Я иду на урок
8–11-й классы
Как это было...
Военные песни на уроке литературы
Несколько лет назад, в год очередного юбилея Победы, я задумался о том, как провести со своими девятиклассниками разговор о Великой Отечественной войне. У нас в школе программы построены линейно, по истории этот период они будут изучать ещё через два года. По литературе в конце девятого класса — XIX век. Рассчитывать на то, что о войне расскажут родители, конечно, можно и нужно, но уменьшающийся год от года объём фоновых знаний у детей скорее свидетельствует о том, что это родители склонны рассчитывать на школу.
«Чайковский. Германия».1945 г. Фотография
Дмитрия Бальтерманца. Взята с сайта
http://club.foto.ru/classics/photo/739/.
Но даже не это меня заботило больше всего. Мне не хотелось дежурного мероприятия. В юбилейных торжествах часто слышна какая-то ложная интонация, как будто мы вдруг вспоминаем речи на партсобраниях и митингах. А День Победы — один из самых искренних праздников, по-настоящему народных, человеческих, не навязанных государством. Наоборот, это самое государство целых двадцать лет праздник старалось не замечать и даже выходной не объявляло. А потом, когда замолчать его не удалось, постаралось превратить День Победы в помпезное действо. Не специально — просто по-другому государство не умеет. Как не умел и царь Мидас (плохо, кстати, из-за этого кончивший). Но мы-то должны уметь говорить по-человечески и просто!
Другая сложность тоже всегда маячит перед нами: что им, нашим ученикам, Гекуба? А Гекубой оказывается сегодня едва ли не всё, с чем мы к ним приходим. И вот я себе представил: сидит класс, на дворе весна ошалелая, душно, ученики все зелёные, вымотанные или, наоборот, взбудораженные — а я им должен что-то и как-то толковать о войне, которая для них, в общем-то, не существует. И вот этого приличьем стянутого или откровенно демонстрируемого равнодушия я тоже не хочу.
Тогда и решился я на шаг отчаянный: спеть прямо на уроке моим девятиклассникам военные песни, которые сам люблю.
Хорошо или нет, когда учитель устраивает на уроке демонстрацию своих внеучебных “талантов”? Вопрос спорный. Мне приходилось слышать от коллег на уроках такое, что сами собой всплывали в памяти слова “не пой, красавица, при мне” (не танцуй, не читай вслух стихи, не открывай рта...). Причём “красавица” всякий раз была уверена, что именно петь-то (танцевать, читать стихи...) она и должна. Однако скажем правду, бывают и случаи противоположные — но гораздо реже.
А как оценить самого себя, своё доморощенное исполнение? Стоит ли его предъявлять людям?
Петь я начал очень рано. Помню какую-то песенку о козлике и волке в детском саду, от которой сжималось сердце. И когда пели про больную перепёлочку, тоже хотелось плакать. Оставаясь дома один, я устраивал импровизированные концерты. В них все детсадовские и раннешкольные песни, которые я знал, прослаивались куплетом «Вихри враждебные»... Два с половиной класса музыкальной школы особого вклада в моё певческое развитие не внесли. Фортуна, видимо, ждала, когда я поступлю в университет и попаду в фольклорную экспедицию.
И вот тут выяснилось, что в деревне, куда нас привезли, надо сначала дать концерт в местном клубе “для бабулек” (так мы звали своих информантов), чтобы сердца их умягчились. Опытные собиратели фольклора уверяли, что потом в диалог вступать будет гораздо проще. Пришлось вспомнить детство и опять запеть. Выяснилось, что к тому времени у меня сформировалось нечто среднее между баритоном и тенором, причём чем больше я “тенорил”, тем жалостнее выходило. А этого-то нам и было надо — эмоционального контакта со слушателем. Поэтому мне доверили два важных номера — причитание невесты перед свадьбой и песню «Позабыт-позаброшен». Эффект был необычайным: на знаменитых словах “Вот умру я, умру я, похоронят меня” бабульки заплакали и дружно решили, что я — сирота, сам скитаюсь по деревням голодный и холодный. И всю оставшуюся экспедицию норовили меня как-нибудь подкормить, тем более что был я и вправду длинный и тощий.
Успех меня окрылил, как и положено первому успеху. И заверте... В моей хлестаковской судьбе было и многолетнее участие в передаче «В нашу гавань заходили корабли», и гастроли в Америке (аж три раза! полуторатысячный зал! гонорары платили!), и профессиональная запись на диск — и даже премию Тэффи пришлось однажды своими руками получить.
К чему я это? А к тому, что, несмотря на все видимые признаки успеха, я всё равно всякий раз мучаюсь, когда мне приходится петь, особенно на публике. Потому что степень своего дилетантизма сознаю хорошо. Но бывают минуты, когда вдруг чувствуешь, что ты поёшь — и всем хорошо, и все поют вместе с тобой, и лица добреют, и взоры увлажняются... Какая-то искра пробегает от одного к другому, какая-то живая жизнь воздвигается в такие моменты. И в общем-то и неважно, хорошо ли держишь тональность, точно ли попадаешь в ноты.
