Конец петербургской сказки

С первой же строфы поэт вводит в стихотворение антитезу, сталкивая высокое и низкое. После прочтения первых строк в нашем сознании всплывают пушкинские строки, открывающие поэму «Медный Всадник»:

На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел.
.............................
И думал он:
...............................
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.

Маяковский практически повторяет эти строки:

Стоит император Пётр Великий,
думает:
“Запирую на просторе я!”

Но торжественное звучание пушкинского стиха заменяется разговорными интонациями. Впрочем, цель Маяковского — не спародировать Пушкина, а, вызвав в сознании читателя образ, им созданный, показать, как время этот образ трансформировало — исказило замысел Петра; показать, как буржуа начала XX века мог бы воспроизвести пушкинскую поэму.

Фантастическое вводится в текст с первых же двух строк: поэт открывает стихотворение грамматической основой стоит император, хотя речь в дальнейшем пойдёт об ожившем Медном всаднике, разделившемся на составляющие его части — Петра, коня и змея. Добавим, что в Петербурге в 1916 году было только два конных памятника Петру (Фальконе и Растрелли), поэтому читатель сразу же “спотыкается” о первую фразу. Форма настоящего времени глагола несовершенного вида показывает, что действие длится, неизвестно когда начавшись, может быть, от того момента, как Пушкин написал первые строки «Медного Всадника»: стоял и теперь стоит; думал и теперь всё ещё думает. Разгадка заключается в том, что Маяковский имеет в виду именно памятник, который ставят кому-либо, но при этом сжимает предложение, опуская всё второстепенное, и тем самым создаёт олицетворение, которое усиливается вторым сказуемым, вынесенным в отдельную строку в силу его смысловой важности, — думает.

Имя императора дано в сопровождении не номера (Первый), а эпитета, которым наделили царя современники и историки, — Великий. Это важная деталь: прозвание Петра вызывает самые разные ассоциации — с его деяниями и с его ростом. У прямой речи, выражающей мысли Петра Великого, несколько функций: с одной стороны, вызывая реминисценции с пушкинским текстом, прямая речь создаёт торжественное настроение и передаёт масштабность деятельности императора, с другой — акцентация сказуемого запирую (вместо пушкинского запируем) и введение подлежащего я придают тексту эгоистическое, а потому и ироническое звучание. Смысл иронии раскроется в дальнейшем, но мы отметим, что мысли Петра о пире перекликаются с тем, что происходит рядом с ним. В пушкинском тексте глагол запируем имеет переносное значение. Замысел царя о всемирном пире, который даст новая Россия, спародирован историей: буржуа пируют вовсю (прямое значение слова), вся их жизнь превращена в поглощение пищи и спиртных напитков. Контраст между намерениями Петра и их реализацией выражает в строфе противительный союз а:

а рядом…

Великие замыслы обернулись великой жратвой. Поэзии не место в этом городе, и сам текст внушает эту мысль читателю: Маяковский намеренно вводит в поэтический текст разговорную, даже грубую лексику и лишает его ясной, угадываемой ритмичности. Дело в том, что стихо­творение написано акцентным стихом, но в каждой строфе количество ударных слогов в строчках варьируется от четырёх до двух. Отдельные слова образуют строки, выпирают из текста: в строфах оказывается от шести до девяти строк. Кажется, что и рифма, которая в классическом стихе крепит строфы в единое целое, почти изгнана и случайна. Однако если записать строки без лесенки, то окажется, что рифма никуда не делась, и она действительно не даёт строкам распасться, например:

Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то рассеянный бросил: “Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.

Этот принцип нарушается только во второй строфе, в которой мы найдём только пару рифмующихся слов: снят — Сенат.

Эти приёмы депоэтизации поэтического текста нужны Маяковскому, чтобы донести до читателя свой замысел: в граде Петра царствует пошлость! Так сама форма становится содержательной.

Во второй строфе Маяковский излагает мотив, заставивший Петра покинуть постамент, — это зависть. Сияние гостиницы, движение вокруг её огней привлекает внимание царя, поддающегося на петербургский обман. “Весёлый царь” не прочь повеселиться! Но поэт подчёркивает, что трое медных сознают, что нарушают правила, что им не положено двигаться, что их действия могут вызвать переполох в Сенате. Внутренний конфликт обозначен. Пётр впервые действует не так, как всегда: он таится, скрывается, а ведь при жизни всё было подчинено его воле! И этот факт создаёт в тексте комический эффект. Троица напоминает преступников, отправляющихся на дело. Но эта строфа вызывает и грусть, и не только тем, что император вынужден скрывать свою способность к передвижению, но и тем, что никому в голову не приходит: он всё видит, слышит, на всё реагирует.

