Нужен ли ЕГЭ по литературе?

Так уж получилось, что почти все споры по поводу ЕГЭ разворачиваются вокруг экзамена по литературе. И все примеры абсурдных заданий (“Какого цвета платье надела на бал Наташа Ростова”), чаще, правда, придуманных, чем реальных, приводятся в связи с этим экзаменом. Ничего удивительного — корректность заданий по физике или химии способны оценить только специалисты, а литература — такой предмет, в котором специалистами себя считают все. И в этом смысле получается, что если согласиться с Эйнштейном в том, что “Образование — это то, что остаётся, когда школьный курс давно забыт”, то от нашего школьного курса осталась, главным образом, литература. Ну да, говорят специалисты по преподаванию этого предмета, наше поколение ещё было читающим, и в этом заслуга советской школы, а вот сейчас интерес к настоящей книге потерян, а ЕГЭ его убьёт окончательно.

Не знаю, не знаю… Школа, в которой я училась, была одной из лучших в Москве, и многих своих учителей я вспоминаю с большой благодарностью, но вот чего я там не получила, так это любви к литературе: зубодробительные характеристики героев книг, учебник Флоринского, где кроме дат жизни писателей других интересных сведений не содержалось, учителя, в особой любви к литературе не замеченные. Любовь к книге — от папы, сочинявшего для меня вариации на темы известных романов, где я, ребёнок, тоже участвовала в сюжете и спасала капитана Гранта, от мамы, так увлекавшейся хорошими книгами, которые читала, что не заразиться её эмоциями было невозможно, от бабушки, которая читала мне вслух свои любимые страницы. Это им спасибо. А среди моих одноклассников уже тогда, в конце шестидесятых, было немало таких, которые классической литературы не читали, а сочинения писали, пересказывая учебник.

Но даже если интерес к чтению действительно упал, нельзя же обвинять термометр в том, что у пациента высокая температура. Если ребята мало читают и предпочитают учить наизусть чужие сочинения или эссе, то причина не столько в экзамене, сколько в том, чему и как мы учим. Наша программа настолько набита теорией и терминами, что о любви к чтению говорить сложно. Список литературы, подлежащей обязательному прочтению, огромен и практически неизменен на протяжении многих лет. А всё, что навязывается, отторгается. Никто не любит рыбий жир, но многие любят рыбу, потому что последнюю можно выбирать, а можно и вообще не есть. Если бы у детей было право выбирать книги для чтения хотя бы из предложенного списка, у них появился бы повод рассказывать о прочитанном тем, кто ещё не читал того, что читали они. С ними можно было бы обсуждать, почему они выбрали ту или иную книгу. И им труднее было бы пользоваться чужими сочинениями — слишком велик был бы список читаемой литературы. Важно ещё и то, что, расширив список, из которого можно будет выбирать, мы, может быть, научимся ценить собственное мнение ученика и его аргументацию, а не его совпадение с мнением учителя или учебника.

Но тут речь уже не об экзамене, а о стандарте. Именно стандарт не допускает никаких вариаций: все должны прочесть именно эти произведения и именно их знание будет проверяться. А раз это так, то тесты, проверяющие знание деталей текста, вполне уместны. Мой коллега, с которым мы долгое время проработали в одном из институтов Российской Академии образования, во время очередной дискуссии по ЕГЭ воскликнул: “Если в России кто-то начнёт «Мой дядя самых честных правил…» и никто не сможет продолжить, это будет означать, что российская культура умерла!”

А я подумала, что уже сейчас, если спросить, в чём смысл фразы о том, что тот же дядя “уважать себя заставил”, на этот вопрос не ответят не только дети, но и многие учителя. И это, на мой взгляд, беда гораздо более серьёзная. Великая русская литература всегда побуждала к размышлению, а как можно рассуждать, не понимая смысла прочитанного? А понимание текста, к сожалению, почти никак не проверяется — стандарт этого не требует.

Зато он требует знания массы литературоведческих терминов, причём на память. И проверяется именно это знание, а не способность анализировать и оценивать использование языковых средств автором для передачи смысла и достижения художественного эффекта, как этого требует, например, английский стандарт. Наши формулировки стандарта, к сожалению, редко дают ответ на вопрос, чего же мы ждём от учащихся и особенно — почему мы этого ждём. На одном из семинаров в ответ на мой вопрос о том, чему же мы хотим научить наших детей, прозвучал ответ специалистов: “Мы хотим научить наших детей любить книгу”. Боюсь, что такой стандарт проверить нельзя: любовь непроверяема. Мой годовалый сын обожал книги — он их драл на мелкие кусочки. Потом, правда, стал большим книгочеем. А кто-то украшает ими интерьер. А кто-то читает только книги “из богатой жизни про любовь”. Задача привить любовь к чтению настоящей литературы может стоять для учителя, но, проверяя образовательные результаты учащихся, мы можем только косвенно судить об их любви к чтению.

