Татьяна Москвина: “Важно, когда критик ругается от души, а не бегает в той или иной шайке”

Татьяна Владимировна Москвина — прозаик, театральный критик, культуролог. Заведующая отделом культуры газеты «Аргументы недели», автор и ведущая программы «Москвинские новости» на «Радио России. Культура». Живёт в Санкт-Петербурге.

— Номер у нас летний, и первый вопрос будет соответствующим. Какие книги Вы читали в детстве летом? Какие особенно запомнились?

— Я жила на станции Каннельярви под Ленинградом каждое лето и ходила в маленькую сельскую библиотеку, где брала русскую и зарубежную классику. Подруга Вера, жившая рядом, была на три года старше и брала с собой на лето то, что нужно было по школьной программе. Так я прочитала «Братьев Карамазовых» в двенадцать лет — а Верка так и не одолела! В детстве очень любила все романы Александра Грина. Да и сейчас люблю. Любила поэзию — Лермонтова, Некрасова, Есенина, Маяковского, поскольку в сельской библиотеке они были, Ахматовой с Цветаевой не было. Но и Лермонтова хватало! Любила очень Лазаря Лагина (того, что придумал старика Хоттабыча) — у него есть чудесные романы и помимо этого. Романы Николая Носова про Незнайку. Книжку «Три банана» — даже не помню, чью. Сельму Лагерлёф и Астрид Линдгрен, конечно. И всё это было вместе — «Братья Карамазовы» с Грином, Лагерлёф и прочее. Подруга Верка же пламенно декламировала Эдуарда Асадова, который мне не нравился. Диккенс нравился ужасно, а Жорж Санд я так и не прочла, ни одной книги.

— Дома книг было много? Кто собирал домашнюю библиотеку? Родители? Чем они занимались?

— Папа собирал библиотеку, выписывал собрания сочинений. Родители были инженеры из Военно-механического института, но увлекались театром, играли в самодеятельности, много читали. Я прочла всего Джека Лондона, Брета Гарта, Альфонса Доде, Оноре де Бальзака, Бертольта Брехта, Шекспира, Чехова, Самуила Маршака, Достоевского… Очень любила сказки-фьябы Карло Гоцци. Увлекалась литературной серией «Пламенные революционеры». Подряд читала, вперемежку. В голове стоял туман! Зачитывалась до одури. По две-три книги в день.

— Учение в школе давалось Вам легко?

— По гуманитарным предметам. Русский, французский, литература, история. Неплохо шли биология, география. Точные науки — засада! Выручали подруги, которые могли объяснить то, что туго давали учителя. В седьмом классе подруга Ира объяснила мне, что взаимная любовь математически невероятна. Я поверила — ведь Ира была отличницей!

— Какие остались у Вас воспоминания от школьных уроков литературы?

— В начальных классах у меня была хорошая, доброжелательная учительница, а это иногда важнее знаний. Я же бунтовщица по натуре. В седьмом классе я сказала, что на изучение романа Фадеева «Молодая гвардия» отводится неоправданно много времени. Он, на мой взгляд, был недостаточно художественным. И не пошла на уроки. Стояла в коридоре гордо. Сказала, что готова сдать любые зачёты на знание литературы, но сидеть на уроках по «Молодой гвардии» и зря тратить время не буду. Меня водили всюду, вплоть до РОНО. Учительница меня не ругала, старалась защищать — вот вспомнила, Тамара Львовна Царёва её звали. Я добилась своего! Мне лично устроили зачёт по литературе, где я декламировала Лермонтова и Шекспира, и не наказали за бунт. А ведь 1970 год был на свете! И тогда я поняла, что надо стоять на своём — больше уважать будут.

А в старших классах у меня была неважная учительница по литературе, пожилая, скучающая, неумная. Некоторые ученики знали, кажется, больше, чем она.

— Как, по-Вашему, надо преподавать школьникам литературу? Читать больше вслух и обсуждать прочитанное или, например, делать упор на историю литературы?..

— Как ни преподавай, прежде всего надо самому знать и любить эти тексты. Тексты, конечно, важнее всего, но подбирать “исторический фон” тоже можно очень интересно. Конечно, хорошо бы внимательно читать и обсуждать на уроке то или иное произведение, поощрять самостоятельные суждения. Главное — не бубнить затверженные слова, это всегда скучно. Всегда неплохо идут разборы текстов, где “про любовь и дружбу”. А нынче, я думаю, со свистом пойдёт тема “униженных и оскорблённых”, богатства и бедности, соцсправедливости и поисков Бога.

— Должны ли, с Вашей точки зрения, проходить в школе современную литературу, и если да, то каких, например, авторов или произведения?

— Современную литературу хорошо бы проходить факультативно, спецкурсом. О ней интересно говорить с теми учениками, кто много читал и знает много писателей. Совсем нелишнее было бы разобрать с точки зрения “проблематики и поэтики” массовое чтение — скажем, Акунина или Пелевина. Понять особенности языка Людмилы Петрушевской. Разобрать стиль Павла Крусанова. Но прежде всё-таки Толстой с Пушкиным, а уж потом…

— Когда Вы поняли, что Вам интересно писать о театре и кино, заниматься журналистикой? Поэтому и поступили на театроведческий факультет ЛГИТМиКа или писать захотелось позже?