Но так бывает нечасто — и здесь многое определяет обстановка. В походе ночью у костра песня звучит совсем не так, как при свете дня в классной комнате. Когда тебе подпевают, пусть тихо, но с душой, ощущаешь себя по-другому в сравнении с выступлением концертного формата. Вот поэтому мне совсем некомфортно петь на уроке — и я, по молодости лет попробовав несколько раз, потом к этой идее остыл. И пою теперь совсем редко...
Тем сложнее было для меня решиться на урок по военным песням, о котором, собственно, я и пытаюсь рассказать. Но я рискнул, потому что мне было нужно что-то необычное, очень простое и душевное. Теперь вот так же рискую, предлагая этот урок вам. Ведь кроме текста урока к вам придёт ещё и диск, среди материалов которого — часть тех самых песен, которые слышат мои дети. В том самом исполнении... Самое время произнести: “Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет”.
Записи большинства из этих песен можно найти в исполнении профессиональном, на дисках и в Интернете — и принести на свой урок. Можно что-то спеть и самим. К нашему диску мы предлагаем отнестись исключительно как к ни на что не претендующей музыкальной иллюстрации публикуемого урока литературы.
Мне захотелось перелистать на этом уроке несколько военных песенных страничек. Начать можно со знаменитой песни «Двадцать второго июня» (музыка Е.Петербургского, слова Б.Ковынева, дорожка № 1) — она станет прологом к разговору. Есть знаменитое выражение “Когда говорят пушки, музы молчат”. Великая Отечественная своим опытом опровергает его — именно в войну родилось целое поколение поэтов-лириков, появилось множество песен. Они помогали человеку жить в эти трудные годы.
Первая страничка — официальная песня. Название условно и не оценочно: мы просто имеем в виду, что авторы (речь прежде всего о поэтах) — лица, признанные властью, открыто печатавшиеся. Песни о войне, ими созданные, исполнялись множество раз и по радио, и по телевидению, и на концертах. Пример такой песни — «Эх, дороги» (музыка А.Новикова, слова Л.Ошанина, дорожка № 2). Автор песни, Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, лауреат Государственных премий СССР композитор А.Г. Новиков вспоминал: “Из написанных мною песен наиболее любима «Эх, дороги...». Она очень близка по строю народной песне. Помните: «Эх, ты ноченька...». Тот же глубокий вздох вначале, определяющий основной настрой песни-воспоминания...” Песня была написана по заказу Ансамбля песни и пляски НКВД вскоре после окончания войны для программы «Весна победная», которую ставил режиссёр этого ансамбля Сергей Юткевич. Именно он придумал мизансцену: вагон, солдаты едут с фронта и тихонько напевают. Поначалу и называлась песня — «Под стук колёс». “Потом нам говорили многие, — рассказывал композитор, — что некоторые строки песни, написанной нами, очень сжато всю войну в себя вобрали.
Выстрел грянет —
Ворон кружит.
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
Вся война в этой фразе...” (материал с сайта http://9may.ru/songs/m4728).
Одна из самых знаменитых песен о войне — «В землянке» (музыка К.Листова, слова А.Суркова, дорожка № 3). Её автор, перед самой войной рисовавший весёлые и бодрые картины будущих битв (“Подаст Ворошилов команду: «В ружьё! // Будённый ответит командой: «По коням!»”), вдруг столкнулся с реальностью первых месяцев Великой Отечественной. И родились у него совершенно иные по интонации строки: “Я хочу, чтобы слышала ты, как тоскует мой голос живой”. Удивительно это свойство настоящей лирики: стихотворение предельно интимно, обращено к одной-единственной, конкретной женщине — и становится именно поэтому всеобщим, говорящим о чувствах каждого. На таком же эффекте построено знаменитое симоновское «Жди меня» (можно прочитать это стихотворение-заклинание вслух — только негромко, без пафоса и нажима).
Музыка К.Листова выявила и усилила основную интонацию стихов. Мелодия настолько полюбилась всему народу, что на неё стали класть и другие слова (пример такой песни — «В теплушке», дорожка № 10).
Иногда оказывалось, что интонация песни приходит в противоречие с официально-героической интонацией государственного заказа. Так получилось со знаменитой песней «Враги сожгли родную хату» (музыка М.Блантера, слова М.Исаковского, дорожка № 7), которой посвящаем отдельную страницу урока.
