За что ж вы бедного Базарова?

Статья В.Н. Александрова задела меня. И не только потому, что сложный, глубокий, вызвавший ожесточённые споры современников и, кажется, не до конца понятый самим автором характер героя тургеневского романа в ней “выпрямлен” и упрощён до предела, но и потому, что предложенный В.Н. Александровым подход к анализу и интерпретации классики в школе становится всё более распространённым. Суть его, как нам кажется, заключается в том, что в угоду “оживлению”, “осовремениванию” давно написанного произведения (ведь иначе оно сегодняшним ученикам просто неинтересно!) некоторые учителя искусственно смещают акценты, выделяют как главное то, что автору вовсе не казалось существенным, или — что ещё хуже — пытаются найти (и находят!) в тексте произведения то, чего в нём на самом деле нет вообще. Так, мне довелось присутствовать на уроке, где главной причиной “духовного кризиса Базарова” (такова была тема урока, хотя можно спорить, был ли этот “духовный кризис” вообще) оказался… его атеизм, его отказ признавать Бога и религию! Символическим эпиграфом к уроку послужила репродукция картины Рембрандта «Возвращение блудного сына», а иллюстрациями — висевшие на доске детские рисунки с сюжетом “дорога, ведущая вдаль мимо храма”.

Нечто подобное видим мы и в статье В.Н. Александрова, но здесь речь идёт об отношениях Базарова не с Богом, а с родителями: “История Базарова — это история блудного сына, который пожертвовал отчим домом ради обладания тайной жизни”. Уже в самом названии своей статьи («Феномен маминой кастрюли»), в её экспозиции В.Н. Александров выдвигает на первый план тему “отцов” и “детей” в прямом, биологическом смысле этих слов и предлагает рассмотреть характер Базарова именно с этой точки зрения. “Роман Тургенева о вражде, порождённой несдержанной нежностью, о надменном равнодушии”, — пишет В.Н. Александров. И образное резюме в конце статьи: “…жизненная история Базарова — это история обманутого туземца, который обменял никогда не ржавеющее золото родительской любви на дешёвые бусы мнимого величия”. Но ведь роман совсем не об этом! Общеизвестно символическое значение названия, где “детей” представляет фактически один Базаров — человек не нового поколения, а новых взглядов, — а к “отцам” по сути примыкает и двадцатилетний Аркадий.

Искажённый “посыл” влечёт за собой целую цепочку неверных логических построений и как результат — не подтверждаемую текстом романа интерпретацию характера его главного героя. Перед нами предстаёт ничтожество, претендующее на роль “сверхчеловека”, “главного и единственного” духовного Отца, едва ли не самого Бога, — но тайно страдающее от своей обыкновенности и не желающее признавать её: “Перед Базаровым стоит трагический выбор: стать в один строй со всеми, с отцами и детьми… либо отделиться, уйти в пустыню одиночества, чтобы там без обескураженных свидетелей выстрадать свою обнажающуюся под балахоном с кистями обыкновенность”. В.Н. Александров отмечает такие отталкивающие человеческие качества Базарова, как “надменное равнодушие” и “высокомерие, которое можно было бы назвать демоническим, если б не его очевидная несуразность”; говорит о “бесчувственности”, которая “порождена бесовской гордыней”. “Главная пружина, сообщающая движение его личности, — честолюбие”, — утверждает автор статьи.

Если все эти утверждения верны, то непонятно, почему сам Тургенев, по его собственным словам, чувствовал к своему герою “невольное влечение” (запись в дневнике). “Скажите по совести, разве кому-нибудь может быть обидно сравнение его с Базаровым?” — писал он. И ещё: “…Если читатель не полюбит Базарова со всею его грубостью, бессердечностью, безжалостной сухостью и резкостью — …я виноват и не достиг своей цели”. По наблюдениям исследователей, “при подготовке отдельного издания романа многое, рисующее Базарова в невыгодном свете, было устранено Тургеневым”: писатель, работая над рукописью романа, стремился, чтобы “суровое волевое начало в характере героя не заслонило собою его человеческих качеств” (см.: Примечания // Полное собр. соч. и писем И.С. Тургенева:
В 28 т. М.–Л.: Наука, 1964. Т. 8. С. 583, 588 и др.).

