От окраины к центру с Иосифом Бродским

Начало цикла см. в № 17–18.

Стихи Иосифа Бродского, написанные им в Ленинграде, читаются как откровение, как тревожное предвидение своей судьбы странника, лишённого отчизны, как стоически-ироническое принятие этой судьбы и поиск выхода из конечности земного бытия. Ленинград, в котором прошли детство и юность поэта, становится для молодого человека ареной для размышлений о жизни и смерти, о свободе и неволе. В ранних стихах Бродский мечтал умереть на Васильевском острове. Имея возможность приехать на родину в 90-х годах прошлого века, поэт так и не сделал этого шага. Впрочем, он вернулся в Россию вместе со своими стихами: “Душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья убежит…” — как за много лет до Бродского написал другой “невольник чести”. Но похоронен Бродский не на петербургском, а на венецианском острове Сан-Микеле.

В 1993 году Елена Якович и Алексей Шишов сняли документальный фильм «Прогулки с Бродским». Восемь фрагментов из этого фильма, а также другие видеоматериалы о Бродском можно найти на сайте http://www.youtube.com/watch?v=UhqmxVrzvLc&feature=related/. Стоит показать ребятам живого Бродского, дать послушать, как он читает свои стихи, рассказывает о своих впечатлениях, мыслях, переживаниях, в том числе и о родном городе. На указанном сайте есть видеоролик «Иосиф Бродский», сделанный Николасом Дерингом. В нём на фоне фотографий поэта звучит запись голоса Бродского, читающего стихотворение «Я родился и вырос в балтийских болотах…». Этот видео- и аудиоряд может стать эпиграфом к прогулке.

Прогулка, на которую я приглашаю своих учеников, не будет рассказом о жизни и творчестве поэта или экскурсией по Петербургу Иосифа Бродского, я хочу построить её как диалог учеников и поэта — диалог в пространстве Петербурга о судьбе и смысле бытия. Стихов о родном городе у Бродского немного, все они написаны им в молодости. Для прогулки я выбрала только два стихотворения, созданных в 1962 году: «Стансы городу» и «От окраины к центру».

У нас нет цели их проанализировать: на прогулке важнее получить впечатления, пищу для размышлений, чем услышать готовые выводы. Поэзия Бродского, особенно ранняя, наполнена подчас образами настолько неопределёнными, ассоциациями настолько личными, что они не поддаются толкованию. Я предлагаю только свою — одну из множества возможных — точку зрения на текст, с которой высветится, даже если мы не затронем на уроках все детали произведения, авторский пафос. Главное, чтобы урок-прогулка не превратился в лекцию учителя, а побудил ребят к сотворчеству.

Начнём прогулку с демонстрации контрастных петербургских пейзажей: центр города — “строгий, стройный вид” дворцов, площадей, соборов, рек и каналов, простор Невы — и ленинградские новостройки, рабочие окраины 60-х годов (Автово, Охта, набережная Обводного канала с красным кирпичным зданием завода «Красный треугольник»). Учитель может воспользоваться многочисленными материалами, размещёнными на сайте Иосифа Бродского — http://br00.narod.ru/. Рассказывая о детских годах Бродского, Лев Лосев пишет: “Если принять Преображенскую площадь за центр, то внутри круга, описываемого радиусом получасовой прогулки, оказываются Летний сад, Инженерный замок, Эрмитаж, Таврический сад, Смольный монастырь и почти все места, связанные со значительными событиями жизни Бродского, — школы, где он учился, дома, где жили друзья, Дом писателей на Шпалерной, место его поэтических триумфов и источник интриг против него. А за Литейным мостом место его первой работы, завод «Арсенал», и второй — областная больница. Там же тюрьма «Кресты», где он сидел в 1964 году. Совсем рядом с домом, в двух кварталах, внутренняя тюрьма ленинградского управления Комитета госбезопасности, где он провёл два дня после второго ареста в 1962 году. Ещё ближе сам «Большой дом», откуда за поэтом шпионили”. Это ориентиры для учителя, подбирающего видеоряд для начала урока.