Мы уже писали об истории этой песни. Коротко повторим некоторые моменты. Эта песня выбилась из череды победных песен о войне именно своей человеческой интонацией (грозный окрик газеты «Правда» положил запрет на эту песню на целое десятилетие; потом страна запела её вместе с Марком Бернесом, чей голос словно создан для этой песни). Перед нами рассказанная простыми и безыскусными словами история целого народа. “Враги сожгли родную хату, // Убили всю его семью…” — это судьба многих. Поэтому так точно попадает эта песня в сердце. Не случайно так ярка в ней фольклорная основа: возвращение солдата со службы домой — одна из типичных ситуаций солдатских песен и баллад разных веков; мотивы перекрёстка, могилы, горького вина, “с печалью смешанного”, широко разработаны в разных фольклорных жанрах и давно перекочевали в литературу (см, например, песню «Отслужил солдат», дорожка № 5. Интересно, что её давно считают фольклорной, хотя автор музыки — тот же М.Блантер, а слова написаны К.Симоновым).
Обратим особое внимание на последний куплет: “Он пил, солдат, слуга народа, // И речь такую говорил: // «Я шёл к тебе четыре года, // Я три державы покорил!» // Хмелел солдат, слеза катилась, // Слеза несбывшихся надежд. // И на груди его светилась // Медаль за город Будапешт”. Здесь ощущается какой-то стилистический слом. С одной стороны, “несбывшиеся надежды” и “слеза” (а также ранее “сожжённая хата”, “травой поросший бугорок”, “не сойтись вовеки нам”). Это то, что солдат сам знает и чувствует. С другой же стороны — “три державы покорил”, “слуга народа”, “медаль за город Будапешт”. Это взгляд на солдата извне, со стороны официально празднующего победу государства. Эти слова он слышит о себе. Особенно показателен этот город — зачем нужно так говорить? Ведь ясно, что Будапешт — не деревня. (Не говорим же мы: “Вот летит птица голубь и бежит животное собака”.) Можно предположить, что это именование пришло из официальных сводок Совинформбюро: “В боях за город такой-то наши части, преодолевая сопротивление противника… К исходу дня войска такого-то фронта заняли город такой-то…”
Вот на этой-то несостыковке общего и частного, долженствующей быть радости и ощущаемой печали и строится весь эффект песни. Да, “слуга народа” и “три державы”, да, я должен бы чувствовать себя победителем и освободителем, но это не вернёт мне одной-единственной Прасковьи, не согреет и не наполнит мою жизнь, ничем не заменит той утраты, к которой я вернулся. “Я шёл к тебе” — вот простая и понятная человеку цель. А получил “три державы” вместо одной “родной хаты”. Огромные, помпезные, чужие — и потому пустые. Вместо одного, своего, родного, нужного — и теперь тоже пустого. Вернее, опустевшего, сожжённого, не спасённого мною, пока я был “там”.
Получилась песня не про “гром победы”, а про её человеческую цену. Песня обо всех и для всех. Кроме власти, которая, как ей и положено, меряет всё целостными масштабами.
Следующая страничка — фольклорная. Песни Великой Отечественной стали продолжением целой череды военных и солдатских народных песен прошлых веков. Пример лирической песни — «Ой, да ты, калинушка» (дорожка № 4), примеры песен балладного типа — «В Таганроге» (дорожка № 9), «Чёрный ворон» (дорожка № 11). Исполнение может показаться несколько странным, но нужно учесть, что фольклорные песни в своём большинстве исполняются без инструментального сопровождения и несут в себе некоторые диалектные особенности тех мест, где были записаны.
Во время Великой Отечественной войны балладный жанр получил мощный толчок для своего развития. Порой именно в народных, неофициальных песнях говорилось о подлинной войне, её неподцензурной правде. В песне «Этот случай совсем был недавно» (дорожка № 6), существовавшей в огромном количестве вариантов, рассказано об измене жены, отправившей своего мужа на фронт. Песня «Болванка в танк ударила» на мотив известной фольклорной баллады «Любо, братцы, любо» (дорожка № 8) потребует специального комментария: в ней идёт речь о деятельности в армии “особистов”. Эта тема смыкается с темой сталинских репрессий вообще; здесь можно прочитать ученикам фрагмент из «Архипелага ГУЛАГ» А.Солженицына, в котором описан арест автора (произошёл как раз на фронте, во время боевых действий). Как правило, именно эти песни поражают ребят на уроке больше всего.
Завершить разговор можно страничкой бардовской. Тема Великой Отечественной войны перешагнула в последующие десятилетия, о ней писали и те, кто прошёл войну и запомнил её на всю жизнь, и те, кто в войне не участвовал по возрасту или родился в послевоенные годы. Здесь обязательно должны прозвучать песни Булата Окуджавы (например, «Песенка о солдатских сапогах», «До свидания, мальчики», «Белорусский вокзал») и Владимира Высоцкого («Братские могилы», «Он не вернулся из боя»). Их записи вы найдёте без труда.
По опыту могу сказать, что такой урок запоминается детям надолго. Однажды попробовав, я повторяю его из года в год с новыми и новыми учениками. А старые, те, кто уже был на таком уроке, начинают ближе к маю спрашивать: “А еще о войне нам попоёте?”