Внимательно и непредвзято читая текст, нетрудно опровергнуть почти любое “обвинение”, которое автор статьи предъявляет тургеневскому Базарову. Даже эпизод с муравьём, который “тащит полумёртвую муху” и который воспринимается В.Н. Александровым как философская формула, выражающая “соль базаровской теории” — “прав сильный! Всё остальное обман”, может быть прочитан и как доказательство способности Базарова к состраданию: “Тащи её, брат, тащи!.. пользуйся тем, что ты, в качестве животного, имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломанный!”

Базаров вовсе не претендует на роль Отца и Учителя, но Тургенев намеренно выстраивает всю систему действующих лиц романа так, что рядом с Базаровым поставить — некого. “Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною… тогда я изменю своё мнение о самом себе”, — говорит Базаров Аркадию. И он, сильная, харизматичная личность, образованный человек с твёрдыми, выстраданными убеждениями, имеет все основания ставить себя выше и “живого мертвеца” Павла Петровича, пожертвовавшего своей карьерой и жизнью ради женщины, и Аркадия, не имеющего собственных суждений, не говоря уж о людях, подобных Кукшиной и Ситникову.

Одной из существенных черт Базарова В.Н. Александров считает “театральность”: “Базаров — человек жеста или, точнее, позы”, его научная деятельность — просто игра на публику, вызывающая “почтительный трепет” лишь у “непосвящённых”. Но вряд ли показными были его походы ранним утром, когда все ещё спали, “версты за две, за три” за травами или лягушками для опытов; вряд ли “театром” можно назвать то, что “Базаров привёз с собой микроскоп и по целым часам с ним возился”, а Николай Петрович “охотно его слушал, охотно присутствовал при его физических и химических опытах”. Вспомним, что “он в будущем году хочет держать на доктора”. “Я работать хочу”, — заявил он отцу в свой последний приезд в отцовский дом. И не отсутствие публики послужило причиной того, что “лихорадка работы с него соскочила”, а душевный надлом из-за разрыва с Одинцовой, из-за неожиданно взбунтовавшегося в “железном” нигилисте живого сердца.

Почему В.Н. Александров решил, что Базаров “отмахивается” от Николая Петровича, обратившегося к нему с просьбой о помощи “в агрономических работах”, “пугливо пятится”, боясь показать свою научную несостоятельность? “Я к вашим услугам, Николай Петрович”, — отвечает ему Базаров и на самом деле без всякого “модного” Либиха даёт дельные советы Аркадию по поводу плохо приживающихся молодых деревьев: “Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да ёлок, да, пожалуй, липок, подбавивши чернозёму. Вон беседка принялась хорошо, — прибавил он, — потому что акация да сирень — ребята добрые, ухода не требуют” (гл. 9).

Так же легко опровергнуть утверждение о высокомерии, себялюбии Базарова. Вспомним, как легко и с удовольствием общается он с дворовыми, как быстро “освоилась” с ним Фенечка, а главное — как тянутся к нему дети, которые всегда чувствуют притворство и ложь, — от младенца, который, “к удивлению Фенечки и Дуняши”, охотно пошёл к нему на руки, до дворовых мальчишек, которые “бегали за дохтуром”, как собачонки. Все эти разрозненные детали в романе не случайны, они нужны Тургеневу именно для того, чтобы внешне резкий и кажущийся бессердечным герой не превратился в то “исчадие ада”, каким пытается показать его современный нам исследователь.