— Театр пришёл в мою жизнь очень рано, очень — мои родители играли в самодеятельности. Папа был человек оригинальный, с режиссёрской головой. Он блестяще поставил пьесу Ивана Андреевича Крылова «Трумф, или Подщипа», любил Брехта. Потом был Ленинградский театр юного зрителя, где я пересмотрела весь репертуар, потом Музкомедия, театр Ленсовета, БДТ… Я была настоящим театральным крысёнышем. Когда газета «Смена» объявила конкурс «Напиши о театре», я сразу написала туда и выиграла: моё сочинение про молодого актёра Сергея Мигицко напечатали в газете и дали направление на поступление в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК). Поступить, правда, удалось только со второго раза, и то на вечерний из-за большого конкурса. Вступительные творческие экзамены я сдавала на отлично, а на общеобразовательных “резали” тех, у кого не было рабочего стажа. Считалось, и справедливо, что театроведческий факультет для девочки — очень хороший вариант. Потом я поступила, перевелась на дневное и уже ни у кого не вызывала сомнений в том, что могу рассуждать о театре, даже с пользой для театра. Недавно на юбилее народного артиста Сергея Мигицко я вспомнила, кто написал о молодом таланте первым! Я не ошиблась, разглядела талант, взволновалась от его излучения — значит, моя деятельность как критика не так уж вредна.

— Не помните, какие фильмы или театральные постановки были первыми, про которые Вам захотелось написать?

— Я помню, что была потрясена работами актёра Олега Борисова в БДТ и в кино, писала о нём на вступительных экзаменах, и первая моя рецензия, опубликованная в 1983 году в газете «Ленинградский рабочий», была о фильме «Остановился поезд», где Борисов исполнял главную роль. Боготворила (и это осталось до сих пор) Алису Фрейндлих, смотрела её по многу раз на сцене театра Ленсовета и тоже писала курсовые работы о ней. Борисов и Фрейндлих и поныне мои любимые актёры. Я прежде всего ищу на сцене актёра, режиссёр мне важен тогда, когда помогает им расцвести. Жёстко концептуальный театр, режиссёрские иероглифы мне скучны.

— Есть ли объективные критерии оценки, позволяющие человеку, занявшему критическую позицию, вершить суд над произведением (в частности, кинематографическим или театральным)?

— Если умный, образованный человек, умеющий писать, излагать свои мысли, любит талант, восхищается им, понимает его, то без всяких “объективных критериев” он будет нужен, интересен. Он может быть резок, порою несправедлив — такое возможно, но это будет представлять ценность хотя бы как часть словесности. Ведь и критика — этажик литературы, пусть не бельэтаж, а всё ж таки… И важно бескорыстие, чистота помыслов, когда критик ругается от души, а не потому, что бегает в той или иной шайке и продавливает те или иные фигуры по заказу. И нужна особая впечатлительность, способность впускать в душу искусство — “Над вымыслом слезами обольюсь”.

— Ваши сыновья влияли на Ваш литературный вкус? Сказался ли Ваш родительский опыт на том, что Вы пишете и читаете?

— Младший мой сын Коля пытался увлечь меня жанром фэнтези — безуспешно! Видимо, всему своё время, а в своё время я читала “библиотеку фантастики” — Азимова, Шекли, Кларка, Воннегута, Лема, Брэдбери. И потребность в фантастическом элементе тут была удовлетворена навеки, новый для меня жанр не нашёл места в сознании. Даже Толкин кажется однообразным. А вот увлечение старшего сына Севы русским юмором я вполне разделяю, я и сама всегда любила «Сатирикон», Аверченко, Чёрного, Тэффи.

— Какую из своих книг считаете лучшей? Возможно, последнюю или ту, над которой ещё работаете?..

— Я рада, что первый мой роман — «Смерть это все мужчины» — по-прежнему живёт в сознании читателя, а ведь с выхода книги прошло шесть лет, это опасный для книги возраст — тут решается, жить ей или кануть в Лету. Нет, читают, цитируют, спорят до сих пор. Но мне кажется, что и «Она что-то знала» — тоже книга с судьбой. Не конъюнктурная. Не однодневка. Она не проглочена бессмысленно, а ищет своих читателей и работает точно и прицельно с ними. Там живёт моя “бедная горящая душа” и воздействует, я надеюсь, на людей.

— Что Вы в последнее время читаете, возможно, перечитываете?

— Я постоянно читаю и перечитываю Достоевского, Островского, Льва Толстого, Томаса Манна, Чехова и дневники Евгения Шварца. Люблю Булгакова, Грина и всю, абсолютно всю русскую поэзию. Часто обращаюсь к роману Владимира Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени», считаю его потрясающим, огромным произведением. Для отдыха читаю Агату Кристи и Рекса Стаута.

— Какие книжки составляют “золотую полку” Татьяны Москвиной? И сколько книжек помещается на этой полке?

— Попробуем. «Библия». Шекспир (есть такое издание — весь Шекспир в одном томе страшного веса и объёма!). Томик Платона. Томик Пушкина. Гоголь. Лермонтов. «Преступление и наказание» Достоевского. Его же «Бесы» и «Братья Карамазовы». «Анна Каренина» и «Война и мир». Томик Салтыкова-Щедрина с «Историей одного города», «Господами Головлёвыми», сказками и «Пошехонской стариной». Гофман. Гёте. Василий Розанов — избранное. Томик Платонова. Томик Набокова. «Мастер и Маргарита». Томик Юрия Трифонова. Евгений Шварц — пьесы и дневники. Александр Николаевич Островский — томик избранных пьес (а лучше весь!). Александр Блок, Сергей Есенин, Дмитрий Кедрин, Марина Цветаева. Томик Тэффи. Томик Людмилы Петрушевской. Чехов — избранное, Бунин. Можно Маркеса и Борхеса для экзотики. «Дон Кихота» до кучи. Без американской литературы могу обойтись, хотя читала её в своё время немало. А вот как-то… Да, обязательно «Дэвид Копперфилд» Диккенса! Обязательно!! Вообще, одной полкой мне никак не обойтись, нет, никак…

Фото предоставлено Т.В. Москвиной.