Сергей Бирюков: “Поэзия — это нарушение ожиданий”

— Сергей Евгеньевич! Это интервью будет опубликовано в номере, посвящённом проблемам изучения поэзии в школе, в том числе — современной поэзии. Соответственно вопрос: какие проблемы здесь Вам представляются самыми важными?

— Насколько могу судить, современная поэзия в школе не особенно присутствует. Но это проблема не школы, а многих составляющих. Возьмём только одну: подготовку учителей. Наверняка, если в каком-то вузе есть хороший курс современной поэзии, то выпускники этого вуза как-то смогут увязать с программой свежие поэтические веяния. Но это надежда на авось. Необходима система презентации современной поэзии на филологических факультетах. Нужно много разнообразных занимательных книг о поэзии для вузов и школ (эти книги появляются, но их крайне мало). Было бы неплохо во всех вузах, где готовят учителей литературы, ввести специальные поэтико-театральные занятия, научить будущих учителей читать стихи. Можно воспользоваться опытом театральных вузов, где преподаётся сценическая речь. Я, кстати, это использовал, когда одно время преподавал в университете культуру речи. Педагог — это артист и поэт. Далее — очень желательно, чтобы на филологических факультетах появилась должность преподающего поэта, да не просто должность, а чтобы преподавали самые яркие, самые невероятные поэты, умеющие читать/исполнять и анализировать стихи. Конечно, таковых мало. Но надо их отыскать! Желательно, чтобы эти поэты выступали и в школах. Сейчас это иногда делается на общественных началах. Но нужна система, в том числе и система оплаты. Следующая проблема: что мы должны представить из современной поэзии в школе? Судя по моим занятиям со старшеклассниками в Петербурге, Москве и Тамбове, ребята вполне открыты всему новому, неожиданному. А поэзия ведь это и есть нарушение ожиданий. Даже в самых известных стихах при перепрочтении открываешь что-то новое. А если это новый поэт со своим мировосприятием, стилем? Но всё-таки должен ещё раз вернуться к учителю: готовность к открытию наблюдается там, где уже прошли поэтические пути.

— На мой взгляд, теория и история русского стихо­сложения преподаётся в школе формально, хотя здесь как раз обширное поле для живого диалога учителя с учениками, ведь многие из подростков пытаются писать стихи. В моей школьной практике были случаи, когда я увлекал ребят версификацией настолько, что они даже сочинения по классическим произведениям порой писали в стихах, причём довольно гладких, чего я от них, разумеется, не требовал. Но — зацепило… Как зацепить стихосложением школьников? Ведь это и хорошее противоядие от попыток плести вирши на уровне известных экзерсисов Незнайки с убеждением, что это — тоже поэзия.

— Ну, Сергей Фёдорович, за что же Вы так Незнайку! Незнайка — замечательный автор:

Торопыжка был голодный —
Проглотил утюг холодный.

Или:

Знайка шёл гулять на речку,
Перепрыгнул чрез овечку.

Это же предшественник концептуалистов! Это такой детский капитан Лебядкин. А Лебядкин, как говорят, предшественник обэриутов — Заболоцкого, Хармса. Я думаю, что для разных возрастных групп могут быть разные зацепки и приманки. Те же детские стихи Хармса, Заболоцкого, Чуковского, Маршака, Сапгира в младших классах. Кроме того, можно использовать игровые формы: акростихи, анаграммы, палиндромы, центоны, тавтограммы, да и буриме тоже годится. В русских гимназиях до 1917 года многие гимназисты занимались таким прикладным стихосложением. Мне однажды попала в руки целая тетрадка акростихов одной гимназистки. Это сохранялось ещё и позже, в 1920-е годы в газетах проводились конкурсы игровых стихов, выходили книжки поэта и стиховеда Николая Шульговского — руководства по прикладному стихосложению. Одна из них недавно переиздана, правда пиратским способом — без указания на первое издание и даже минимальной справки об авторе (Н.Шульговский. Занимательное стихосложение. М.: Издательский Дом Мещерякова, 2008).

