Бунин: от Нагибина до Пелевина

Изучение творчества И.А. Бунина я начинаю с того, что, ничего не объясняя, читаю своим ученикам рассказ Ю.М. Нагибина «Учитель словесности», предупредив только, что слушать стоит внимательно, так как потом им предстоит письменно ответить на несколько вопросов. Слушают обычно с удовольствием: рассказ действительно хорош.

Первый вопрос очевиден: “Как вы думаете, зачем я потратила полтора урока, посвящённых Бунину, на чтение рассказа Нагибина?”

“Ну понятно, — отвечают они, — чтобы мы поняли, каким писателем был Бунин”. Отлично. Поняли? “Конечно”, — наивно убеждают меня мои ученики. Проверим.

Я предлагаю письменно ответить на три вопроса.

1. Попробуйте назвать на основе услышанного отличительные черты художественной манеры Бунина.
2. Каковы, с вашей точки зрения, достоинства такого подхода к творчеству?
3. На что следует обращать самое пристальное внимание, попав в художественный мир писателя?

Ответы получаются, например, такие.

1. “Обилие деталей, неожиданные, иногда парадоксальные сравнения, эпитеты, метафоры — это то, что будет отличать художественную манеру Бунина. Судя по рассказу Нагибина, Бунин не терпел обобщённости, понимаемой как отсутствие души в изображении человека или явления. По тому, как говорит мальчик Ваня в рассказе, понятно, что детали будут рассыпаны в бунинских текстах мелкими хрусталиками, не мешающими восприятию целого, но играющими всеми цветами языка”. (Руднева Маша)

“Художественную манеру Бунина отличает внимание к деталям, реалистичность описаний в высшем смысле этого слова, потрясающее знание явлений жизни, воспринимаемой всеми органами чувств: зрением, обонянием, осязанием. Одним словом, это писатель с сенсорным восприятием”. (Чекмарёв Егор)

“Для Бунина подробное описание окружающего мира с точностью до мельчайшей детали гораздо важнее любого «направления». Он скорее художник, которого «как именно» интересует не меньше, чем «что именно»”. (Аникеева Настя)

“Его наблюдательность сводит с ума! Читатель вместе с героем рассказа Нагибина учителем Варсанофьевым начинает ощущать какую-то неполноценность, какую-то слепоту по отношению к окружающему миру. И в своём творчестве Бунин демонстрирует чрезвычайную наблюдательность. Он замечает то, чего не видят и не слышат другие, и описывает это так, что начинаешь задумываться о том, в одном ли мы живём мире”. (Деев Борис)

“Бунин будет уделять самое пристальное внимание деталям, особенно точно будут переданы оттенки цветов, запахи, фактура. Он не примк­нёт ни к каким «направлениям», творя искусство ради искусства, ради постижения тайны жизни. И особое отношение у него будет к природе — он её нежно любит”. (Суслова Софья)

“Особенность — большое количество прекрасных деталей, которые делают его рассказы какими-то изящными, тонкими”. (Севастьянова Аня)

“Бунин предоставляет нам свою линзу, под которой мир более подробный”. (Епихин Миша)

Вот так. И это ещё до начала работы с рассказами Бунина. Как известно из материалов ставших ныне модными тренингов, из истин, преподнесённых кем-то, запоминается что-то около 15%, а из добытых и сформулированных самостоятельно — порядка 80%.

2.“Достоинство такого подхода к творчеству в том, что после прочтения Бунина читатель сам начинает обращать внимание на то, чего он раньше не заметил бы. И от такого всеобъемлющего впитывания красоты мира остаётся какое-то лёгкое чувство эйфории, которое, наверное, достигается за счёт слияния с природой, со временем. Человек перестаёт отделять себя от остального мира”. (Суслова Софья)

“Достоинство в том, что читателю тоже хочется, как автору, научиться наслаждаться жизнью во всех её проявлениях”. (Зайцев Саша)

“При таком подходе к творчеству появляется возможность сделать форму и содержание одинаково блестящими. Все произведения Бунина обещают быть изумительно красивыми и поэтичными”. (Руднева Маша)

“Преимущества такого подхода к творчеству очевидны: глубокий анализ позволяет понять суть процессов, происходящих в той или иной описываемой ситуации, сосредоточенность на деталях даёт возможность максимально полно передать все её ключевые моменты. Мне кажется, что Бунин способен создать у читателя настроение буквально одним-двумя точными штрихами, вызвать нужную мысль при помощи ряда деталей. Такое впечатление сложилось у меня, когда я прочитал рассказ «Господин из Сан-Франциско», а текст Нагибина помог мне его выразить”. (Сенько Слава)

Кажется, я не зря полтора урока читала вслух. И наконец, последний вопрос.

