На "качелях" школьного анализа художественного текста

Несколько лет назад на областной олимпиаде по литературе одиннадцатиклассникам был предложен для анализа рассказ И.Бунина «Качели». Небольшой рассказ, по сюжету и настроению характерный для этого периода творчества Бунина (1945), для сборника «Тёмные аллеи», в котором был напечатан. Задание не вызвало у “олимпиадников” особых затруднений. Но в то же время почти не было работ, в которых была бы разгадана тайна “лёгкого дыхания” бунинской прозы, очарования его стиля, особой, поэтичной атмосферы этого небольшого произведения. Выяснилось, что даже участники олимпиады (а значит, ученики, имеющие по литературе отличные отметки) не приучены к так называемому медленному чтению, что они видят только прямое значение слова и текста в целом и очень плохо воспринимают подтекст, тот ассоциативный ряд, который для писателя всегда важнее прямого смысла. За исключением двух-трёх работ, в лучшем случае это был пересказ сюжета с комментариями. В худшем… Вот примеры (с сохранением стиля) — судите сами.

“Произведение «Качели» было написано Буниным в 1945 году. В этот период творчества автора очень интересовала проблема любви. Так и в этом рассказе показана очень странная любовь, любовь пожилого человека и молодой девушки.

Основную тему произведения можно определить сразу же после прочтения, это тема любви <…>

Особенно интересно Бунин описывает тонкий эротизм любви. Такой элемент в произведении как развевающийся подол заставляет играть наши гормоны в полную силу.

Бунин — король изобразительности. Этот талант автора помогает более точно понять чувства героев. Усиливается наше чувственное восприятие. Слова «пахучие битки с луком» усиливают наш аппетит, а при слове «раскрасневшись» мы чувствуем жар”.

“Диагноз” самому себе поставлен здесь абсолютно точно: понимание текста основано не на “эстетической реакции” (Л.Выготский), а на физиологических инстинктах.

Такая работа может показаться просто смешным курьёзом: действительно, “играют гормоны” у юного автора (явно мужского пола), да так, что весь мир воспринимается лишь через эту призму. Но вот ещё один показательный вариант — позволим себе более широкое цитирование.

“Я прочитала рассказ И.А. Бунина «Качели», и он просто поразил меня своей актуальностью и меткостью. Писатель <…> мастерски раскрыл мужскую психологию. Это только их слова — о том, что ради женщин они с неба звёзды достанут. На самом же деле многие из тех, кому ты отдашь всё, выбросят тебя как ненужную тряпку. Я, конечно же, не имею в виду всех мужчин, и многие из них достойные, верные и порядочные люди, но с такими, как молодой человек из рассказа «Качели», девушкам стоит вести себя осторожно. И Бунин со своего героя маску смелости, готовности на всё ради любви тоже срывает.

Название рассказа очень точно отражает его содержание, а главное — характер и поведение его героя: чем больше он продвинется вперёд, тем дальше и быстрее отступает. Вернее, не отступает, а трусливо пятится назад. <…> Мы можем видеть, как быстро изменился герой. Его говорливость в начале и молчаливость в конце, после происшедшего между ними, является антитезой, контрастом всего рассказа. Особенно это можно проследить во фразах: «Убежим, повенчаемся, потом кинемся ему в ноги — заплачет и простит…» — в начале и «Что же нам теперь делать? Идти к дедушке и, упав на колени, просить его благословения? Но какой же я муж?» — в конце. По словам «Верно, опять мои любимые битки в сметане» нетрудно понять, что герой приехал туда отдохнуть и девушка для него — развлечение, неотъемлемая часть отдыха, как и «битки в сметане».

<...> Рассказ Бунина «Качели» — это сатира на таких вот «молодых джентльменов» и «мужей» на словах, а также предупреждение юным девушкам. <...> Этому рассказу не дано стать неактуальным, и, может быть, он поможет уменьшить число обманутых, брошенных девушек”.

Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Если в первом случае мы видим просто абсолютную глухоту к художественному слову, то здесь, на наш взгляд, — горькие плоды доведённых до абсурда наших учительских стараний “приблизить классику к жизни”, “актуализировать” в ней то, что покажется близким сегодняшнему читателю. Когда учитель предлагает ученику поставить себя на место того или иного героя, чаще всего происходит не желаемый эффект эмпатии, “вживания” в героя — с тем, чтобы лучше понять, почувствовать характер персонажа и суть авторского замысла, а, наоборот, “замещение” сложного, многозначного художественного образа конкретной личностью, далеко не всегда адекватной герою — и писателю — по интеллекту и духовному богатству. Не ученик поднимается до высокого искусства, а искусство низводится до реальной жизни и искусством быть перестаёт. Речь уже идёт не об интерпретации художественного текста, а о прагматичном его использовании для каких-то внеэстетических, чаще всего воспитательных целей.