Архитектура центра города дышит античностью: это легко заметить, рассматривая узоры на решётках мостов, лепнину на стенах зданий, скульптуры в парках. Сам Бродский писал: “Надо сказать, что из этих фасадов и портиков — классических, в стиле модерн, эклектических, с их колоннами, пилястрами, лепными головами мифических животных и людей — из их орнаментов и кариатид, подпирающих балконы, из торсов в нишах подъездов я узнал об истории нашего мира больше, чем впоследствии из любой книги” (Бродский И. Меньше единицы)1. Его биограф Л.Лосев считает, что “эстетические идеи более абстрактного порядка — симметрия, правильная перспектива, соразмерность частей и целого — от неоклассицистической архитектуры”, что “так в ещё не вполне сознательных мечтаниях ребёнка выстраивался мифический образ идеальной родины — империи, чья слава и могущество невероятным образом отделены от насилия и смерти, где жизнь основана на началах соразмерности, гармонии”2.

Виды городских промышленных окраинных районов резко контрастны центральным: мощные здания и трубы заводов, протыкающие небо, подъёмные краны, заборы, новостройки. Зрительные впечатления учеников, полученные на этом этапе прогулки, помогут им понять, почему в стихах Бродского в одном ряду окажутся высокие античные и прозаические промышленные образы. И обязательно ребята должны увидеть Неву, широкую, особенно ближе к устью, в объятиях многочисленных и разных по возрасту мостов, Неву не только романтическую, но и будничную, несущую и большие пароходы, и маленькие катера, и буксиры-работяги.

Можно начать урок иначе. В Интернете на сайте www.youtube.com учитель найдёт видеоклип: фрагмент из стихотворения Бродского «От окраины к центру» положен на музыку и исполняется Светланой Сургановой, а видеоряд выстроен из пейзажей сего­дняшнего Петербурга. Как в большинстве музыкальных интерпретаций сложной поэтической лирики, текст стихотворения с первого раза практически не воспринимается: его смысл затмевается видеорядом и эмоциями исполнительницы, вызывая желания послушать его ещё раз, а ещё лучше — прочитать. И эту возможность ребята получат несколько позже.

Второй вариант сразу же задаёт иллюзию прогулки, движения по городу, горьких и вместе с тем ироничных размышлений героя стихо­творения. И на этой волне прозвучит стихотворение «Стансы городу» — одно из самых первых произведений молодого поэта о родном городе.

Стансы городу

Да не будет дано
умереть мне вдали от тебя,
в голубиных горах,
кривоногому мальчику вторя.
Да не будет дано
и тебе, облака торопя,
в темноте увидать
мои слёзы и жалкое горе.

Пусть меня отпоёт
хор воды и небес, и гранит
пусть обнимет меня,
пусть поглотит,
сей шаг вспоминая,
пусть меня отпоёт,
пусть меня, беглеца, осенит
белой ночью твоя
неподвижная слава земная.

Всё умолкнет вокруг.
Только чёрный буксир закричит
посредине реки,
исступлённо борясь с темнотою,
и летящая ночь
эту бедную жизнь обручит
с красотою твоей
и с посмертной моей правотою.

1962, июнь, 2-е

Название стихотворения требует комментариев. В Литературной энциклопедии читаем: “Стансы — лирическое стихотворение, состоящее из строф (от 4 до 12 стихов в каждой), композиционно законченных и обособленных друг от друга. Требование композиционной независимости строф, составляющих стансы, выражается в запрещении смысловых переносов из одной строфы в другую <…> и в обязательности самостоятельных рифм, не повторяющихся в других строфах”. Самое главное в стансах — смысловая законченность и синтаксическая целостность каждой строфы. Синтаксис как бы подчёркивает завершённость мысли. В «Стансах городу» три строфы-октавы — три мысли, три синтаксических периода.

Вопросы и задания для беседы

• Чего в стихотворении больше: грусти, печали, тревоги, отчаяния, надежды, смирения? Дисгармония или гармония побеждают в нём?
  
• Как вы считаете, это стихи о городе, о жизни, о смерти?
  
• Какие образы были вам непонятны? Какие ассоциации они у вас вызывают? Выделите ключевые образы в каждой строфе.
  
• Попробуйте изобразить свои впечатления от стихотворения. Какую технику вы выбираете: графику или живопись, фотографию или видеоряд?
  
• В какие цвета окрашено для вас это стихо­творение?
  
• Подберите к нему музыкальное сопровождение или опишите мелодию, которую вы слышите.
  
• Обратите внимание на то, как построена каждая строфа.
  
• Какую роль играет анафора в первой и во второй строфах?
  
• Как связаны строфы стихотворения между собой?
  