— Жаль, что пиратски, книга Шульговского — это маленькое версификаторское чудо. В своё время я переписывал эту книжку от руки в «Ленинке», ксероксов ещё не было… Но ведь Вы также продолжили дело Шульговского?

— Мои книги по различным формам поэзии я делал как раз с ориентиром на школу. Первая книга «Зевгма. Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма» вышла как пособие для учащихся. Книга «Року укор» имеет подзаголовок «Поэтические начала». Я думаю, если они попадут в руки заинтересованному учителю, он с их помощью сможет зацепить школьников. Что касается размеров, на которые делается упор в школьной теории, то, как известно, “не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить”. И это Онегин, у которого было досуга несколько больше, чем у современного учителя и ученика! Я даже подумал, чтобы всю эту великолепную науку оставить нашему другу, замечательному стиховеду Юрию Борисовичу Орлицкому, но вот сейчас вспомнил, что у того же Шульговского в упомянутой книжке есть вполне доступные пояснения по метру и ритму. Есть «Поэтический словарь» Квятковского, он переиздан специально для школ и висит в Интернете...

— В 2006 году именно для учителей и школьников была выпущена антология «Современные русские поэты» В.В. Агеносова и К.Н. Анкудинова. Спасибо составителям за объединённые под одним переплётом подборки многих замечательных мастеров, но их разделение по группам и островкам вызывает не только удивление, но и чувство протеста. Я уже писал об этом не раз, не хочу повторять то, с чем обоснованно не согласен. Однако необходимость описания океана современной русской поэзии остаётся, нужна своего рода лоция для ориентации в нём. Рассчитываю, что Вы какие-то важнейшие точки для такой лоции назовёте.

 — Я думаю, что книга не совсем верно названа. Это вообще-то поэзия 1950–1980-х годов (мы сейчас отстранимся от многозначности слова “современный”, Пушкин тоже современный поэт, но в данном случае очевидно имеется в виду современность как текущий момент). И, разумеется, такая книга нужна, даже при том, что многие авторы многократно изданы. Уже в 1990-х картина существенно изменилась. Но даже и антология 50–80-х должна быть иной. Здесь не учтены очень важные авторы, которые действовали в этот период, но не имели выхода в печать и были изданы гораздо позже тех лет, в которые писали. Как раз ограниченность временными рамками и отсутствие очень важных для этого времени имён и текстов снимает для меня вопрос о рубрикации. Это “современная” антология, но двадцать лет назад (с оглядкой ещё на тридцать лет назад), и тогда бы я с ней мог как-то взаимодействовать. Можно было бы говорить, предположим, о лианозовцах, группе Черткова, об “ахматовских сиротах”, о филологической школе (петербургской), о хеленуктах, о смогистах, трансфуристах, группе «Московское время», концептуалистах, метаметафористах, куртуазных маньеристах. По крайней мере, это были действительно хотя бы дружеские объединения (как, впрочем, и группы первой трети ХХ века), а не созданные критиками термины вроде “тихих лириков” (такой группы не существовало, и непонятно, почему яркий, взвихренный Рубцов именуется тихим лириком).

Как видим, у нас нет пока в школьном и вузовском обиходе подлинной картины 1950–1980-х годов, не говоря уж о 1990–2000-х. Отдельные ориентиры я назвал. Добавлю ещё некоторые направления, появившиеся в 1990-е годы. Это довольно развитое направление комбинаторной поэзии, организационно её “представители” распределяются между группой ДООС Константина Кедрова, моей Академией Зауми, существовавшим длительное время клубом палиндромистов. Это группа «Олимпийские игры» из Тольятти, это “дикороссы”, которых патронирует Юрий Беликов, а также ряд поэтов, групирующихся вокруг тех или иных журналов, вокруг премий «Дебют», «Илья-премия», «ЛитератуРРентген»... Весь этот массив поэзии требует описания, систематизации и представления, в том числе в школе. Кстати, в том же 2006 году в Болгарии вышла книга болгарской исследовательницы Магдалены Костовой-Панайотовой «В полето на авангарда. Русската поэзия 50–90-е години на ХХ век», где она как раз рассматривает несколько из названных мной групп, а также отдельных характерных авторов этого периода (Л.Губанов, Г.Сапгир, Г.Айги, Вс. Некрасов). С какими-то положениями книги можно спорить, но это как раз нормальный путь исследования, которое можно использовать и для создания школьных пособий.