В английском стандарте, например, оценивается “глубина понимания прочитанного текста, его основных идей, умение сопоставлять идеи и смыслы, почерпнутые из разных текстов, умение сформулировать самостоятельное и независимое суждение, критически оценить прочитанное с точки зрения убедительности аргументации и логики, умение проанализировать язык произведения с точки зрения его воздействия на аудиторию” (National curriculum. English. QCA, 2007. Р. 11–12). При этом знание названий стилистических средств не требуется и не оценивается. Зато в качестве главных задач изучения литературы выдвигается “способность к пониманию и сопоставлению культурных традиций и умение критически оценивать текст, анализируя пласты культуры и традиций, видение мира писателями различных эпох”. А для формирования этих умений предлагается огромный список авторов, как классических, так и современных, ни один из которых не является обязательным для изучения — выбор за учителем и учениками. Единственное исключение — все ученики должны прочесть одну из пьес Шекспира, при этом не указано, какую именно. Англичане, надо сказать, довольно много читают, несмотря на (а может быть, и благодаря) отсутствию принудительности в школьном курсе литературы.

Хотелось бы, чтобы в наших программах место, отводимое чтению современной литературы, было более значительным. Тогда ребятам, может быть, стали бы интересны дискуссии канала «Культура», полемика в СМИ. Они бы читали о том, что их окружает, а к этому труднее быть равнодушными. Мы, как мне кажется, забываем о том, что литература XX века уже стала литературой прошлого века, в ней тоже много классических произведений, а её доля в программе по-прежнему ниже, чем доля литературы XIX века. Русская классическая литература прекрасна, но если к ней относиться только как к иконе, появятся иконоборцы. В большинстве программ по литературе, а чаще словесности, в Европе не боятся включать в список современных произведений, из которых можно выбирать книги для чтения, бестселлеры, далеко не все из которых представляют художественную ценность, находится место и для дамских романов, и для детективов и триллеров. Ведь если их не включать, формировать умение критически оценивать прочитанное будет сложно. Кроме того, ребята всё равно их читают, а значит, чтобы содействовать формированию их вкуса, надо обсуждать их читательский опыт.

Опять-таки не могу не вспомнить, какую бурю гнева у специалистов по методике преподавания литературы вызвали экзаменационные задания по русскому языку на материале современных журнальных текстов. Все дружно принялись обсуждать, насколько полезнее было бы детям прочитать текст, например, Толстого. Никто, как водится, не обратил внимания, что текст был предназначен как раз для критического осмысления и нахождения противоречий. Да и стандарт по русскому языку требует, к счастью, чтения текстов разных жанров.

Мне кажется, для того, чтобы появился качественный экзамен по литературе, необходим новый стандарт, дающий ясный ответ на вопрос, что мы хотим сформировать. Я без энтузиазма отношусь к идее базового и профильного экзамена по литературе именно потому, что профильный стандарт перегружен теорией. По сути дела это уже элементы вузовского курса теории и истории литературы. Предполагается (по-моему, напрасно), что изучающие литературу на профильном уровне обязательно станут филологами. Но даже если это так, зачем же изучать в школе то, что всегда с успехом изучалось в вузе? Из-за того, что стандарт не даёт ответа на вопрос, каких результатов должны добиваться учащиеся на профильном уровне, вакуум заполняется привычным: знаниями и теорией. Поэтому не приходится удивляться тому, что в профильном экзамене проверяются преимущественно знания.

Означает ли это, что работу над экзаменом по литературе надо отложить до тех времён, пока не появится новый стандарт? Совсем напротив. Нам ведь так или иначе предстоит оценивать результаты изучения курса литературы в школе — и вопрос об объективности этого оценивания встанет всё равно. Он стоял всегда — задолго до ЕГЭ сочинение было самым удобным инструментом для манипуляций на вступительных экзаменах. Только тогда ни одна апелляция не имела шансов на успех. Вспомним хотя бы пресловутое “не раскрыл тему”!

Разрабатывая экзамен, важно найти такие формы, которые позволили бы документально зафиксировать ответы учащихся и достаточно однозначно их интерпретировать. Недавно в дискуссии, транслировавшейся по третьему каналу телевидения, Е.А. Бунимович и Е.А. Ямбург, оба весьма критически относящиеся к ЕГЭ, дружно отвергли идею зачисления в вузы по портфолио результатов. Причина в том, что разработать непротиворечивую критериальную базу в такой форме проверки практически нереально, а раз её нет, это прямая дорожка к коррупции гораздо более оголтелой, чем мы имеем с ЕГЭ. А господин Комков, на всю страну заявивший, что во всей Европе ничего, подобного ЕГЭ, давно уже нет, а приём осуществляется только по результатам портфолио… как бы это помягче сказать… В общем, поздравляю Вас соврамши! Потому что и в Европе, и в большинстве развитых стран прозрачность и однозначность критериев — это необходимое условие создания качественного экзамена.

Мне кажется, сейчас самое время задуматься о том, какие результаты изучения курса литературы нам особенно важно проверить, и попытаться подобрать адекватную форму такой проверки. Придётся, конечно, задуматься и о том, чтобы эта форма не была слишком затратной, но опыт показывает: когда найдено содержательное решение, поиск экономической модели, как правило, оказывается успешным.