Литература и филология

Продолжение. Начало см. в № 17–18.

Конспект урока начинается с темы (указанной в плане и удобной для перенесения в журнал). Можно и на доске её запечатлеть, и в тетрадях — по крайней мере, детям будет проще сориентироваться, если они пропустили начало урока мимо ушей (бывает…). Для нас же тема — это мера: что именно мы сможем уместить в “пакетик” объёмом в 45 минут? К тому же наш урок всегда в какой-то степени произведение словесного искусства, и некоторая “закруглённость” ему не повредит.

А если вы готовите своих детей к экзаменам, тему стоит на каждом уроке обыгрывать. “Чтобы вам, дорогие дети, зачли эссе в части «С», не забудьте, о чём там в теме спрашивалось. И проверяющему напомните — в конце (как Штирлиц — Мюллеру). А то ведь скажут: «Тема не раскрыта», — доказывай потом”. За год, глядишь, и самые бестолковые (то есть, простите, своеобразные) усвоят.

Впрочем, “тема урока” — пункт нейтральный и возражений обычно не вызывает. А вот “цели и задачи”… Можно подумать, “они” (наши начальники) не знают, что на уроках литературы мы каждый раз решаем с десяток (а то и больше) всяческих задач. Учим читать, писать, говорить, понимать сказанное и написанное, составлять план, использовать терминологию — да мало ли у нас забот? Речь развиваем, вкус воспитываем, кругозор расширяем, таланты ищем и лелеем… Неужели всё это записывать?

Хм… Поднимите руку, кто каждый раз записывает? Понятно. Достаточно того, что мы про свои “цели и задачи” помним — такое будет резюме.

Есть, впрочем, один “пункт”, который надо всё же обсудить, прежде чем перейти к другим вопросам. Если спросить себя, чему мы, собственно, должны в итоге научить, ответ получится неоднозначный. Точнее, это будут два ответа:

1) мы должны передать некую сумму объективных знаний из области литературы: знание текстов, дат, имён, событий, терминов, общепризнанных трактовок — словом, всего, что филология по поводу “программных” произведений накопила, как говорится, “на сегодняшний день”;

2) мы должны передать саму русскую литературу её законным наследникам; передать живой, личностно (то есть субъективно) воспринятой, любимой.

С одной стороны, надо пройти программу так, чтобы ребята на экзамене не провалились. С другой стороны — так, чтобы не убить саму литературу. И ещё неизвестно, какое преступление страшнее: подвести своих абитуриентов или добиться, чтобы следующее поколение выпускников навсегда (!) возненавидело своё великое наследие. Вполне реальная опасность, между прочим. Стоит затронуть эту тему в Интернете, как в ответ льётся столько боли, раздражения, обиды, просто ненависти — и в адрес нас, учителей, и в адрес нами же опороченных писателей. Чиновники об этом как-то в очередной раз не подумали, стараясь сделать наш предмет “научным” — то есть поддающимся формальному контролю. Но нам нельзя не думать.

Таким образом, мы каждый раз рискуем впасть в нежелательную крайность. Либо мы занимаемся, условно говоря, “филологией” — тогда мы поступаем в духе времени и нас за это могут даже похвалить. Но если в результате у детей возникнет отвращение к литературе — то лучше б мы и в класс не заходили. Либо мы всё-таки стараемся донести в первую очередь саму литературу — и рискуем “недодать” кое-какого “научного” материала, который (на беду) спросить гораздо проще, чем таинственное субъективное “понимание”. И этого мы тоже не имеем права себе позволить.

Значит, все силы, дарования и методические ухищрения придётся направлять на то, чтобы и конь, и лань дружно везли нашу телегу. Чтобы дети у нас любили и литературу, и филологию. Эта задача, в принципе, решается. Хотя совсем непросто, потому что дети считают книги личным достоянием (что совершенно справедливо) и своё мнение ставят гораздо выше любой научной теории. Больше того — искренне обижаются, когда между ними и книгой вдруг встаёт весь наш научный “понятийный аппарат”.

Начинающему учителю бывает горько с этим сталкиваться. Наверно, все мы (или почти все) первые несколько лет чувствуем себя больше филологами, чем учителями. И научить нам хочется именно филологии — такой красивой, стройной, интересной…

Но вы и сами знаете прекрасно: лет до четырнадцати (пока не сформировано абстрактное мышление) все наши красивые теории детям не в радость. Ребята в этом возрасте отзывчивы на сильные эмоции и яркие картины, героев книги и события запомнят на всю жизнь (если мы им не помешаем, а поможем), а вот идеи и понятия… Нет, кое-что мы всё равно должны освоить ещё в средней школе. Тут главное — не питать радужных надежд. Будьте готовы к тому, что в старших классах вам придётся заново учить своих детушек филологической премудрости — уже всерьёз и “окончательно”. Может быть, это и неплохо? Пусть убедятся: наша филология ничуть не менее красива, чем та же физика.