Задание со звёздочкой*

ВОПРОС.

Это задание со звёздочкой год назад мне дали девятиклассники. Попросили перед контрольной по литературе объяснить им смысл рассказа Чехова «Студент». Взяла книгу, чтобы “освежить” рассказ в памяти, мысленно улыбнулась Ильфу и Петрову (“если человек говорит, что ему надо освежить в памяти, значит, он это никогда не читал”) и…

Так. Когда происходит действие рассказа?

В страстную пятницу. А откуда идёт домой “студент духовной академии” Иван Великопольский? Ответ определённый: “с тяги”. А что такое “тяга”? Охота!

Не это ли вызвало изумление моих учеников: почему будущий священнослужитель в Страстную неделю отправляется на охоту?

Не единственный вопрос, который вызывает чтение «Студента», но сейчас ограничимся им. Действительно, почему?

ОТВЕТ.

В психологии есть такое понятие — слепое пятно. Это очевидные предметы и события, которые человек не воспринимает в силу разных причин: так компьютер “не видит” несовместимые с ним программы. Обнаружение своего “слепого пятна” — вещь довольно болезненная, но совершенно необходимая человеку для собственного развития.

Мы привычно называем Чехова мастером деталей, не задумываясь об их смысле, очевидном для его современников.

Пятница Страстной недели Великого поста… Это сейчас про Великий пост большинство православных знает только, что перед ним — Масленица, а после него — Пасха. А во времена Чехова верующие, независимо от сословий, старались проводить Страстную неделю в церкви.

Герой рассказа — сын дьячка и студент духовной академии, для которого служба в эти дни — естественное дело.

Если это знать, то вопрос-утверждение Ивана Великопольского к Василисе: “Небось, была на двенадцати евангелиях?” в его устах звучит особенно красноречиво.

“Двенадцать евангелий” — особое богослужение, на котором читаются двенадцать фрагментов из Нового Завета, рассказывающих о последней встрече Христа с учениками, ночи, одиноко проведенной Им в Гефсиманском саду, Его распятии... Страдания Господа переживаются и становятся частью личного духовного опыта. Именно в сопереживании Христу смысл этой службы.

Так вот: огородница Василиса была в церкви, а студент-семинарист побывал на тяге, то есть на охоте, которая, насколько мне известно, запрещена православным на время поста, а священнослужителям — вообще.

В этом контексте священноисторический экскурс студента приобретает совершенно особый смысл. Увлечённо пересказывая простым крестьянкам историю отречения Петра, живописуя эти сцены: “Воображаю: тихий-тихий, тёмный-тёмный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания…”, Иван проводит странную параллель между собой и Петром, начиная со знаменитого “Точно так же…”. Но своё отступничество Пётр искупит страданиями. А вот искупит ли отступничество его даже не осознающий студент духовной академии Иван Великопольский?

Подготовила Галина РЕЗАПКИНА.

В ДОПОЛНЕНИЕ К ОТВЕТУ

Думаю, недаром Галина Владимировна завершила свой ответ новым вопросом. Действительно, при внимательном чтении этого, одного из самых коротких рассказов Чехова (и, по свидетельствам И.А. Бунина и И.П. Чехова, “самого любимого” им, “наиболее отделанного”) возникает много вопросов.

Поэтому уточним, что же такое тяга. Надёжный Даль толкует: “Тяга птицы, прилёт и отлёт, и самая пора эта; перелёт”. Словарь С.И. Ожегова поясняет: “Тяга — весенний перелёт вальдшнепов в поисках самки. Стоять на тяге (охотиться во время тяги)”.

Да, коллизия обостряется. С точки зрения современной экологии (но была ли она в конце XIX века?!) тяга — злостное браконьерство, убийство птиц, готовящихся вывести потомство!

В знаменитых «Записках ружейного охотника в Оренбургской губернии» (1852; 3-е изд. — 1857) С.Т. Аксакова вальдшнепам (лесным куликам) и охоте на них посвящена отдельная глава. Здесь также содержатся поразительные для нас суждения: “Тяга — ток вальдшнепов: самцы летают по лесу и криком своим зовут самок”, а “добычливые стрелки” голосу самок “искусно подражают”, так что “вальдшнепы налетают на них очень близко”. Такой вот отстрел крылатых Ромео!

Но, как видно, в те времена к охоте было совершенно иное отношение. С.Т. Аксаков, которого не заподозришь в атеизме или язычестве, со вкусом и поэтической страстью описывает подробности весенней охоты на разную живность, то есть охоты в недели Великого поста.

Это, разумеется, не снимает остроты вопроса Г.В. Резапкиной, но ставит его в культурно-исторический контекст, выводит за пределы “слепого пятна”.

Надо бы не упустить и предположение о простом недосмотре Чехова как автора. Хотя, по моему убеждению, эта гипотеза будет отвергнута, доказательства против неё выведут нас к новым уровням смысла чеховского шедевра. Так или иначе, хотелось бы разговор о «Студенте» на страницах «Литературы» продолжить. Поэтому также закончу вопросом: а почему рассказ назван именно так — «Студент»?

Сергей ДМИТРЕНКО