О чём Базаров?

Много раз, открывая роман «Отцы и дети», я непременно спотыкался на первой же его фразе, точнее даже, на её начале:

“— Что, Пётр, не видать ещё? — спрашивал 20-го мая 1859 года”, ну и далее по тексту.

Вопрос мой был столь же прост, сколь и безответен: почему Тургенев избрал именно эту дату, этот месяц, этот год?!

Ну хорошо, рассуждал я, Тургенев вообще склонен к точным датировкам, он любит обозначать время действия в своих произведениях. Но при этом не берёт же он даты, что называется, с потолка!

Прямого и внятного ответа на этот вопрос не давали мне ни Полное собрание сочинений и писем Тургенева (как первое, так и появившееся затем второе его издания), ни также два издания известной “книги для учителя”, комментария к «Отцам и детям», подготовленного П.Г. Пустовойтом. В них всех вообще никак не пояснялась эта дата.

Поначалу я думал было, что Тургенев писал свой шедевр, как теперь говорят, он-лайн и начал работу над ним именно 20 мая 1859 года.

Простой загляд в комментарии это предположение развеял. На сегодня установлено, что замысел романа возник только летом 1860 года (письмо Тургенева к графине Е.Е. Ламберт от 6/18 августа 1860 г.). Но этот факт лишь подтверждал мои предположения о каком-то особом смысле в загадочной дате.

Однажды я стал перелистывать роман в поисках других точных дат в его тексте. Их оказалось совсем немного. Конечно, упоминание о 1812 годе, конкретные годы из биографической канвы Николая Петровича — тоже ретроспекция (глава I). Отмаркирован прославившийся всеевропейскими революционными потрясениями 1848 год — вероятно, чтобы этим контрастом подчеркнуть частность жизненных интересов братьев Кирсановых: в 48-м “Николай Петрович потерял жену”, Павел Петрович — свою княгиню Р. Врачебная газета «Друг здравия» за 1855 год в доме Василия Ивановича летом 1859 года, к тому же доставшаяся ему от “старого товарища”, очевидно, должна знаменовать профессиональную отсталость отца Базарова (глава ХХ).

Важную дату встречаем в конце XV главы. Базаров напоминает Николаю: “Сегодня 22-е июня, день моего ангела”, тут же, правда, добавив скептическое “посмотрим, как-то он обо мне печётся”. Благодаря этому мы можем рассчитать дальнейшее время действия романа. Приехав к Одинцовой 22 июня, приятели провели у неё “дней пятнадцать” (глава XVII), дальнейшие упоминания о движении времени дают основания отнести время смерти Базарова к началу августа 1859 года.

Но вся эта хроноскопия не даёт ответа о выборе даты в начале романа.

Сто пятьдесят лет назад, летом 1859 года произошли события романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». И без малого полтора века мы вновь и вновь возвращаемся к проблемам, развёрнутым в нём.

Следующий мой подступ к проблеме исходил из того очень определённого социального контекста, в котором «Отцы и дети» рассматривались на протяжении едва ли не всего времени их существования.

Базаров как некий предшественник “новых людей” Чернышевского или даже сам — “новый человек”, студент-медик на выпуске, гибнет вследствие собственной врачебной ошибки, так ничего и не совершив ни на медицинском, ни на общественном поприще. О причинах смерти Базарова как общественного деятеля написано немало, но, признаюсь честно, все проделанные в этом направлении выкладки мне малоинтересны. Как только максималисты (а Базаров, бесспорно, принадлежит к этому психологическому типу) оказывались у власти, начинались кошмары. Тем более что и наша страна в ХХ веке обрела горчайший государственный опыт.

Врачами были — один из главных головорезов французской революции конца XVIII века Марат, подручный и зять Карла Маркса Поль Лафарг, гаитянский диктатор Дювалье — “папа Док”, социальный утопист чилийский президент Альенде… Начинал фармацевтом кровожадный чекист Генрих Ягода. Фельдшером числился известный Серго Орджоникидзе, виртуозно стравивший в 1918 году кавказцев и терских казаков и заложивший на прежде умиротворённом Северном Кавказе немало очагов сохраняющихся до сих пор конфликтов. Ленинский нарком здравоохранения Семашко во время смуты 1905 года был активным боевиком… Привожу все эти примеры, естественно, не для дискредитации врачебного служения, а лишь для того, чтобы показать: даже гуманная профессия не становится очищающей для людей с определённым складом характера.

Написанное социал-радикалами о Базарове, разумеется, проникнуто гореванием, что Евгений Васильевич безвременно скончался — они-то рассчитывали обрести в нём образ “великого исторического деятеля” (Д.И. Писарев), “революционера” (В.В. Воровский). Однако очень часто в нашем изучении даже классических сочинений мы обсуждаем не изображённое в произведении, а его интерпретации.