• Почему горе лирического героя названо жалким, а земная слава города — неподвижной?
  
• О каком шаге (“сей шаг вспоминая”) говорит герой?
  
• О чьей бедной жизни говорит поэт в последней строфе?
  
• Почему поэт не называет город по имени? Почему в тексте стихотворения вообще нет слова “город”? Можно ли, не зная названия, догадаться, к кому обращается лирический герой стихотворения?
  
• Какие образы в стихотворении помогают узнать город?
  
• О каких поэтах вы вспомнили, прочитав стихотворение? Почему?

В первой строфе — синтаксический параллелизм двух побудительных по интонации предложений (“Да не будет дано…”) подчёркивает родство лирического героя и его адресата: в первом предложении герой обращается с пожеланием к самому себе, во втором — к городу. Книжная конструкция придаёт высокое звучание строфе, усиливает необычность желания-просьбы, возводит её к молитве. Вторая строфа — одно сложное предложение, состоящее из синтаксических параллельных конструкций, тоже побудительных по интонации. Но высокое “Да не будет” сменяется в них более прозаичным и коротким “пусть”. Эта строфа звучит как заклятие благодаря пятикратной анафоре — заклятие самого себя от смерти на чужбине. Но в центре строфы не образ героя, а образ города, сотканный из “хора” воды, небес, гранита и белых ночей. Образ “хор воды и небес” может напомнить стихотворения О.Мандельштама «В Петрополе прозрачном мы умрём…» и «Мне холодно. Прозрачная весна…», что ещё больше подчёркивает мотив смерти. И в третьей строфе происходит разрешение напряжённого ожидания — взор героя пронзает будущее: момент смерти оказывается между двумя строфами. В самой же последней строфе смерть торжествует лишь в первом стихе, а дальше продолжается жизнь, которая есть движение и преодоление.

В композиции «Стансов к городу» есть ещё одна особенность. Первая строфа наполнена звуком, хотя образ рождается от противного: герой не хочет вторить “кривоногому мальчику”, а город не должен видеть его “слёзы и горе”. Сильная позиция (первое место в строке) слова “темнота” лишает всю строфу освещения. Что можно увидеть в темноте? Только — услышать.

Кстати, кто этот мальчик и что это за “голубиные горы”? В Интернете (http://oleg-jurjew.livejournal.com/250889.html) удалось обнаружить обсуждение этого вопроса. Среди прочих комментариев сказано, что на Керченском полуострове есть гора Опук (Голубиная) и расположена она недалеко от Тамани. Этот факт подкрепляет существовавшую, как выяснилось, не только у меня версию о связи образа “кривоногого мальчика” с М.Ю. Лермонтовым. Голубиные горы в этом контексте могут означать ссылку, несвободу вообще, невозможность вернуться на родину.

Деепричастие “вторя” тоже требует остановки и размышлений. Глагол “вторить” означает повторять, а в переносном значении “исполнять вторую партию” (музыкальную). Что значит — умереть, вторя? Повторяя что? Стихи? Значит, сочиняя такие же? Скорее, о том же. И если Бродский имеет в виду Лермонтова, — это стихи о свободе и неволе. Или “вторя” — повторяя судьбу? Если существует связь с творчеством Лермонтова и его судьбой, то фраза может означать “умереть вдали от родины, умереть в ссылке”.

Во второй строфе все звуки постепенно гаснут, растворяясь в водах и небесах, отражающих друг друга, погружаются в их глубь. Но сначала звучит “хор”, отпевающий героя. Молитва героя превращается в поминальную молитву по нём самом. В этой строфе герой называет себя беглецом. Образ-загадка: герой то ли убежал от (из) своего города, но мечтает вернуться, то ли бежит к своему городу, чтобы соединиться с ним в момент смерти.

Первый стих третьей строфы создаёт образ абсолютной тишины, которую разрывает крик “чёрного буксира” (это образ, который встречается во многих стихах Бродского): его борьба с тьмой есть борьба со смертью. В чём же посмертная правота героя? На этот вопрос ответит каждый сам и для себя.

