На полях книги

Биография писателя как вызов литературе

Что сегодня происходит с литературой?

Мы взялись говорить о литературных премиях потому, что книги, оказывающиеся лауреатами, отражают некое литературное состояние, становятся некими ориентирами для понимания происходящего в безбрежном литературном мире.

Вместе с тем, когда в постсоветское время в России одна за другой начали учреждаться литературные премии, вскоре открылось, что и здесь мы пошли другим путём. Не будем говорить о том, что многие премии работают не на литературу, а на обслуживание их учредителей и связанных с ними людей. Проблема драматичнее: корпоративность размывает сами условия, на основании которых должна присуждаться премия.

В начале 1990-х годов была установлена премия «Русский Букер» — за лучший роман года, написанный на русском языке. И тут же не только в “длинных списках”, но и в списке награждённых стали обычными сочинения, никакого отношения к жанру романа не имеющие.

Появилась премия «Национальный бестселлер» — но кто эти бестселлеры читал или хотя бы покупал? Можно идти и далее, и говорить об этом с подробностями, но это тема особой статьи…

Более содержательная история складывается вокруг премии «Большая книга». Эта премия существует два сезона, и вот победителями в ней, по сути, становятся литературные биографии (ведь с точки жанровой формы и роман Людмилы Улицкой — литературная версия биографии реально жившего человека). И это, как представляется, связано не с тенденциозностью предварительного отбора произведений, а с более сложными процессами, происходящими в литературном мире. Само по себе название «Большая книга» вроде бы нацеливает на роман, композиционно единый сборник рассказов или повестей, на нечто действительно объёмное. Хотя, разумеется, в литературе своя весовая система, и критерий “томов премногих тяжелей” неотменим. Как можно судить по пресс-релизам и высказываниям лиц, организующих премиальный процесс «Большой книги», основные надежды здесь связываются всё же с романом. Но судьба современного русского романа также нуждается в особом обсуждении, и мы наметили вскоре вернуться к этой важной, в том числе и для учителей-словесников, проблеме. А пока попытаемся разобраться с феноменом литературной биографии в современной русской словесности, что выразилось и в двух награждениях «Большой книги».

Есть расхожее суждение: писатель, даже очень хороший, всю жизнь пишет одну книгу. Оно нередко соотносится с другим суждением в этой же сфере: каждый человек в течение жизни может написать одну книгу. Ни тематика, ни проблематика такой книги не уточняются, но никто не возражает, когда их связывают с автобиографизмом.

Всё это весомо подтверждается суждением, извлечённым из дневника Льва Толстого (а это книга, которую он действительно писал всю жизнь): “Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения и не как художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь” (запись 12.01.1909 г.).

Сегодня Россия переживает не только книжный бум (по, так сказать, ассортименту издаваемого), но и бум писательский (все у нас теперь писатели — и поп-звёзды, и гламурные модели, и гастарбайтеры, и рыночные торговцы). Недавно по ТВ услышал очаровательное признание одной из писательниц этого рода (характерно, что имя-фамилию при своей профессиональной памяти на эти показатели тут же забыл; имя и не важно в этом мире силикона и парфюма). На вопрос, что она читает, эта милая бонбоньерка ответила: читаю, мол, свою книгу, которую только что написала.

Вместе с тем иронию эту можно обратить лишь на антураж — само по себе явление вполне серьёзно и отражает запросы общества, освобождённого от принудительного коллективизма, направленного к изучению возможностей именно личности. Отсюда уже долголетний успех журнала «Караван историй», появление в этой же нише подобных изданий: «Биография», «Интервью», «Story» и т.д. и т.п. Это же происходит и на книжных уровнях — от близкого к масскультурному (где популярны написанные для французов и потому курьёзные для России биографии русских писателей Анри Труайя) до научных (например, серии «Россия в мемуарах» и «Эпистолярии» издательства «НЛО»).

В этом смысле характерен премиальный успех Дмитрия Быкова. Всепроникающий, он, если кто не может уследить, является, помимо прочего, автором нескольких романов. Выпускает Быков эти романы регулярно, наверное, и впредь будет выпускать, но они уходят из поля зрения читателей так же быстро, как, предполагаю, и ваяются. Скучно написаны, несмотря на немалую выдумку, которая обычно вкладывается в их сюжеты. Надо полагать, не быковский это жанр. Он — одарённый поэт, остроумнейший и проницательнейший эссеист, критик литературы и искусства — вроде бы и достаточно для одного литератора… Но вот Быков выпускает в «ЖЗЛ» биографию Бориса Пастернака (мы об этой книге-событии писали дважды: 2006. № 12 и 2007. № 24), и все дружно признают: да, это действительно Большая книга.