3. “Попав в художественный мир Бунина, наиболее пристальное внимание следует обращать на детали: именно благодаря им можно будет почувствовать наш мир почти так же, как И.А. Бунин”. (Руднева Маша)

“Чтобы понять и почувствовать произведения Бунина, надо взглянуть на мир с его точки зрения. Наверное, надо самим попробовать услышать музыку звуков, увидеть яркость мира. Надо читать неторопливо, всматриваясь в детали, а главное, надо пытаться уловить гармонию жизни”. (Суслова Софья)

И здесь мне, как герою Броневого в «Покровских воротах», хочется произнести бессмертное: “И заметьте, не я это предложил!” Подумав над рассказом Нагибина и своей рукой написав, что “в творчестве Бунина нужно самое пристальное внимание обращать на детали”, они, конечно, уже с заинтересованностью ловцов жемчуга читали «Господина из Сан-Франциско» и не пропустили ни глаза “негров с белками, похожими на облупленные крутые яйца”, ни “волн, переливавшихся, как чёрное масло, по которым потекли золотые удавы от фонарей пристани”, ни “сладкий запах земли Италии после дождя, и свой, особый запах у каждого её острова”, ни чудесно избыточного попугая, заснувшего “с нелепо задранной на верхний шесток лапкой”, ни многое другое. Благодаря такому подходу великолепно простроился символический план рассказа, с энтузиазмом интерпретировались портреты героев со всеми признаками живого и неживого в них, а за Луиджи и Лоренцо, таких живых и красивых, да ещё и поименованных, в отличие от остальных героев, просто драться были готовы.

Особое внимание мы уделили художественной плотности бунинского текста, и сразу двое моих “продвинутых” учеников сказали, что наконец-то поняли не приблизительно, а вполне конкретно, что имеют в виду высоколобые люди на канале «Культура», когда, говоря о каких-либо произведениях, высокомерно замечают, что им “не хватает плотности текста”. Мне показалось, что результат вполне оправдал время, потраченное на чтение нагибинского рассказа.

Когда я много лет подряд работала в гуманитарных классах и имела совсем иное, нежели сейчас, количество часов и сообразную специализации мотивацию учащихся, мы, кроме «Окаянных дней», поэзии и рассказов по базовой программе, обязательно читали «Суходол» и «Деревню» и много рассказов из цикла «Тёмные аллеи». Счастливцам, у которых сейчас хватает на это времени, очень рекомендую книгу Юрия Мальцева «Бунин» издательства «Посев», где можно найти много серьёзной и интересной информации.

Теперь, когда с физико-математическими и биолого-химическими классами, как говорится, не до жиру, приходится строить изучение Бунина так: начинаем с рассказа Ю.М. Нагибина «Учитель словесности», затем идёт биография Бунина, включая «Окаянные дни» и фрагменты из книги И.В. Одоевцевой «На берегах Сены» о Бунине в эмиграции, затем урок по поэзии, «Господин из Сан-Франциско», «Солнечный удар» (традиционно, как, наверное, у всех, в сопоставлении с «Дамой с собачкой» Чехова), «Чистый понедельник», который, кроме всего прочего, даёт возможность заговорить о Серебряном веке (очень подробный комментарий в книге «Уроки русской словесности», автор проекта И.П. Карпов, издательство «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС»), и “Лёгкое дыхание”.

Порядок, несмотря на нарушение хронологической последовательности, которую следует отдельно оговорить, важен, так как заканчиваем мы разговор о Бунине рассказом В.О. Пелевина «Ника». Он начинается весьма характерно: “Теперь, когда её лёгкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре, и на моих коленях лежит тяжёлый, как силикатный кирпич, том Бунина, я иногда отрываю взгляд от страницы и смотрю на стену, где висит её случайно сохранившийся снимок”. А ближе к середине читаем: “...В сущности она была очень пошла, и её запросы были чисто физиологическими... Но природное изящество и юность придавали всем её проявлениям какую-то иллюзорную одухотворённость; в её животном — если вдуматься — бытии был отблеск высшей гармонии, естественное дыхание того, за чем безнадёжно гонится искусство, и мне начинало казаться, что по-настоящему красива и осмысленна именно её простая судьба, а всё, на чём я основываю собственную жизнь, — просто выдумки, да ещё и чужие. Одно время я мечтал узнать, что она обо мне думает, но добиваться от неё ответа было бесполезно, а дневника, который я мог бы прочесть, она не вела”.

