Есть идея!
Задание со звёздочкой*
ВОПРОС.
Одна из самых знаменитых песен о Великой Отечественной войне «Враги сожгли родную хату...», написанная Матвеем Блантером на слова Михаила Исаковского, вызвала в своё время страшное неудовольствие партийных властей страны. На добрый десяток лет песня оказалась фактически под запретом и вернулась к слушателю только благодаря усилиям Марка Бернеса. Что так испугало власть в тексте этой песни?
ОТВЕТ.
Прямого ответа на этот вопрос мы, естественно, не знаем, но предположения выдвинуть можно. Конечно же, песня «Враги сожгли родную хату...» выбилась из череды победных песен о войне именно своей человеческой интонацией. Впрочем, обнаженный лиризм присущ военной поэзии, но здесь идёт речь не просто о лиризме: перед нами рассказанная простыми и безыскусными словами история целого народа. “Враги сожгли родную хату, // Сгубили всю его семью…” — это судьба многих. Поэтому так точно попадает эта песня в сердце. Не случайно так ярка в ней фольклорная основа: возвращение солдата со службы домой — одна из типичных ситуаций солдатских песен и баллад разных веков; мотивы перекрёстка, могилы, горького вина, “с печалью смешанного”, широко разработаны в разных фольклорных жанрах и давно перекочевали в литературу.
Однако есть в этой песне один интересный момент, на котором стоит остановиться особо. Обратим внимание на два последних куплета: “Он пил, солдат, слуга народа, // И с болью в сердце говорил: // «Я шёл к тебе четыре года, // Я три державы покорил!» // Хмелел солдат, слеза катилась, // Слеза несбывшихся надежд. // И на груди его светилась // Медаль за город Будапешт”. Здесь ощущается какой-то стилистический слом. С одной стороны, “несбывшиеся надежды” и “слеза” (а также ранее “сожжённая хата”, “травой заросший бугорок”, “не сойтись вовеки нам”). Это то, что солдат сам знает и чувствует. С другой же стороны — “три державы покорил”, “слуга народа”, “медаль за город Будапешт”. Это взгляд на солдата извне, со стороны официально празднующего победу государства. Эти слова он слышит о себе. Особенно показателен этот город — зачем нужно так говорить? Ведь ясно, что Будапешт — не деревня. (Не говорим же мы: “Вот летит птица голубь и бежит животное собака”.) Можно предположить, что это именование пришло из официальных сводок Совинформбюро: “В боях за город такой-то наши части, преодолевая сопротивление противника… К исходу дня войска такого-то фронта заняли город такой-то…”
Вот на этой-то несостыковке общего и частного, долженствующей быть радости и ощущаемой печали и строится весь эффект песни. Да, “слуга народа” и “три державы”, да, я должен бы чувствовать себя победителем и освободителем, но это не вернёт мне одной-единственной Прасковьи, не согреет и не наполнит мою жизнь, ничем не заменит той утраты, к которой я вернулся. “Я шёл к тебе” — вот простая и понятная человеку цель. А получил “три державы” вместо одной “родной хаты”. Огромные, помпезные, чужие — и потому пустые. Вместо одного, своего, родного, нужного — и теперь тоже пустого. Вернее, опустевшего, сожжённого, не спасённого мною, пока я был “там”.
Повторим: этот “я” — не отдельный солдат, а целый народ. Получилась песня не про “гром победы”, а про её человеческую цену. Песня обо всех и для всех. Кроме власти, которая, как ей и положено, меряет всё целостными масштабами.