Почему тогда, в 62-м году, Бродский так опасался участи изгнанника, не имеющего возможности умереть на родине? Этот вопрос — толчок для самостоятельного чтения книг о жизни поэта. Одна из них — «Диалоги с Бродским», написанная Соломоном Волковым3. В ней есть любопытный для нас фрагмент о стихотворении «От окраины к центру»: “Моё детство предрасположило меня к острому восприятию индустриального пейзажа. Я помню ощущение этого огромного пространства, открытого, заполненного какими-то не очень значительными, но всё же торчащими сооружениями... <…> трубы, все эти только ещё начинающиеся новостройки, зрелище Охтинского химкомбината. Вся эта поэтика нового времени... Вы знаете, в этом стихо­творении, насколько я сейчас помню, так много всего наложилось, что мне трудно об этом говорить. Одним словом или одной фразой этого ни в коем случае не выразить. На самом деле это стихи о пятидесятых годах в Ленинграде, о том времени (выделено нами. — Т.Р.), на которое выпала наша молодость. Там даже есть буквально отклик на появление узких брюк <…> это как бы попытка сохранить эстетику пятидесятых годов. Тут многое намешано, в том числе современное кино — или то, что нам тогда представлялось современным кино. <…> Я всегда торчал от индустриального пейзажа. В Ленинграде это как бы антитеза центра. Про этот мир, про эту часть города, про окраины, действительно, никто в то время не писал”.

В этой беседе Бродский раскрыл и некоторые реалии, отражённые в стихотворении. “У меня эти стихи вызывают <…> прежде всего воспоминания об общежитии Ленинградского университета, где я «пас» девушку в то время. Это и была Малая Охта4. Я всё время ходил туда пешком, а это далеко, между прочим”.

Наступает момент, когда необходимо познакомиться со стихотворением. Оно большое, 21-семистишие, с голоса воспринимается плохо, поэтому читать его нужно самостоятельно, в своём темпе. Уже при первом чтении можно делать пометки, записывать возникающие ассоциации, вопросы.

После паузы мы начинаем диалог с Иосифом Бродским. Обратим внимание на то, что «От окраины к центру» — стихотворение не о Питере, а о времени, отражённом в городе. Оппозиция “центр — окраина” в этом случае прочитается нами несколько иначе — “застывшее время — движение времени”; “прошлое — настоящее”. Очевиден ряд проблемных вопросов: Кто или что движется в произведении? Чем вызвано это движение? От чего и к чему происходит движение? Почему стихотворение названо «От окраины к центру»? Найти ответы на эти вопросы действительно непросто, стихотворение требует погружения в текст, в образные ряды, активного воображения, ассоциативного мышления, литературного опыта. Поэтому начнём диалог с обмена впечатлениями.

Какие строфы удивили, показались необычными? Какие образы запомнились, привлекли внимание, чем? Как бы вы определили эмоциональную палитру стихотворения? Как вы думаете, когда было написано это стихотворение? Почему вы так решили? Какие вопросы появились? О чём хотелось бы спросить поэта?

Прочитаем первую строфу стихотворения.

Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речных пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь
тысячу арок.

Конечно, ученики заметят прямую отсылку к пушкинскому «Вновь я посетил…». Герой стихотворения через десять лет возвращается в места своей ссылки, но не об изгнании вспоминает, а размышляет о жизни и смерти, открывая закон бытия: смерти нет до тех пор, пока о тебе помнят. Разлука отменяется любовью, памятью, творчеством. А у Бродского? Город — это время, это детство и юность героя — “младенческие лары”. Биографический комментарий, данный самим поэтом, позволяет воспринимать начало стихотворения не как действительно возвращение после многих лет разлуки (напомним, что поэту 22 года!), а просто как очередной визит к общежитию на Малой Охте, к месту своей любви. Изгнание Бродского впереди, и вряд ли поэт догадывается о конкретных поворотах своей судьбы. Строфа Бродского в соотнесении с пушкинской приобретает несколько ироническое звучание, причём ирония героя направлена на самого себя: вот и я, как некогда Пушкин место ссылки, посетил “местность любви”…

Что означают слова “парадиз” и “аркадия”? В толковых словарях читаем: Парадиз [греч. paradeisos — парк, сад] (устар). 1. Рай (книжн. поэт. редко). 2. перен. Верхняя галерея в театре, раёк (шутл.)5. Парадизом называют и древнеперсидский сад, особенностью которого является обилие роз, фонтанов и водоёмов. У Бродского сохраняется многозначность: это рай мастерских, сад мастерских, галерея мастерских… Обилие воды в этом саду безусловное. Аркадия — средняя область древнего Пелопоннеса (Греция), которая изображалась многими поэтами как страна простых нравов, беспечной счастливой жизни, идиллического счастья.

