
Самые знаменитые слова о феврале принадлежат человеку, чей день рождения по старому стилю приходится на самый конец января (29-е или 30-е). И только в поздней юности своей, когда страна перешла на григорианский календарь, он стал “февральцем”. Борис Пастернак... 10 февраля 2010 года ему исполняется 120 лет.
Стихотворение о феврале вошло в первую публикацию стихов Пастернака (в 1913 году) — оно стояло третьим по счёту из пяти. Потом именно с него начинал Пастернак в своих сборниках раздел «Начальная пора». Есть что-то мистическое в связи поэта с месяцем, который сначала стал символом его поэтического рождения, а потом неожиданно оказался связан и с рождением собственно биографическим.
“Чем случайней, тем вернее” — таков поэтический закон бытия, сформулированный Пастернаком в своём раннем стихотворении. Поэтому не просто случайность стоит видеть в том, что день рождения Пастернака совпадает с днём памяти Пушкина. Перекличка их голосов на воздушных путях русской поэзии — одна из самых интересных.
Самое главное их свойство — ощущать жизнь как дар, доверяться её полноте и осмысленности, не терять чувства гармонии. Времена выпали им крутые, но оба сохранили способность жить не только своим временем (“Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?” — так и хочется изумлённо воскликнуть, путешествуя по страницам их книг). Оба — заложники вечности в плену своего века. Оба животворят и питают наш язык.
Не об этом ли ощущении древнего, довременного, мифологического родства говорят вдохновенно-экстатические стихи Пастернака, которые мы печатаем чуть ниже?
Февраль. Достать стихи — и читать. Взахлёб, навзрыд, про себя, вслух, родным, друзьям, ученикам… Самое поэтическое время.
Скала и шторм. Скала и плащ и шляпа. Скала и — Пушкин. Тот, кто и сейчас, Закрыв глаза, стоит и видит в сфинксе Не нашу дичь: не домыслы в тупик Поставленного грека, не загадку, Но предка: плоскогубого хамита, Как оспу, перенёсшего пески, Изрытого, как оспою, пустыней, И больше ничего. Скала и шторм. В осатаненьи льющееся пиво С усов обрывов, мысов, скал и кос, Мелей и миль. И гул, и полыханье Окаченной луной, как из лохани, Пучины. Шум и чад и шторм взасос. Светло как днём. Их озаряет пена. От этой точки глаз нельзя отвлечь. Прибой на сфинкса не жалеет свеч И заменяет свежими мгновенно. Скала и шторм. Скала и плащ и шляпа. На сфинксовых губах — солёный вкус Туманностей. Песок кругом заляпан Сырыми поцелуями медуз. Он чешуи не знает на сиренах, И может ли поверить в рыбий хвост Тот, кто хоть раз с их чашечек коленных Пил бившийся как óб лед отблеск звёзд? Скала и шторм и — скрытый ото всех Нескромных — самый странный, самый тихий, Играющий с эпохи Псамметиха Углами скул пустыни детский смех... |