Штудии

Ирина ЕВЛАМПИЕВА

---

Ирина Николаевна ЕВЛАМПИЕВА — учитель русского языка и литературы п. Пола Парфинского района Новгородской области.

Роман «Братья Карамазовы» как педагогическая поэма

На первый взгляд, в названии как минимум два противоречия: само словосочетание педагогическая поэма, если рассматривать современное значение слова педагогика (наука о воспитании и обучении), оксюморонно, однако если обратиться к первичному значению слова (буквально с греческого — вождение детей), то противоречие снимается, так как, на наш взгляд, именно о таком отношении к детям и идёт речь в последнем романе Ф.М. Достоевского. Второе противоречие — соединение по отношению к одному произведению двух жанровых названий — тоже поверхностно, так как слово “поэма” употреблено в переносном смысле (о чём-то возвышенном, прекрасном).

Эта тема возникла неслучайно и вполне вписывается в общую тематику наших чтений, так как чтение Достоевского — это прежде всего процесс самопознания, а по роду деятельности, по социальному статусу и по мироощущению все мы здесь обучаемые и обучающие, отцы и дети, воспитывающие и воспитываемые, поэтому “подойти” с этих позиций к прочтению романа «Братья Карамазовы» давно возникла необходимость.

Особенно интересно прочесть роман с точки зрения отношения автора к воспитанию. На одном из форумов в Интернете можно прочесть следующее безапелляционное заявление: “Дети — это такие же люди, как и взрослые, но только ещё лучше, чище, настолько чище, насколько не испорчены так называемым воспитанием. Лучшее воспитание — отсутствие любого активного, целенаправленного воспитания. Даже великий Достоевский не признавал слова «воспитание». В письмах писал не «воспитывай», а «веди»”.

Тут следует возразить обращением к письмам Достоевского, в одном из которых читаем: “...Смутно на душе и тоска. Думаю о вас, о Фединьке милом, который меня крестил, об ангеле моём Любочке и о тебе очень. Аня, милая, ради Бога, будь внимательна к ним. Что ты их любишь, я знаю. Не кричи только <...> на них <...> и веди их чисто” (курсив мой — И.Е.)¹ Как мы видим, автор письма не противопоставляет в нём слова “воспитывай” и “веди”, говоря совсем о другом.

Понимание воспитания как “вождения” явно присутствует в романе. Старец Зосима “ведёт” и наставляет Алёшу. Однако отношение старца Зосимы к Алёше не только отношение наставника, в их отношениях есть то, что Ян Амос Коменский называл “питанием души”, то есть настоящим воспитанием. Процесс этот двусторонний. “Без сомнения он (старец) поразил Алёшу каким-нибудь особенным свойством души своей. Алёша жил в самой келье старца, который очень полюбил его и допустил к себе”.

Открытость старца, его готовность принять чужую душу, творит чудеса. “Про старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедывать сердце своё и жаждавших от него совета и врачебного слова, — до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрёл прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришёл, чего тому нужно, и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово. Но при этом Алёша почти всегда замечал, что многие, почти все, входившие в первый раз к старцу на уединённую беседу, входили в страхе и беспокойстве, а выходили от него почти всегда светлыми и радостными, и самое мрачное лицо обращалось в счастливое. Алёшу необыкновенно поражало и то, что старец был вовсе не строг; напротив, был всегда почти весел в обхождении. Монахи про него говорили, что он именно привязывается душой к тому, кто грешнее, и кто всех более грешен, того он всех более и возлюбит”.

Нельзя не заметить ещё одну сюжетную линию романа, напрямую связанную с «Великой дидактикой» Я.А. Коменского — это линия Коли Красоткина, “умненького” мальчика, находящегося до встречи с Алёшей Карамазовым не в меньшей опасности, чем Илюша Снегирёв. Алёша, объединяя мальчиков вокруг страдающего Илюши, даёт не только пищу уму и сердцу, но организует полезную спасительную деятельность², избавляющую подростков от разрушительной праздности.