Рай мастерских и счастливая страна фабрик звучит иронично. В этом районе действительно много заводов: «Петрозавод», завод «Штурманские приборы», гидромехоборудования, железобетонный, лакокрасочных изделий, Охтинский механический, «Ленбытхим», комбинат химико-пищевой ароматики и ещё много других производств6. Ленинград конца 50-х — начала 60-х был таким, какой была вся страна: строили коммунизм — рай на земле, парадиз, новую Аркадию. Смешение же античного и современного присуще образу Питера. А для пароходиков, катеров, буксиров речное пространство города — безусловный рай.

Через какую тысячу арок Малой Охтой пробежал герой? Возможно, имеется в виду Большеохтинский мост через Неву, который соединяет район Малой Охты с левым берегом и имеет два боковых неразводящихся пролёта, перекрытых арочными фермами. Металлические конструкции, крепящие две арочные дуги, при движении по мосту создают эффект тысяч арок над головой. Внешне этот мост напоминает железнодорожный.

Вся первая строфа построена на контрасте. Древнегреческая Аркадия и древнеримские лары — образы дома, счастья, покоя и прошлого — антитеза будням, труду, настоящему. С помощью оксюморонов “парадиз мастерских”, “аркадия фабрик” Бродский поэтизирует индустриальный район, открывая в нём то, чего не замечают его современники, — магию его неожиданной красоты, движения, неостанавливающейся жизни.

Во второй строфе дорога выводит героя к реке. Это Нева. В 60-е годы по правому берегу Невы от Володарского моста до Большеохтинского ходили трамваи. Гремящий за спиной героя трамвай подсказывает, что, вероятно, движение остановлено на мосту, с него можно видеть как правый, так и левый берега реки, две части города.

Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная
юность.

Создаётся впечатление, что река в этой строфе стоит на месте. Движение, которым была наполнена первая строфа, приостанавливается. “Распласталась” — какое “тяжёлое” слово! И опять парадоксы: дым невесом, но придавливает, пластает реку. “Тяжесть” дыму придаёт определение “каменно-угольный”. Чёрный цвет затягивает пространство. Но затмения не происходит: “прогремевший трамвай” возвращает в стихотворение движение и свет, отменяя угрюмость кирпичных оград. Они оказываются не застывшими, мёртвыми конструкциями, а живыми, откликающимися на весёлый грохот трамвая.

В этой строфе в стихотворение входит музыка, джаз, непривычный для лирики 60-х, как и индустриальный пейзаж. Во второй части фильма «Прогулки с Бродским», «Возлюбленное отечество», Евгений Рейн замечает: “В этом стихотворении, совершенно грандиозная полифония, и оно замечательно передаёт такое состояние юношеской лихорадки. <…> Дело в том, что в какой-то период (в разные периоды в стихах Иосифа была разная музыка), и тогда, в тот период, у него звучал такой джаз в стихах! Джаз предместий, да. Как будто бы сам город на своих трубах и башнях что-то играет. И вот это замечательное стихотворение <…> «От окраины к центру», да. Оно есть такая джазовая импровизация”. Трамвайный звонок — это первые звуки джазовой импровизации с её расшатанным ритмом-свингом.

Важно, что герой в стихотворении возвращается не только в определённое им пространство, но и в определённое время — юность. Пушкинские реминисценции продолжаются. Образ “бедной юности” — отсылает нас к «Зимнему вечеру» Пушкина: “Выпьем, добрая подружка, бедной юности моей” (“бедный” у Бродского может быть воспринят и биографически — с небольшим достатком, неимущий). Почему с юностью встречается не зрелый мужчина, а очень молодой человек? Какое время он может назвать юностью? Или лирическому герою гораздо больше лет, чем его творцу? Не из будущего ли смотрит автор в пространство стихотворения?

Ответов пока нет — ясно одно, что в стихотворении начинает звучать новая тема, тема прошлого. И мост через Неву становится мостом между настоящим (или будущим?) и прошлым.

В третьей строфе зазвучал джаз, обещанный трамвайным громом.

Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в чёрных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть —
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твоё вдруг подброшено вверх
саксофоном.