— Прежде чем спросить Вас о Вашем видении путей развития поэтического авангарда, спрошу о более академических вещах. Каких русских поэтов нужно изучать в школе особенно подробно и почему?

— Мой филфаковский профессор, выдающийся знаток русской словесности Борис Николаевич Двинянинов, говорил нам: “Надо пройти сквозь всю литературу”. Ещё он говорил: “Время идёт... «Слово» не изучено”. Поскольку времени в школе для литературы мало, нужно определить вехи, без которых нельзя совсем или совсем нельзя. Начнём с гениального автора «Слова о полку...», затем Симеон Полоцкий, Ломоносов, Державин, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Некрасов, Анненский, Блок, Хлебников, Маяковский, Ахматова, Мандельштам, Есенин, Заболоцкий, Тарковский, Рубцов, Вознесенский, Всеволод Некрасов, Дмитрий Авалиани. Почему прежде всего эти имена? Каждый из этих поэтов создаёт эпоху. Вокруг них много интересных, замечательных и выдающихся, но у нас очень мало учебного времени. Таким образом мы сможем сосредоточиться именно на эпохах русской поэзии. Полоцкий — наиболее яркий автор русского и славянского барокко; Ломоносов — центр первой реформы русского стихо­сложения (а рядом, конечно, Сумароков и Тредиаковский); Державин — гениальный продолжатель первой реформы, заглядывающий во вторую, где центром становится Пушкин; Лермонтов, вносящий существенные дополнения в виде крайнего индивидуализма в эту вторую реформу; Тютчев — идущий вроде бы стороной и закладывающий основы будущих поэтик (у символистов и авангардистов Тютчев был постоянно на языке); Некрасов — демократизирующий стих второй реформы и в какой-то степени девальвирующий его; Анненский — выступающий предвестником третьей реформы; Блок — балансирующий на сломе времён (наряду, конечно, с другими символистами); Хлебников — производящий грандиозную третью реформу, которая по сути и ряду важных причин ещё не закончилась; Маяковский — закрепляющий и развивающий в сторону лиризма и популяризации эти преобразования; Ахматова, Мандельштам, Есенин — как выдающиеся лирики “ядерного” типа (Маковский в этом кругу тоже, наряду с Цветаевой и Пастернаком); Заболоцкий — нашедший свою линию развития и усовершенствования третьей реформы (в учителях у него прежде всего Хлебников); Тарковский — в условиях регламентирующих положений (гласных и негласных) совершающий возврат к суггестивной лирике, представленной именами Баратынского, Тютчева, Мандельштама; Рубцов — нашедший уникальную интонацию для передачи трагического разлада в природном укладе жизни; Вознесенский — наиболее ярко выразивший поколенческие сдвиги и развивающий третью реформу; Всеволод Некрасов — создающий новый канон поэтического, возможно, с заходом в четвёртую реформу; Авалиани — на основе многих поэтических практик преображающий комбинаторику в поэзию. Как видите, я делаю вроде бы упор на “технологию”, но только по необходимости лаконичности. Поскольку интервью предназначено для профессиональных, филологически подготовленных читателей, то, думаю, будет понятно, о чём идёт речь. Итак, ведущие реформаторы для трёх реформ: Ломоносов, Пушкин, Хлебников. Для четвёртой реформы пока не находится главного персонажа, мы можем пока фиксировать подступы. Впрочем, и третья реформа, и важность Хлебникова ещё не вполне осознаны, о чём до самой кончины (февраль 2007 года) не уставал повторять мой учитель — гениальный филолог, выдающийся исследователь творчества Хлебникова Виктор Петрович Григорьев. И книги самого Григорьева — «Грамматика идиостиля», «Будетлянин» — взывают к прочтению.