В третьей строфе комический эффект нарастает. Он вызван несоответствием реакций прохожих на то, что происходит. Опасения Петра оказались напрасными: никто не замечает, что перед ними медные фигуры, ведущие себя как живые. Страх Петра спугнуть Сенат оказался беспочвенным: чтобы испугаться, нужно заметить! Петра не узнают в Петербурге: швейцар в поклоне не уменьшил рост. Маяковский усиливает абсурдность ситуации, доводя её до гротеска:

Кто-то
рассеянный
бросил:
“Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.

Никого не смущает и то, что в ресторан вместе с медным Петром входит медный конь и вползает медный змей.

Что же должно произойти, чтобы люди оторвались от своего обеда? Пятая строфа отвечает на этот естественно возникающий вопрос. Но ответ не может удовлетворить ни читателя, ни автора, он вызывает не только смех, но и гнев. Пошлое чувство превосходства над себе подобными пробуждает толпу. Обратим внимание, что Маяковский выбирает именно слово толпа. Оно несёт значение спаянности, единства, полного отсутствия индивидуальных чувств и мыслей — это монолит. Насмешки над лошадью, перепутавшей соломинки для коктейлей с соломой, нелепы сами по себе: лошадь не должна в этом разбираться! Тем более медная! Но этот поступок медного коня и является недопустимым для буржуа: деревне не место в «Астории». Так никто и не узнал императора, не поразился тому, что в ресторан зашёл оживший Пётр в сопровождении коня и змея. То, что действительно фантастично, в Петербурге остаётся незамеченным! Вот что в стихотворении самое невероятное. Этот мир не способен удивляться; сказку, вымысел вытеснил обед, радость чуда здесь заменило презрение к не таким, как все; уважение к величию погребено под самодовольством.

Две финальные строфы — развязка и свое­образный эпилог — наполнены отчаяньем автора и стыдом его героев, а по Петербургу проносится гиканье толпы, легко победившей Петра, сломившей его величие.

В последней строфе сжатое сравнение Пётр — узник выражает сочувствие поэта. Мы видим его печальную улыбку, потому что комизм произошедшего не отменяется: смешна слабость всесильного некогда царя, гнусны люди, переставшие удивляться чудесам, разучившиеся сочинять сказки. Смешно, когда великие замыслы искажаются до неузнаваемости. Смешно — и одно­временно горько.

Вопросы и задания для наблюдений

• Перечитайте стихотворение. Каков его пафос?
  
• Найдите в тексте стихотворения примеры словотворчества Маяковского. Определите лексическое значение этих слов, словосочетаний и тропов. С какой целью употребляет их поэт? Как они помогают читателю понять авторское отношение к изображаемому?
  
• Что показалось вам самым странным в этой сказке?
  
• Что вызвало ваш смех? Как бы вы его охарактеризовали? Над кем и над чем смеётся поэт? Как окрашен его смех?
  
• Понаблюдайте за ритмикой, строфикой и рифмой стихотворения. Какие особенности вы заметили? Какую роль играют в стихотворении ритм и рифма?
  
• Какие антитезы есть в стихотворении? Как они помогают обнаружить авторскую позицию?
  
• Почему Маяковский называет стихотворение «Последней петербургской сказкой»?
  
• Опишите иллюстрации, которые вы бы сделали к этому стихотворению Маяковского. Как бы вы выразили в них иронию? Какие средства создания комического использовали бы?
  
• Сочините сказку о том, что бы могло случиться с ожившим Медным всадником сегодня.

Наша прогулка вокруг Медного всадника оказалась довольно продолжительной, но всё же не исчерпавшей тему. Вопросов оказывается больше, чем ответов. Что же такое душа города? Есть ли в любом городе нечто метафизическое, неизменное, постоянное? Или город — это только наше переживание, наше восприятие?

Задания, которые ученики выполняют после цикла прогулок к Медному всаднику

• Рассмотрите репродукции, на которых запечатлён Медный всадник. К каким произведениям они могли бы послужить иллюстрациями? Почему?
  
• В Петербурге есть три полнофигурных памятника Петру I — работы Растрелли, Фальконе и Шемякина. Какой из них ближе вашему представлению о Петре и его деяниях? Напишите сочинение об одном из этих памятников, соединив описание памятника с размышлениями о нём и толкованием замысла скульптора.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В.Маяковский

Последняя петербургская сказка

Стоит император Пётр Великий,
думает:
“Запирую на просторе я!” —
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».

Сияет гостиница,
за обедом обед она
даёт.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.

Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
“Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.

Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.

И только
когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
— Жуёт!
Не знает, зачем они.
Деревня!

Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.

И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймёт тоски Петра —
узника,
закованного в собственном городе.