"Новое литературное обозрение"

В первых двух номерах 2009 года журнала «Новое литературное обозрение» (95-й и 96-й) находим немало перекликающегося с тем, что мы обсуждали на страницах нашей «Литературы». И это совершенно естественный процесс: только человек с напрочь отбитым педагогическим чутьём может воображать, что суконные методические лекала способны вызвать у школьника интерес к чтению, к литературе как искусству слова. Проблема, надо наконец признавать, не в ученике, а в учителе: прежде чем воспитывать и учить ученика, учитель должен постоянно доучиваться сам. Многие из нас учились ещё в те времена, когда, к сожалению, всех оглоушивали “марксистско-ленинской методологией” в литературоведении, заставляли читать зашоренными глазами сотни страниц откровенной советской и просоветской зарубежной графомании. Чем это обеззараживать, вымывать из сознания?!

На мой взгляд, одно из самых эффективных средств здесь — именно регулярное чтение свежих номеров литературоведческих журналов (тем более, что они наперечёт). А эта привычка развивает и навыки передавать приобретённые таким образом знания в повседневной классной работе.

Вот раздел «Пушкинистика 2000-х: археология одного стихотворения». Все мы знаем, насколько важно это умение: поработать над одним стихотворением так, чтобы открыть в нём многое и многих, показать тем самым школьникам возможности литературы, не только художественные, не только содержательные, но и эмоциональные. В статье Дарьи Хитровой «Стихотворение Пушкина “Рифма, звучная подруга…”: генеалогия и семантика лирического нарратива» не должно отпугнуть её несколько тяжеловесное название, вообще-то довольно легко переводимое и на обыденный русский язык. Но мы должны признать, что для удобства даже в филологии должен существовать определённый комплекс терминов и понятий, которые, не украшая речь эстетически и фонетически, всё же способствуют эффективной и компактной передаче аналитической информации.

Кстати, в самой статье подобная терминология, широко распространившаяся у нас именно в постсоветское время, употребляется в меру. А сама работа строится вокруг интереснейшей и важнейшей для любого поэта, не исключая Пушкина, проблемы художественного языка. Скрупулёзно исследуя обстоятельства и контекст создания названного стихотворения (одни примечания к статье — особая песня!), Д.Хитрова показывает, что в это время Пушкин развивает программу “зрелой словесности” — сочетания новой мифологии (“свежих вымыслов народных”) со стилистикой, лишённой “условных украшений стихотворства”. “Это «Утопленник», в «странном просторечии» наследующий балладам Катенина, и «Анчар», опыт натурфилософского мифа, ориентированный на английские образцы” (с. 112).

Статья К.Г. Боленко «Послание А.С. Пушкина “К вельможе” как инструмент и объект полемики: несколько уточнений» посвящена замечательному произведению, на которое не худо обратить внимание и учителям. В нём Пушкин даёт яркую культурно-историческую панораму екатерининских времён, да и последних десятилетий XVIII века, и при подробном изучении послания можно открыть перед учениками многое, в том числе философию и смысл французской революции (“вихорь бури, падение всего, союз ума и фурий”), как это понимал Пушкин (и понимаем ли мы глубже, объёмнее?!).

В № 10 «Литературы» мы поместили блок материалов о Борисе Пастернаке. В НЛО № 96 доктор филологических наук М.В. Загидуллина рецензирует монографию И.Н. Толстого «Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ (М.: Время, 2009). Думается, и сама эта монография и рецензия на неё станут полезным чтением для тех словесников, кто отважно роман изучает. Очевидно, не всё из этого нужно выносить на обсуждение с подростками, из которых, признаем, многие осилят произведение лишь “в первом чтении”, но материал для размышлений богатейший. Рецензент пишет о монографии: “Я получила массу информации о целом клубке событий вокруг романа Пастернака, события конца 1950-х–начала 1960-х гг. открылись с совершенно неизвестной мне стороны. Но я и окунулась в мир человеческих слабостей, прежде всего — возни вокруг денег (по-другому не назовёшь), в мир зависти и алчности, где Борис Леонидович был фигурой отнюдь не однозначной. Лично мне расследование Толстого не мешает читать «Доктора Живаго» снова и снова. Десятки приведённых автором разных во всех смыслах оценок позволяют открывать всё новые смыслы книги (хотя Толстой здесь вовсе не интерпретатор текста). Но я понимаю, что тысячи читателей, познакомившись с этим расследованием, неизбежно будут разочарованы — не в том, что купили и прочли книгу, а в Пастернаке” (с. 314).

Разумеется, сразу возникает вопрос: а школьным словесникам это зачем?! Ответ короток, хрестоматиен: чтобы знали. Действительно, работа в школе — это самый передний край, где перед тобой сидят десятки собратьев андерсеновского мальчика (а девочки ещё въедливей, хотя порой и деликатней внешне). И даже если король отнюдь не голый, это им всем ещё надо доказать. И знать если не все места, то хотя бы основные, где тебе почти сладостно подготовят ловушки. М.В. Загидуллина: “Что-то мне подсказывает, что история публикации «Доктора Живаго» этим расследованием не исчерпана”. Разумеется! Но почему, если идём с романом к детям, мы должны пренебрегать их живым восприятием?! Вопрос, разумеется, не к рецензенту, а ко всем нам. Очень своевременная рецензия на книгу, представляющую довольно распространённый сегодня тип литературоведческого исследования, неизбежно отражающийся и на литературоведении школьном.