А механизм этого заслуженного сегодня успеха, на мой взгляд, несложен: титаническая личность гениального поэта мобилизовала и организовала творческую личность незаурядного (воздержимся пока от более ответственных эпитетов) литературного деятеля, мечущегося по современному культурному пространству в поисках себя. Обладая превосходной чуткостью к слову (абсолютный литературный слух), Быков смог услышать мир Пастернака: и самого поэта, и тех, кто его окружал и о нём рассказал. Например, все, кто обращался к истории жизни Пастернака, не мог пройти мимо выдающихся воспоминаний Зинаиды Николаевны Пастернак-Нейгауз. Не прошёл мимо них и Д.Л. Быков, но они вошли в его книгу не на основе известного принципа ножницами и клеем, а словно прочитанные самим Пастернаком. Не упустил Быков и неповторимую интонацию этих воспоминаний, она, как мне кажется, многое определила в самом повествовательном строе его книги.

Когда книга Алексея Варламова также попала в шорт-лист «Большой книги», я, оценив литературные возможности других соискателей, высказал надежду на её победу (см.: Литература. 2007. № 13. С. 7). Первое место «Алексею Толстому» не досталось, но здесь можно говорить о боязни прецедента, на мой взгляд — боязни напрасной, если таковая была. Книга Алексея Варламова, как и книга Дмитрия Быкова, действительно Большая книга, так как этими литературными биографиями дан литературно состоятельный ответ на читательские ожидания общества.

Читатели хотят увидеть историю роста и осуществления личности — и они эту историю (даже две) получают. Единственные ли это удачные биографии в современном русском литературном мире? Очевидно, нет, но мне важно подчеркнуть, что обе написаны именно писателями, пусть очень разными, с замысловатыми судьбами, но именно писателями (была такая хорошая серия лет двадцать назад — «Писатели о писателях»; жаль, что исчезла).

Алексей Варламов не обделён премиями. На его счету и «Антибукер», и Премия Александра Солженицына, и другие разнообразные литературные награды. Его проза — в традициях так называемого русского реализма (терминологически не люблю это слово, но всё же понятно, что под ним подразумевается в историко-литературном смысле). Критик Галина Ермошина как-то назвала многое из им написанного “мемуарами о себе самом” (цит. по: Чупринин С. Русская литература сегодня: Путеводитель. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. С. 103), но это тоже не противоречит высказанным выше соображениям. И при этом, на мой взгляд, «Алексей Толстой» не только яркая биографическая книга, но и лучшая к сегодняшнему дню книга Варламова.

В его собственно художественной прозе мне всегда не хватало известной толстовской “энергии заблуждения” и попросту свободы от литературных канонов и условностей. Он не новичок и в серии «Жизнь замечательных людей»: прежде выпустил здесь книги о Пришвине, Александре Грине, Григории Распутине, но в каждой из них что-то звало к обсуждению. В биографии Пришвина, как мне показалось, так и осталась недопроявленной драма человека, всю жизнь писавшего “про заек”, а вошедшего не только в историю русской литературы, но и просто в русскую историю автором величайшего антитоталитарного дневника. В книге о Грине не хватает интереса автора к его герою (творчество Грина непросто полюбить, сегодня непросто даже им увлечься, но ведь биография-то феерическая!). Биография Распутина изначально получала “золотое клеймо неудачи”: думаю, Варламов понимал это, но отважно взялся за дело, так или иначе пребывая в уверенности — здесь нужна обобщающая книга, без неё не двинуться дальше, так что это деяние заслуживает уважения литераторов и историков, ну, а читатели обрадуются и полученному.

В книге об Алексее Толстом Варламову удалось не просто использовать свой опыт писателя-биографиста. Отправляясь в своих книгах в одно и то же историческое время — самый конец XIX —первая половина ХХ века, он наконец нашёл такую фигуру, в которой соединились черты многого и многих, фигуру поистине метафорическую, выражающую то невоспроизводимое время.

“Красный граф” вобрал в себя и пришвинские черты вольного стрелка, и романтическое мировидение, определившее многое в жизни Грина, и безбрежный авантюризм известного “старца”… И, главное, есть сам Толстой, история его жизненного пути. Здесь тоже пригодилось своеобразие варламовского таланта, размеренность, стремление сосредоточиться на факте, а не на извлечении из него эмоциональных, публицистических и других соблазнительных эффектов. Надо что-то и читателю оставить!

Недавно замечательный критик Сергей Боровиков вновь напомнил о сложностях создания биографии Алексея Толстого (Знамя. 2007. № 11). С выходом книги Варламова надо признать, что мы наконец получили литературный портрет не только живого Толстого, но и яркий этюд о времени, в котором он жил и работал.

Книга, бесспорно, станет помощницей и для словесников при изучении литературы ХХ века, но я намеренно не стал обращаться к подробностям её содержания. Теперь интереснее то, что ныне Варламов готовит биографию Михаила Булгакова для той же славной «ЖЗЛ». Это становится уже системой. Защитив докторскую диссертацию по Пришвину и создав его сателлитную биографию для популярной серии, Варламов в последующих своих трудах здесь постоянно выходит в сферы персонального литературоведения, притом давно и многими разрабатывающиеся. Теперь вот Булгаков… Что это? Даже если главная цель автора сугубо биографическая — предложить свою разгадку судьбы Мастера и его Маргарит, всё равно, вызов разветвлённому булгаковедению уже брошен.

Сергей ДМИТРЕНКО