— Кроме гимназий, лицеев, у нас большинство — обычные негуманитарные школы. Как в них на уроках литературы должна присутствовать современная поэзия, русская, зарубежная?

— Я сам закончил далёкую от гуманитарности школу и вёл занятия в таких же школах. Каждый класс, каждый ученик и каждый учитель — это индивидуальный случай. Многое достигается опытным путём. Но можно и помочь учителям и детям. Прежде всего созданием новых учебников, в которых бы поэзия была представлена как живой организм, то есть душой, мыслью и телом. Тело — собственно сам текст, произнесённый (поэзия без звучания не может жить). Но произнесённый так, чтобы душа и мысль явились, вошли. Разумеется, должны быть и такие ёмкие представления самих поэтов, наиболее яркие моменты жизни. Возможен и такой вариант, что даже когда мы изучаем прозаическое произведение, посмотреть, что вокруг находится из поэтического и хотя бы несколькими строками войти в пространство поэзии. Кроме того, сейчас есть такие возможности — компьютер, Интернет, можно смотреть видеозаписи читающих поэтов любой страны мира. В городах у многих есть и домашний Интернет, можно давать такие задания — готовить краткие сообщения о том или ином поэте, подбирать видеоматериал. Уверен, что многие учителя всё это знают и делают. Можно бы делать, например, поэтический альбом класса, куда бы заносились наиболее интересные стихи, найденные, допустим, в таком журнале как «Дети Ра», дающем широкий спектр современной поэзии. Ещё об Интернете. На сайте www.topos.ru уже несколько лет размещён мой поэтический мастер-класс по мотивам моей книги «Року укор», так что этим тоже можно воспользоваться. На этом же сайте есть серия моих статей о наиболее интересных современных поэтах.

— Ваши книги «Зевгма» и «Року укор», на мой взгляд, должны быть в каждой школьной библиотеке. Ведь детство по своей природе связано с игрой, с попытками пройти своим путём в познании нашего древнего мира, что, на мой взгляд, сходно и с принципами авангарда в искусстве, в поэзии. Здесь может возникнуть интересный диалог юных читателей с поэтами. Или это иллюзии — и в понимании авангарда, и в надежде на диалог?

— Совсем не иллюзии. Скажу об этом. К двум названным Вами книгам я бы добавил ещё и третью — «Поэзия русского авангарда», на которую Вы откликнулись запомнившейся мне рецензией в газете «Литература». Действительно, по крайней мере три мои книги могут использоваться и, как мне известно, используются в школах. «Зевгма» вышла в издательстве «Наука» в 1994 году. В то время это была первая такого рода книга, и с ней происходили фантастические вещи. Распространялась она бесплатно, вначале по учебным заведениям, в которых должна была пройти апробация, потом её искали, говорят, воровали, продавали из-под полы. Поэт и критик Данила Давыдов рассказывал мне, что он видел экземпляры, затрёпанные и прожжённые у костров в амуниции хиппи. Я сам тогда проводил по ней уроки в школах Тамбова, ученики встречали меня на улице и цитировали строки запомнившихся им стихов. Дело в том, что в этой книге, равно как и в «Року укор», я представил русскую поэзию за четыре века её существования в несколько необычном ракурсе, через игровые, виртуозные формы, от барокко до авангарда и постмодерна. И это детьми и студентами было воспринято просто как их собственное обретение. Действительно, здесь возникал и возникает диалог, причём на разных уровнях, например, мне в Интернете попадались уже обсуждения и рефераты школьников по этим книгам. Вживую же я видел рефераты учащихся 27-й петербургской школы, выполненные под руководством талантливой учительницы Наталии Сергеевны Волковой. Я несколько раз читал лекции и вёл уроки в её классах, и каждый раз наши юные коллеги оказывались готовы к самому сложному разговору о поэзии. В том же Тамбове вечера моей студии, которая действует до сих пор, собирают рекордное количество молодых людей — студентов и школьников. По моим наблюдениям, именно авангардная поэзия, необычность подачи стиха привлекают внимание юных слушателей, которых я считаю полноправными участниками литературного процесса. Они своим восприятием и реакцией провоцируют поэтов и педагогов на поиск новых путей в нашем творчестве.