Вы ещё не почувствовали, какие фантастические возможности для разговора о путях развития литературы даёт этот рассказ, “набитый” цитатами, аллюзиями, реминисценциями как новогодний мешок подарками? Тогда предлагаю последний фрагмент: “...Я уже понимал, что имею дело не с реально существующей Никой, а с набором собственных мыслей… а сама Ника, сидящая в полуметре от меня, недоступна, как вершина Спасской башни. И снова я ощутил на своих плечах невесомый, но невыносимый груз одиночества…

Я неизменно удивлялся другому — почти все книги, почти все стихи были посвящены, если разобраться, Нике — как бы её ни звали и какой бы облик она ни принимала; чем умнее и тоньше был художник, тем неразрешимее и мистичнее становилась её загадка; лучшие силы лучших душ уходили на штурм этой зеленоглазой непостижимости, и всё расшибалось о невидимую или просто несуществующую — а значит, действительно непреодолимую преграду...”

Свой ответ на вечную загадку Пелевин даёт. После гибели героини — в самом последнем предложении рассказа — мы узнаём, что Ника была…кошкой.

На одиннадцатиклассников, только что прочитавших Бунина, рассказ производит ошеломляющее впечатление. А зачем он нужен мне?

По-моему, текст универсален, так как “работает” в той или иной степени на классах с любым уровнем подготовки. В слабом классе можно говорить о том, что талантливый и крайне модный сегодня писатель Виктор Пелевин, которого, по словам одного критика, “читают даже те, кто вообще не читает”, выходит, не возник сам по себе на пустом месте, а накрепко связан с русской классикой, что, не зная, например, Бунина, невозможно, оказывается, адекватно понять его тексты. Удивляет это их, вы не поверите, необыкновенно, словно я, подобно фокуснику, вытащила кролика из шляпы.

В классе со средней подготовкой можно говорить о бунинских темах и мотивах: попросить, например, их найти всё, что “пришло” в рассказ “из Бунина” (на всех уровнях: образном, тематическом, идейном). Там есть и тема непреодолимости человеческого одиночества, и историзм мироощущения (“тоска всех стран и всех времён”), и любование миром, и непостижимая тайна женской души, и попытка понять, что же такое мечта Бунина “изоб­разить женщину в её утробной сущности”, и претензия на разгадку этой сущности, и вечное стремление искусства разгадать тайну женской души. Они наверняка найдут и композиционное сходство (в нарушении хронологии событий), и портреты с реминисценциями из «Лёгкого дыхания», и массу аллюзий, и многое другое, в зависимости от того, какие задачи вы поставите перед ними.

Стоит, на мой взгляд, обратить их внимание на фрагмент, связанный с пелевинским видением взаимоотношений художника и его созданий: “…Ведь если я гляжу на неё и она кажется мне по-своему совершенным произведением искусства, дело здесь не в ней, а во мне, которому это кажется. Вся красота, которую я вижу, заключена в моём сердце, потому что именно там находится камертон, с невыразимой нотой которого я сравниваю всё остальное. Я постоянно принимаю самого себя за себя самого, думая, что имею дело с чем-то внешним, а мир вокруг — всего лишь система зеркал разной кривизны”. Интересно, мне кажется, предложить им подумать вот о чём, та же мысль заключена в строке Бунина “я вижу, слышу, счастлив — всё во мне” или всё же иная?

В сильном же или специализированном гуманитарном классе, помимо всего перечисленного выше, прямо с того, что “мир вокруг — система зеркал разной кривизны”, можно начать разговор о постмодернизме, его основных положениях, художественных принципах и приёмах. И здесь уж только бы хватило времени и сил…

Помните сон бесконечно ищущего смысл жизни Пьера Безухова, в котором он приходит к выводу о том, что “сопрягать надо, сопрягать”? Мне кажется, что в нашем случае сопряжение тоже ведёт к прояснению и пониманию сути.