Роман «Братья Карамазовы» уникален своей разнонаправленностью в прошлое и будущее педагогики. Именно с этих позиций нельзя не заметить удивительную современность романа. Достоевский предвосхитил в нём будущие открытия двадцатого века. Несколько прямых совпадений не могут не изумлять читателей, хоть сколько-нибудь знакомых с современной педагогической наукой. Эуген Финк, один из известных исследователей феномена воспитания, выделяет в педагогике следующие сферы: 1) воспитательное учреждение как внешняя организация, 2) институты воспитания (семья, государство) как объективные духовные образования, 3) личность в воспитании (воспитатель и воспитуемый) как субъективный дух в педагогической области, 4) идеальность идеалов.

Практически все эти сферы представлены в образной системе романа. Первая — в рассказах мальчиков о школьной жизни. Вопросы: чему учить и как учить, каким должен быть учитель — обсуждаются на страницах романа с той же степенью актуальности, как на школьной перемене в учительской или в классах...

Вторая — в образах разных семей. Проблемы семейного воспитания, намеченные в первых главах, пронизывают весь роман: семья Карамазовых, семья Хохлаковых, семья Красоткиных — все, как принято сейчас говорить, неполные; семья Снегирёвых тоже, но если в первых нет одного из родителей, то в этой умирает — ребёнок, смысловой и душевный центр семьи и романа в целом, оставляя сиротами всех героев романа и его читателей тоже³.

Третья связана с изображением в романе субъективности основного звена в процессе воспитания (воспитатель и воспитуемый)⁴. Конечно, это тема не одного исследования. В романе возникает множество педагогических ситуаций, когда вмешательство в систему (воспитатель и воспитуемый) приводит к её качественному изменению.

Четвёртая, “идеальность идеалов”, явно присутствует в образе океана из бесед и поучений старца Зосимы. “Братья, любовь учительница, но нужно уметь её приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работой и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит. Юноша брат мой у птичек прощения просил: оно как бы и бессмысленно, а ведь правда, ибо всё как океан, всё течёт и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отдаётся. Пусть безумие у птичек прощения просить, но ведь и птичкам было бы легче, и ребёнку, и всякому животному около тебя, если бы ты сам был благолепнее, чем ты есть теперь, хоть на одну каплю да было бы. Всё, как океан, говорю вам”⁵.

В заключение выскажу надежду, что мои размышления станут для коллег приглашением к совместной работе по исследованию романа «Братья Карамазовы» как с точки зрения предложенных подходов, так и к поиску новых.

Примечания

¹ А.Г. Достоевской. 6 июня 1874. Петербург.

² Но поистине гораздо более нуждаются в воспитании люди даровитые, так как деятельный ум, не будучи занят чем-либо полезным, займётся бесполезным, пустым и пагубным.

Чем плодороднее поле, тем обильнее оно производит терновник и чертополох. Так и выдающийся ум полон пустыми мечтаниями, если его не засеять семенами мудрости и добродетелей. Как действующая мельница, если в неё подсыпать зерна, то есть материала для перемалывания, стирает сама себя и, отрывая от жерновов куски и даже повреждая и разрывая отдельные части, бесполезно с шумом и треском пылит, так и подвижный ум, лишённый серьёзной работы, будет вообще наполняться ничтожным, пустым и вредным содержанием и станет причиной своей собственной гибели.

³ Илюша Снегирёв объединил вокруг себя почти всех жителей Скотопригоньевска. О нём думают Митя и Грушенька, заботится Катерина Ивановна, Лиза Хохлакова. Илюша в своей болезни восстанавливает между людьми связи, казалось, давно утерянные, внося в роман атмосферу семейной ответственности всех за всех.

⁴ Своеобразие вопроса о воспитании как научного вопроса в том и состоит, что он неизбежно выводит спрашивающего за рамки традиционных критериев научности (объективности), потому что, как пишет Финк, всегда, когда мы пытаемся обратиться к делу воспитания, мы неминуемо оказываемся сами вовлечёнными в поле того феномена, о котором спрашиваем. Мы не можем, так сказать, “искоренить себя” из вопроса о воспитании.

⁵ В этом плане интересно исследование, представленное в работе А.Г. Гачевой «Достоевский и Фёдоров. Духовно-творческий диалог». По мнению исследователя, “для позднего Достоевского знакомство с идеями Фёдорова стало важной духовной и творческой вехой. Оно широко отразилось в романе «Братья Карамазовы» — и в черновиках, и в окончательном тексте”.