Бродский любил джаз. В интервью, данным Е.Петрушанской, поэт говорит о джазе в своей жизни:

“Е.П. А джаз с любимыми, судя по стихам, Диззи Гиллеспи, Эллой Фицджералд, Рэем Чарлзом, Чарлзом Паркером и другими героями подпольной джазовой юности, — что дал вам джаз?

И.Б. Трудно выразить всё... Ну, прежде всего он сделал нас. Раскрепостил. Даже не знаю, сам ли джаз как таковой в этом участвовал, или более — идея джаза. Джаз дал мне приблизительно то же самое, что дал Перселл: в очень общих категориях, это ассоциируется у меня не столько с негритянским, сколько с англосаксонским мироощущением. С эдаким холодным отрицанием...

Е.П. Тем не менее созидающим отрицанием?

И.Б. Уж не знаю, созидающим или нет. Для меня это ощущение скорее связано с чувством такого холодного сопротивления, иронии, отстранения, знаете...

Е.П. Форма брони, нет?

И.Б. Скорее — усмешки на физиономии... — и ты продолжаешь заниматься своим делом на этом свете, независимо от... И также — определённый сдержанный минимальный лиризм... некая форма минимализма...”7

Если говорить о джазовой основе стихотворения в классе, то это потребует от учеников хотя бы первоначальных представлений о джазовой музыке, о таких понятиях, как ритм, импровизация, свинг, джазовый квадрат. Наверняка ребятам будет интересно услышать тех музыкантов, которых любил Бродский. Заинтересовавшиеся джазовой оркестровкой смогут продолжить наблюдения за ритмом стихо­творения, его фоникой и строфикой — в них улавливается как раз джазовая основа.

Обратим внимание ребят на форму стихотворения, звучащего почти как прозаическая речь и в то же время очень музыкально, ритмично (можно прочесть одну-две первых строфы вслух). Какую строфику использует Бродский? В чём необычность такой строфы? Как ритмический рисунок стихо­творения влияет на ваши чувства и воображение? С какой целью поэт в стихотворении соединяет разговорную интонацию с высокой поэзией?

Строфа у Бродского состоит из семи строк, написанных анапестом. Первая строфа задаёт ритм: в первой строке 2 стопы, затем последовательно 4, 4, 2, 2, 3, 5. Седьмая строка — самая длинная, в ней 5 стоп анапеста. Но рифмовка и синтаксис подсказывают, что на самом деле выбранная поэтом форма записи представляет собой расчленённое четверостишие с рифмовкой аавв. Анапест, трёхсложный метр, как и все трёхсложники, более близок к разговорной речи и менее подвержен размыванию ритма за счёт пиррихиев. Но уже в первой строфе мы слышим акцентацию первых слогов в первых стопах каждой из семи строк, кроме третьей. Это спондеи (вот, эту, рай, я) — они похожи на свинг в джазе. Расчленение длинной строки на две неравные части вносит в поток стихотворной речи дополнительные паузы, дополнительную акцентировку слов и некую антистихотворность: нерифмованными остаются 1, 4 и 5 строки. Неравное количество стоп создаёт свинговую пульсацию ритма.

Забегая вперёд, отметим, что в каждой последующей строфе ритмический рисунок будет варьироваться, что присуще джазовой композиции. Изюминка ритмической организации и в том, что седьмые строки в строфах неравны между собой: в большинстве 5 стоп, но во второй — 4, а в последней — 6. Последняя строка в строфе обобщающая, она придаёт строфе смысловую завершённость и одновременно открывает перспективу для движения мысли. Заданная в первой строфе длина седьмой строки выдерживается на протяжении почти всего стихотворения, задавая, как в музыке, определённый темп. Если стоп оказывается меньше, то и темп произнесения замедляется, как во второй строфе. Это момент встречи, узнавания, остановки. В последней, напротив, стоп больше — и темп ускоряется, сбиваясь на невнятную скороговорку. В последней строке пятой строфы легко услышать ритмический сбой. Чтобы его избежать, нужно сделать цезуру после слова юность: “Добрый день, моя юность. // Боже мой, до чего ты прекрасна”.

Предместья всегда менее чопорны, более свободны, чем центр, деловой и равнодушный. Джазовая музыка, рождённая на окраинах, в предместьях, невозможна без духовых инструментов. Ими в стихо­творении Бродского становятся заводские трубы. (Эту музыку фабричных труб умел слышать А.Блок.)