В менее драматическом жанре — “хроника научной жизни” — выступает М.В. Загидуллина в № 95. Она даёт подробный — и увлекательнейший! — отчёт с международной конференции «Пищевой код в славянских культурах», проведённой Институтом славяноведения РАН. Пересказать невозможно: пришлось бы переписать. Доберитесь до этого отчёта, хотя бы в Интернете (http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/1286/1318/), ведь не только к сердцу мужчины путь порой лежит через желудок, и к головам школьников — некоторым образом тоже. Мы подтвердим это в № 14 на примере еды и напитков в «Ревизоре».

Вновь вернёмся к проблемам современных литературоведческих форм. В № 95 подводятся первые итоги полемики вокруг книг И.Лукьяновой и Д.Быкова в серии «ЖЗЛ», вызванной статьями известного историка литературы Е.В. Ивановой (НЛО. № 90, 92, 93; мы давали сводки о боевых действиях в соответствующих «Стендах»). Мудрый и опытный библиограф А.И. Рейтбрат замечает, что существующие сегодня механизмы продвижения книги, её пиара (интервью, премии, рецензии и т.д.) — “это литературная реальность, так сейчас устроена литература. Об этом следует писать, соответствующие механизмы нужно анализировать, но неверно, на мой взгляд, считать, что это не имеет отношения к литературе. <...> Элементы подобного пиара можно найти и в XIX в. (Булгарин, Пушкин, Сенковский), и в ХХ в. (Маяковский, Горький, Амфитеатров). Сейчас он принимает системный характер (подключилось телевидение, во многом задающее структуру литературной иерархии), и в принципе пиар может привлечь внимание к литератору, но, в конечном счёте, если публика не примет писателя, вскоре его рейтинг пойдет вниз.

Конечно, если считать книгу проходящей по ведомству литературоведения <...> подобный пиар может раздражать. Иванова пробует приложить к книге Быкова чисто профессиональные литературоведческие стандарты, а Быков охотно принимает подобный подход и отвечает так, как если бы писал научную монографию. Но стоит сменить оптику, отнестись к подобной биографии как к литературному произведению, лишь имитирующему цитатами и редкими ссылками документальность, а на самом деле претендующему не на соответствие «реальности», а на интересность сюжета и соответствие ценностным ожиданиям аудитории, то оценка этого текста станет иной, не «научной», а «литературной»” (с. 441–442).

Убеждён, что такие живые дебаты (надеюсь, проблемы, поднятые в этой полемике, будут обсуждаться в «НЛО» постоянно) имеют своё значение и в школьном преподавании литературы. В этом номере рассказывается о музее Александра Твардовского в московской школе, выросшем из увлечённого чтения «Нового мира» в 1960-е годы и споров вокруг его публикаций. И лично могу свидетельствовать, что в те же годы я с одноклассниками в своей родной школе № 15 города Владикавказа (мы упорно называли его так, хотя официально это был Орджоникидзе) также этот «Новый мир» читали, да и в другие “взрослые” журналы заглядывали. Конечно, благодаря учительнице... Мир литературы, вот уж точно, — мир без границ!

Далее, о диалоге между наукой о литературе и школой. № 16 «Литературы» мы посвятим проблемам изучения поэзии в современной школе. И современной поэзии в том числе. Так что обратим внимание и на то, что в каждом номере «НЛО» есть раздел «Хроника современной литературы», а в нём немало и о современной поэзии. Кроме того, под рубрикой «Изящная словесность: новая социальная поэзия» в № 95 помещены стихотворения Бориса Херсонского, Александра Месропяна, Игоря Померанцева, а в № 96 — стихотворение рижского поэта Сергея Тимофеева «Если б я был...».

Не могу также не отметить дорогие мне публикации под рубрикой «Советская литература как вызов» (№ 95): обзоры «Пути и тупики изучения искусства и литературы сталинской эпохи» известного немецкого слависта Ханса Гюнтера (перевод с немецкого Е.Земсковой) и «Сталинская культура: двадцать лет спустя» Евгения Добренко. Х.Гюнтер, в частности, отмечает, что “научные исследования искусства и литературы соцреализма в течение последнего десятилетия серьезно дифференцировались. Описание недавних тенденций развития показывает, что исследования постепенно отдаляются от традиционной ориентации на политику, идеологию и институты: на передний план выходят проблемы взаимодействия официального дискурса и индивидуума, субъекта и его идентичности, а также проблемы медиа” (с. 299). Вместе с тем нельзя не замечать, что не только в школьном преподавании истории, но и в курсе литературы возникает пусть ползучий, но явственный поворот к некоторым, ещё вчера казалось, навсегда ушедшим в академическую историю литературным памятникам: сочинение «Как закалялась сталь», послеоктябрьская продукция Маяковского и т.п. Так что расслабляться не приходится, и такие по внешности скромные обзоры не только показывают, где мы находимся, но и куда нас так или иначе хотели бы передвинуть.

Всё остальное — в вышеназванных номерах «НЛО».