— Вы начинали как поэт и остаётесь поэтом. Зачем Вам ещё исследовательская работа?

— Ну у меня в этом плане неплохие предшественники в русской поэзии! Ломоносов, Тредиаковский, Востоков, Анненский, Брюсов, Хлебников, Квятковский (автор замечательного «Поэтического словаря» и интересный поэт). Да и сам Пушкин, а также такие поэты как Блок, Гумилёв, Есенин, Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Маяковский, Владимир Пяст, Кручёных, Сельвинский, Александр Туфанов, Алексей Чичерин, Сергей Шервинский, Леонид Мартынов занимались в том или ином виде исследовательской работой. Даже такой небожитель как Игорь-Северянин занимался аналитикой. Да и в позднесоветское время эта традиция отчасти сохранялась: Давид Самойлов написал «Книгу о русской рифме», Сергей Наровчатов — «Необычайное литературоведение». Нам же, рождённым в середине века, выпала на долю довольно трудная, но интересная задача — восстанавливать некоторые утраченные позиции русской поэзии, особенно её авангардность, артистизм, включённость в мировой процесс. И я даже изобрёл такой термин — “поэт-исследователь”. Этот термин я отношу прежде всего к тем авторам, которые занимаются авангардом и различными экспериментальными формами. Во многих случаях они становятся первооткрывателями забытых поэтов, поэтических форм. На мою долю выпало заниматься как общими проблемами русской поэзии в её различных вариантах, так и творчеством Хлебникова, Николая Ладыгина, Неола Рубина, Ивана Игнатьева, Алексея Кручёных, Нины Хабиас, Георгия Спешнева, современных авангардных авторов, а также различными авангардными теориями. Можно сказать, мы вскрываем запасники русской культуры. И тем самым осознаём наши творческие возможности в современности и в будущем.

— А какое стихотворение поэт Сергей Бирюков считает у себя лучшим?

— Как там у Пастернака: “Но поражений от победы ты сам не должен отличать”! И вот не знаю, лучшее ли стихотворение, которое я сейчас представлю, но во всяком случае оно, как принято сейчас говорить, “рейтинговое”. Оно как-то пользуется успехом, несколько раз напечатано в России и переведено на несколько языков, на итальянский и немецкий, кажется, уже по два раза, есть на болгарском, английском, турецком, сербском, македонском... Ну пусть будет ещё раз на русском.

Новые сведения о Петрарке и Лауре

Лаура пишет письмо Петрарке
шрифтом Times New Roman
в интернет-тетрадке

письмо исчезает
Петрарка пишет сонет Лауре
пальцы бегут по клавиатуре

письмо исчезает
на платье Лауры осыпаются
букв лепестки
в этот миг
они так близки
что руку вот протяни
коснёшься мизинца
левой руки

— Как чувствует себя созданная и возглавленная Вами Академия Зауми?