Образ юности в третьей строфе приобретает девичьи черты. Взлетающий вверх подол платья — просто кадр с Мерилин Монро из фильма «Семилетний зуд»8 (1955). Только вместо струи воздуха из вентиляционной решётки метрополитена — мощный выдох саксофона.

Четвёртая строфа — новый кадр из кинофильма9. Только теперь юность обретает мужские черты (кашне — мужской шарф). Меняется точка зрения: мост соединил времена, и герой может видеть себя в своём прошлом и вести с собою разговор. Но образ размыт, словно дымка времён не позволяет разглядеть его отчётливо, и поэт выхватывает самые яркие и самые типичные детали облика современников. Безвозвратные лета застывают рядом с юностью под дождём джазовых импровизаций фабричных труб.

В пятой строфе тема продолжает развиваться по спирали. Есть явные повторы — герой всё здоровается с юностью. Словно не может поверить в реальность встречи, не может на неё наглядеться. Но внутреннее напряжение при этом возрастает, потому что всё отчётливее начинает звучать новая тема — тема времени. Повторяются антитезы: бедности и прекрасного; бесплотности и осязаемости; динамики и неизменности. Но эти антитезы — две стороны медали, неразделимые признаки целого — эпохи. Встреча происходит на фоне заката, оживлённого с помощью олицетворения и вносящего в строфу динамику (“гонит”), расширяющего пространство (“вдаль”). “Огневые полотна” облаков напоминают паруса. Остановившееся пространство оживает, наполняется движением. И время вновь начинает свой бег.

Шестая строфа насыщена глаголами. Но замёрзшие холмы неподвижны, как и осины. Впрочем, эти образы исполнены внутренней динамики — устремлены в поднебесье. Получается, что есть разные векторы движения — на плоскости земли и от неё — вверх. Что за холмы и болота открываются герою на Малой Охте? Железная дорога проходит через этот район. Полвека тому назад он не был застроен. Почвы, на которых стоит город, болотисты. Так что в небольшом отдалении от Невы, к северо-востоку, Ленинград был почти безлюден. Несущиеся по холмам борзые вызывают ассоциации с охотой (как название реки Охта похоже на слово “охота”! В переводе с финского “охта” означает “медвежья”). Но борзые молчаливы, не лают, как в фильме без звука. Или взгляд героя проник так далеко, что и не услышать лая? Окраина: пустоши, болота, собаки… Ещё раз скажем, что строфа построена как смонтированные кадры неореалистического фильма.

В этой строфе тишину разрывают гудки невидимого поезда, как раньше гудки труб и грохот трамвая. Природа безлюдна и предстаёт только в сопровождении звуков — джазовая импровизация подхватывается новыми инструментами…

И вдруг в седьмой строфе пространство погружается в зиму, а только что было белое платье и стакан лимонада! Так начинает звучать новая тема — тема зимы, смерти. Солнце зашло — его сменил свет окон и фонарей. Окон намного больше, чем фонарей на улицах. Свет, идущий от жилых домов, ослепителен и противопоставлен мертвенному оку фонаря. Жизнь скрылась в домах, покинув холодную улицу.

Взгляд героя вновь меняет направление и ракурс: от окраин (холмы, поезда, пустое шоссе, осины) к центру — распахнутое пространство (шоссе, железная дорога) сворачивается и сжимается. Дома окружили, заполнили пустое пространство из пре­дыдущей строфы, замкнули его. Крик героя должен прорваться, преодолеть преграду домов. И он, как холмы и осины, устремляется в небо, ввысь.

Как бы вы определили чувства героя? Что его тревожит? Ответы на какие вопросы он ищет? Находит ли? Что он ищет, куда хочет вернуться?

Самый таинственный образ в строфе — “наша зима”. Герой узнаёт её. Находясь одновременно в двух временных пространствах, он из настоящего посылает крик в прошлое. Смысл итоговой седьмой строки затуманен. Как герой приходит к такому выводу? Из его утверждения “Это наша зима всё не может обратно вернуться” понятно лишь одно: не может — значит, хочет, пытается. Зима — время счастья, любви, встреч, поэтому так хочется, чтобы она вернулась.