В.Г. Маранцман говорил о трёх уровнях восприятия текста школьниками разного возраста и развития (см.: Маранцман В.Г. Анализ литературного произведения и читательское восприятие школьников. Л., 1974). В данном случае перед нами — если не “наивный реализм” (первый, самый низкий уровень), то характерный для 7–8-го класса уровень “нравственного самоуглубления”, который “характеризуется резкой субъективизацией читательского отношения к произведению. В связи с ростом самосознания личности происходят наполнение художественного текста собственными этическими проблемами читателя, субъективная переакцентировка смысла произведения в восприятии, стремительное развитие читательского воображения, часто произвольного по отношению к авторскому тексту”. К 11-му классу, которому и был предложен для анализа рассказ Бунина, должна быть достигнута более высокая ступень диалога с текстом, когда “развитие логических связей, осознание причин и следствий вызывают у школьников потребность рассмотреть исторические и эстетические соотношения искусства и жизни, взаимодействие всех элементов художественного произведения, углуб­ление внимания к форме”. Однако достижение этой цели требует осознанных усилий как ученика, так и учителя, и прежде всего осознания границы между живой жизнью, где страдают “обманутые, брошенные девушки”, — и художественным миром писателя, построенным по особым, эстетическим законам.

Мы не ставим своей целью предложить подробный анализ рассказа «Качели», тем более что такой анализ был в газете «Литература» опубликован (см. интересную, тонкую статью Натальи Храмцовой: «Литература», № 12/2002). Это лишь наблюдения, дающие, на наш взгляд, “информацию к размышлению” — размышлению о том, как научить детей понимать художественный текст в его эстетической целостности.

Ключ к пониманию рассказа И.А.Бунина «Качели» действительно лежит в его названии. Поэтому, приступая к анализу, даже до прочтения самого текста, полезно было бы поработать со словом “качели”. Может быть, стоит использовать приёмы, характерные для технологии мастерских, направленной на пробуждение воображения, развитие невербального, ассоциативного мышления. Можно предложить назвать ассоциации, вызванные этим словом: именно широкий ассоциативный ряд поможет в данном случае выйти на главный — подтекстовый — смысл рассказа. Ведь “качели” здесь — меньше всего “устройство разного рода для качанья ради забавы, увеселенья” (Толковый словарь В.И. Даля), “доска для качания, подвешенная к перекладине” (Толковый словарь русского языка под ред. С.И. Ожегова). “Детство, радость, веселье, полёт”; “маятник часов”, “чередование полюсов добра и зла, счастья и горя, радостей и огорчений”; “верх и низ, земля и небо в их неразрывной связи”; “сама жизнь с её взлётами и падениями” — вот лишь некоторые из ассоциативных рядов, список которых может быть легко продолжен. Это игровое упражнение настроит учащихся на понимание многозначности названия и самого рассказа, подготовит их к ассоциативному анализу текста, к пониманию его подлинного смысла.

Наверное, стоит поговорить и о главных героях, об их возрасте, социальном статусе. Одно дело, если в рассказе описана “очень странная любовь пожилого человека и молодой девушки”, и совсем другое — если речь идёт о первой влюблённости двух юных героев. Мы обращаем особое внимание на этот момент, так как дискуссии о возрасте главных персонажей неоднократно возникали и среди слушателей курсов повышения квалификации учителей, которым также был предложен для анализа этот рассказ. Ссылаясь на то, что Он, как следует из текста, — художник, “живописец”, некоторые взрослые читатели так же, как автор первого сочинения, увидели в нём если не пожилого, то, во всяком случае, опытного ловеласа, одержавшего свою очередную победу. Но давайте ещё раз медленно и внимательно прочитаем текст, приглядимся к деталям! “…Услыхал на балконе её шаги, дико ударил по клавишам и не в лад закричал, запел”; далее — “и опять ударил и закричал”. Возможно ли такое для человека солидного, привыкшего к лёгким победам? За этим “диким” криком, за этим “не в лад закричал” — и восторг, и смущение, и желание “себя явить”, и боязнь быть осмеянным… Да и само качание на качелях больше пристало двум очень юным существам.

Наталья Храмцова в своей статье справедливо замечает, что Бунин не изображает своих героев, не даёт их портретов: главное здесь — не герои, а чувство, внезапно их охватившее. И всё же отметим, что даже самые мелкие, казалось бы, случайные детали у Бунина — очень точны и значимы. Так, его герой — художник (или, скорее, будущий художник) — и мы видим и Её, и окружающий их мир будто его глазами — цветным и ярким: “Вошла в синем сарафане, с двумя длинными тёмными косами на спине, в коралловом ожерелье, усмехаясь синими глазами на загорелом лице”. Так же ярок и красочен мир даже в сумерки и для героини, влюблённой в художника и тоже будто перенимающей его взгляд: “Ау! А вон первая звезда, и молодой месяц, и небо над озером зелёное-зелёное — живописец, посмотрите, какой тонкий серпик! Месяц, месяц, золотые рога…”