И наконец, о главном “обвинении”, лежащем в основе статьи В.Н. Александрова, — об отношении Базарова к родителям. Только предвзятый взгляд, смещённый от главных идей романа к теме побочной, но кажущейся актуальной для сегодняшних школьников, мог увидеть в Базарове бессердечного, неблагодарного, равнодушного сына! Да, он не благоговеет перед отцом и матерью — действительно суетливыми, обременяющими его своей любовью (“Работать хочется, а здесь нельзя”). Удивительно, если бы было иначе, — это признаваемый всеми “неустранимый закон времени”, о котором говорит и автор статьи: закон смены поколений и движения жизни. Но в то же время в одном из разговоров на прямой вопрос Аркадия о родителях: “Ты их любишь, Евгений?” — он так же прямо отвечает: “Люблю, Аркадий”. И Тургенев на протяжении всего произведения последовательно лепит образ любящего, а не равнодушного сына! “Нет, надо к отцу проехать… Я его давно не видал, и мать тоже; надо стариков потешить. Они у меня люди хорошие, особенно отец: презабавный. Я же у них один”, — говорит Базаров Аркадию, и уже в этих словах сквозит несвойственная ему нежность. “Как он, однако, поседел, бедняга!” — замечает Базаров, увидев отца после долгой разлуки. Он терпеливо выдерживает душераздирающую сцену встречи с матерью, когда она долго всхлипывала на его груди, так что “мужик на козлах даже отвернулся”, а затем “повёл в дом ослабевшую старушку. Усадив её в покойное кресло, он ещё раз наскоро обнялся с отцом…”, потом опять “нагнулся к матери”, захотевшей ещё раз прижать к груди своего “Енюшу”. Впоследствии, играя в карты с отцом Алексеем, “он попросил у ней руку «на счастье»”; “она тихонько положила свою мягкую ручку на его жёсткую и широкую ладонь”. “Сядь лучше вот тут на диван да дай на себя посмотреть”, — обращается он к отцу, и затем в разговорах постоянно выясняется, что он прекрасно знает и помнит о былых успехах отца и в науках (“Ведь ты, помнится, серебряной медали за сочинение удостоился, а?”), и в служебных делах (“…я вам расскажу любопытный эпизод чумы в Бессарабии. — За который ты получил Владимира? — подхватил Базаров. — Знаем, знаем… Кстати, отчего ты его не носишь?”). Решив уехать, он жалеет, что придётся “огорчить старика”: “целый день прошёл, прежде чем он решился уведомить Василия Ивановича о своём намерении”. Все эти детали свидетельствуют о человеческих качествах Базарова, добавляют к облику дерзкого и неприступного нигилиста живые, тёплые черты. Ещё более красноречивы детали в последних сценах романа, когда Базаров, уже зная, что умирает, до последнего скрывает это от отца. Едва ли не последние его слова Одинцовой: “И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днём с огнём не сыскать”.

Таким образом, достаточно внимательно прочитать роман, чтобы стали видны “натяжки” и искажения, допущенные современным интерпретатором.

Подчеркнём, что мы ни в коей мере не стремимся впасть в другую крайность и превратить Базарова из “дьявола” и “беса” в безупречного “ангела” — вспомним, что и сам Тургенев говорил о его грубости, резкости и т.д., о том, что его задачей было — “сделать его волком и всё-таки оправдать его” (письмо к А.Герцену). Мы призываем лишь оставаться в пределах авторского текста и не приписывать Тургеневу (да и другим русским классикам) то, чего они не собирались говорить! (В этом плане, кстати, вызывает по меньшей мере недоумение упоминание В.Александровым в том же аспекте других героев русской классики: “неприкаянный сирота Чацкий, Онегин, так и не познакомивший нас со своими родителями”.)

Наверное, всё же интереснее было бы, углубившись в текст романа «Отцы и дети», показать тонкость психологизма Тургенева, его умение использовать значимость отдельной детали; увидеть сложность и противоречивость характера Базарова. Может быть, именно здесь нашёлся бы повод для дискуссии о всегда актуальных и интересных сегодняшнему молодому поколению проблемах “отцов и детей” — не на уровне “кастрюли” и “нержавеющего золота родительской любви”, а на уровне философского антагонизма старого и нового, устаревшего и современного.