— Академия Зауми (АЗ) существует девятнадцать лет. До этого она около десяти лет вызревала на моих студийных занятиях в Тамбове. И просто не могла не появиться. Потому что ХХ век — это век авангарда, но он был искусственно прерван. Более того, многие авторы этого направления были забыты, их творения не издавались или не переиздавались, почти не изучались. Собственно, исторический авангард был подобен Атлантиде. Помимо исторического, уже во второй половине века проявился новый авангард, который я называю “внеисторическим”, в духе авангардной практики, которая, кстати, включает в себя как пафос, так и иронию. Так вот АЗ должна была стимулировать открытия, изучение и в то же время функционирование современного авангарда. Я пригласил к участию в АЗ всех заинтересованных лиц, многих я знал лично по встречам на конференциях и поэтических чтениях. Только в Тамбове мы вместе с университетом имени Державина и при участии Института русского языка РАН провели около десятка международных конференций, сопровождаемых фестивалями. Позднее обширная конференция прошла и в самом Институте русского языка в Москве, а также серия различных акций в Петербурге, Москве, Астрахани, Ростове-на-Дону, Саратове, Самаре, Белграде, Амстердаме, Париже, Вене, Будапеште, в городах Германии, Финляндии, Македонии, Польши. В Берлине и Генте (Бельгия) мы организовали специальные секции, посвящённые русскому авангарду, в рамках крупных международных симпозиумов. Естественно, выходили различные сборники, были и продолжаются публикации в журналах, в качестве приглашённого редактора я сделал специальный выпуск ведущего международного славистского журнала «Русская литература», выходящего в Амстердаме. Мы инициировали также выпуск ряда журналов в Москве: «Футурум-арт», «Дети Ра», «Зинзивер» (редактор член АЗ Евгений Степанов), «Другое полушарие» (редактор член АЗ Евгений Харитонов), в 2007 году выпустили Альманах АЗ. Журналы можно смотреть в Интернете. АЗ стимулировала также защиту ряда диссертаций в России, Германии, а также появление публикаций об Академии, первая книжка об АЗ вышла на немецком языке в Гамбурге. Её написал мой немецкий студент Бернхардт Замес. Словом, АЗ — это своего рода генератор и аккумулятор идей и действий, связанных с восстановлением значительного сегмента русского искусства и популяризации его в стране и за рубежом. АЗ учредила международную Отметину имени отца русского футуризма Давида Бурлюка и отмечает таким образом авангардные успехи поэтов, исследователей, издателей, переводчиков. При этом наша Академия никем не финансируется, естественно, не имеет штата и действует только благодаря энтузиазму её членов.

— Над чем сейчас работает исследователь поэзии Сергей Бирюков?

— Как всегда, сразу над несколькими проектами. В канадском славистском интернет-журнале «Toronto Slavic Quarterly» веду рубрику «Атлантида авангарда», это такая серия статей о различных проблемах авангардной поэзии (имена, книги, проекты исторического авангарда), совместно с издателем и исследователем Михаилом Евзлиным занимаюсь текстами Кручёных для издания коллекционной (очень малотиражной) серии его ранних книжек, которые он делал с выдающимися художниками Натальей Гончаровой, Михаилом Ларионовым, Владимиром Татлиным и другими (эти самодельные книжки давным-давно стали библиографической редкостью). Есть ещё обширный план исследования интермедиальных форм поэзии, но это уже как хватит сил и возможностей.

— Через пятьдесят лет сохранится ли рифма в русской поэзии? А сама поэзия — сохранится?

— Судя по тому, что сейчас пишется совсем молодыми авторами, на пятьдесят лет рифмования достанет. Рифмуют довольно активно. Рифмогенность свойственна русскому языку, он пронизан рифмообразующими элементами, множественностью созвучий. И поэзия сохранится в своих разнообразных проявлениях, если, конечно, с человечеством не произойдёт чего-нибудь необратимо ужасного.

И, может быть, для большей уверенности в будущем ещё один небольшой текст, написанный мной в порыве какого-то особого подъёма (подставьте здесь улыбку — ☺).

* * *

Сти хи с-с-с тихи стих и словом стихи
наше национальное достояние
ими можно топить печь
и вести речь
можно о том
как жить потом
когда
когда
когда
вот да
в самом деле
тогда
это наша нефть-газ-руда
стИхИ — вот это ДА
всё прочее

(нужное слово подставить)