Интересно обратить внимание и на хронотоп рассказа. Пространство постепенно расширяется от закрытой “гостиной” до космоса: “в то время когда герои раскачиваются на качелях, они находятся между звёздным, бездонным летним небом и землёй, на которую так боится упасть героиня” (Н.Храмцова). И опять-таки не случайно завершают эпизод контрастные по стилю и смыслу слова: “Слетев с высоты и соскочив на землю, сели на доску, сдерживая взволнованное дыхание и глядя друг на друга” — герои не просто качались на качелях, они летали в космической невесомости любви (вспомним знаменитую картину Марка Шагала!) — и, “соскочив на землю”, этот полёт продолжают, не подчиняясь законам земного притяжения.

“Земным” законам не подчиняется в рассказе и время: оно будто течёт вспять или, по крайней мере, стоит на месте: начавшись “в летний вечер”, действие продолжается “в сумерках”, которые вечеру должны предшествовать. Героям, а вместе с ними и автору, это неважно: любовь рушит все законы. В то же время не тёмная ночь, а именно сумерки, с их полумраком, размытостью очертаний и таинственностью нужны автору, чтобы передать ощущения героев, оказавшихся как бы “на качелях” самой судьбы, в момент между уходящим прошлым и неизвестным будущим.

Отдельного разговора заслуживает сюжетное построение рассказа. Маленький по размеру, он, тем не менее, достаточно динамичен, и основное действие (отношения героев) развивается от экспозиции (эпизод в гостиной, лёгкий флирт) через ряд эпизодов (полёт на качелях и затем “Вы уже влюблены в меня. — Может быть…”) до развязки (“Пусть будет только то, что есть… Лучше уж не будет”). Напрашивается вопрос: есть ли кульминация в этом сюжете? Оригинальность рассказа в том, что она находится “за кадром” и обозначена многоточием после слов: “Конец в устах? — Да…” Таинство первого поцелуя не нуждается в словесном описании, действие скрыто в “сумерках”, и в этой сдержанности — особенность стилевого решения Бунина.

Заметим, что даже учителя, не говоря уж об учениках, иногда задаются вопросом — что же там скрыто за этим многоточием, только ли целомуд­ренный поцелуй? Думается, что романтическая атмосфера рассказа, вся его стилистика позволяют дать однозначный ответ на этот вопрос. “Конец в устах”, и не более. Спуститься с этих высоких “качелей” на грешную землю — означало бы разрушить то ощущение счастья и полёта, которое не оставляло героев на протяжении всего произведения. Не случайно именно героиня на реплику героя “Но какой же я муж?” взволнованно отвечает: “Нет, нет, только не это. <…> Пусть будет только то, что есть... Лучше уж не будет”.

“Счастье” — ещё одно, кроме “качелей”, ключевое слово рассказа, оно дважды повторяется в этом маленьком тексте: “…счастливое лицо... — Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет...” В том же лексическом ряду оказываются и “смотрела радостно”, и “прекрасное… лицо”. Лексика высокого стиля как нельзя больше соответствует всей “счастливой” атмосфере произведения. Казалось бы, так неуместны, нелогичны здесь “дедушкин костыль” и тем более “пахучие битки с луком”. Однако в этом — даже не сочетании, а нарочитом смешении “высокого” и “низкого” заложен важный смысл, едва ли не главный смысл всего рассказа: именно из этого “сора” повседневности, из этих “низких”, мелких бытовых деталей как раз и “прорастают” первая любовь, и первые тревоги, и разочарования, взлёты и падения на “качелях” жизни. Здесь Бунин оказывается продолжателем традиции чеховского психологического реализма, выраженной в известном высказывании писателя: “Пусть на сцене всё будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье, и разбиваются их жизни…”

Рассказ «Качели», пожалуй, один из самых “светлых” рассказов Бунина о любви. Но и он заканчивается на грустной, элегической ноте: “Лучше уж не будет”. В соотнесении с другими произведениями сборника «Тёмные аллеи», в контексте всего творчества писателя этот мотив невозможности, недостижимости счастья становится ещё более значимым. Н.Храмцова предлагает для сопоставления рассказ «Холодная осень». В тот же ряд можно поставить и рассказ 1938 года «Поздний час», в котором герой возвращается в город своей юности и вспоминает такой же счастливый летний вечер: “Это было начало нашей любви, время ещё ничем не омрачённого счастья, близости, доверчивости, восторженной нежности, радости...” Но заканчивает он это путешествие в прошлое — на кладбище, на могиле когда-то любимой девушки: “Твой отец, твоя мать, твой брат — все пережили тебя, молодую”. Сопоставительный анализ рассказов позволит ещё глубже и полнее понять смысл рассказа «Качели».