Если же мы не будем связывать с Базаровым надежды на его возможное членство в грядущей человеконенавистнической «Народной воле» или в подобных российских террористических сборищах второй половины XIX века, а внимательно посмотрим на круг его интересов, круг его чтения, то обнаружим удивительную целенаправленность его интеллектуальных поисков. Тургенев всячески старается подчеркнуть то, что Базаров, в отличие от своего славного отца, внимательнейшим образом следит за научными новинками, особенно касающимися устройства мироздания, материи, проблем человеческой личности. Он хочет, можно сказать, дать теоретическое обоснование своего земного существования. Если не Бог с Его ангелом, хранящим раба Божьего Евгения, то кто, что?! Это мы позже узнали, что Людвиг Бюхнер с его «Stoff und Kraft» («Материя и сила») — вульгарный материалист. Во времена Базарова это был новаторский труд, его широко обсуждали.

П.Г. Пустовойт обратил внимание на то, что работая над романом, Тургенев заменил в поздней его редакции имя химика Митчерлиха на химика Бунзена, как более крупного и современного учёного на рубеже 1850–1860-х годов. В ХХ главе упоминаются имена известных врачей-исследователей Христофора Гуфеланда, Иоганна Шенлейна, Иоганна Радемахера, Фридриха Гофмана, Джона Броуна… Многие из них занимаются практической деятельностью в поисках ответов на свои философские, онтологические вопросы, связанные с истоками и механизмами жизнедеятельности человека.

Считая, что для Тургенева важнее всего было общественное содержание личности Базарова, мы должны найти объяснения того, почему он подробно, конкретно не изобразил базаровское отношение к предстоящим широким реформам императора Александра II. В конце концов рукопись романа была завершена только к концу августа 1861 года, а опубликованы «Отцы и дети» уже в 1862 году, в феврале, то есть год спустя после обнародования известного Манифеста 19 февраля.

Однако, на мой взгляд, осознавая неотвратимость реформ в России и получая подтверждения этому в период работы над романом, Тургенев решил сосредоточиться на философской стороне проблемы — хотел понять, складывается ли мировидение Базарова в стройную систему или же остаётся на уровне юношеской эклектики мировосприятия, когда религиозные традиционные начала в поведении сплетаются с отрицанием традиции, вплоть до атеизма, проистекающего зачастую в этом возрасте из одной только физиологической мощи организма.

Но тогда в Европе, в Лондоне, где в июле 1860 года оказывается Тургенев, как раз развернулся научный скандал. Дело в том, что 24 ноября 1859 года на Альбионе начал продаваться труд прежде мало известного врача и путешественника Чарлза Роберта Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора, или Выживание благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» — и пошли споры, которые и до сих пор не теряют своей остроты. А в дни, когда Тургенев задумал рассказать историю своего Базарова, обсуждение труда Дарвина вообще было одной из главных общественных тем.

Так что окажись Базаров жив при появлении труда Дарвина, он незамедлительно должен был бы в силу своей натуры высказать своё к идеям Дарвина отношение. Вероятно, у самого Тургенева оно было скептическим… Но что делать со своим героем?! Ведь хотя в «Отцах и детях» много дебатов на всевозможные темы, это всё же не роман-диспут, а философский роман.

Вот до чего я пока что додумался в поисках ответа на свой простой хронологический вопрос. Здесь же сделаю предположение и о том, почему Тургенев не придвинул действие своего романа к осени, вплотную к ноябрю 1859 года. Казалось бы, как было бы эффектно умертвить Базарова, например, 23 (11-го по старому стилю) ноября 1859 года, то есть накануне выхода в Лондоне сочинения Дарвина! Но тогда всё же до мелодраматической поэтики кинематографа было далеко, и главное: перенеси Тургенев дискуссии своих персонажей на дождливую, слякотную осень, сколько было бы потеряно!

Мироборчество и миропознание Базарова происходит в период природного буйства: майского, затем июньского… Помните это? “Наступили лучшие дни в году — первые дни июня. Погода стояла прекрасная; правда, издали грозилась опять холера, но жители… губернии успели уже привыкнуть к её посещениям” (глава Х). Даже холера здесь на своём сюжетном месте — как символ жизненных неотвратимостей, очень часто связанных с роковыми, непреодолимыми болезнями (вспомним, сколько знаменитых наших соотечественников умерло от холеры! А сколько же умерло безвестных?!).

“Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...”

Финальные строки романа не только не противоречат его предшествующему содержанию, но окончательно организуют его, без обращения автора к изменчивой злобе дня: перед нами на фоне вечной природы развёрнута драма рационализма и позитивизма, становящихся бесплодными, погибающих в условиях безверия и спекулятивных умственных построений. Ведь и Дарвину его теория не принесла счастья.