Восьмая строфа только усиливает загадочность: оказывается, зиму не находят до смерти. Получается, что встреча с нею желанна, но неосуществима. Новая мысль вытесняет образ зимы. Теперь звучит тема рождения и ухода, смерти. Точка рождения на свет — начало беспрерывного движения к другой точке — смерти. Лирическое “я” сменяется лирическим “мы”. Куда же мы уходим на звуки музыки? Как дети на дудочку крысолова? Новостройки — окраины, и мы стремимся из центра туда, в новое, за черту, за горизонт. Их новая музыка манит и завораживает. Движение к центру отменяется, разворачивается вспять. Сам Бродский говорил: “И вдруг я понял, что окраина — это начало мира, а не его конец. Это конец привычного мира, но это начало непривычного мира, который, конечно, гораздо больше, огромней <…> И идея была в принципе такая: уходя на окраину, ты отдаляешься от всего на свете и выходишь в настоящий мир”.

Другая мысль не менее пронзительна: останавливает движение, разбегание смерть. Жизнь — вектор, движение из точки А в точку В… Но, возможно, жизнь и смерть — одна точка в искривлённом пространстве бытия? И начиная движение от точки в любом направлении, мы в неё же и возвращаемся? Потому смерть и собирает всех. С этой строфы начинается философская часть стихотворения. Образ города на время вытесняется размышлениями о жизни и смерти (девятая — двенадцатая строфы).

“Значит, нету разлук, // Существует громадная встреча...” В контексте стихотворения разлук действительно нет: мы все неизбежно приходим к одному финалу — смерти. А там темнота и покой, заполняющие собой и останавливающие всё. Река, холодная и блестящая, отсылает читателя к античным Стиксу и Лете.

Неизбежность смерти означает и неизбежность встреч. Грустная мелодия лучится пушкинским светом, так как потерь, оказывается, нет. Мы все оставляем после себя некий след (свет и тень, как растение, например, сосны у Пушкина). Потери оборачиваются находками. Герой словно заговаривает себя, ищет опору, цель начавшегося движения от центра, от дома куда-то за черту, за пределы. Человек несёт свою смерть и свой рай в себе самом. Вспомним образ рая, парадиза, аркадии в первой строфе. Тема вернулась, но зазвучала по-новому, без ироничного оттенка, а возвышенно и страстно.

Город теперь действительно рай, утраченный, потерянный героем — старым Адамом. Юность героя забежала вперёд во времени, превращаясь в новых Адама и Еву. Новостройки — новый рай: отсюда начинается движение, новый виток жизни.

С тринадцатой строфы начинает песню С.Сурга­нова. Можно прослушать её ещё раз, но показать другой клип, видеоряд которого переносит нас в Венецию: от причала мы проплывём по лагуне до острова Сан-Микеле и вместе с героиней дойдём до могилы Иосифа Бродского.

В стихотворение врываются вопросы, усиливая напряжение повторами, словно герой никак не может найти на них ответы. Всматриваясь в прошлое, он испытывает сомнение в том, что это было именно с ним. Создаётся впечатление, что прошлое так отдалено от героя, что он его почти не помнит, не узнаёт. Казалось бы, неподвижный мир на деле оказывается подвижным, хотя изменения на первый взгляд неуловимы.

Однако перемены не отменяют одиночества, на которое обречён герой. Опять звучит вариация уже знакомой темы разлуки-смерти. Образ юности, как и предполагалось ранее, связан с зимой. Она не вернётся. Страх смерти, вечной разлуки преодолевается от строфы к строфе и разрешается в эпитете “бестревожно”. Ведь уйдя из жизни раньше (“обогнав”), ты дождёшься всех, кто сделает это позднее, а они, в свою очередь, не опоздают (“невозможно отстать”).

Начало шестнадцатой строфы задаёт образ посмертия, некоей страны, куда отправимся все мы рано или поздно. Ад или рай — постоянный предмет воспевания в поэзии, шире — в искусстве. Что это на самом деле, неизвестно. Потому и рождается вопрос у героя: не любовь ли это? На него он сам даёт отрицательный ответ. Впрочем, в следующей строфе отрицание сменится новым утверждением: “Это — вечная жизнь: поразительный мост, неумолчное слово...” Вся строфа — называние, попытка дать определение вечной жизни. Как у Пастернака в «Определении поэзии»: “Это — …” Но удивительно то, что пространство вечной жизни заполняется образами жизни земной, её яркими росчерками. Казалось бы, стихотворение пришло к логическому завершению, но поэт пишет ещё 4 строфы. В них он вновь обращается к самому себе в своём настоящем. Предчувствие неизбежности отрыва от привычных, любимых мест разворачивается в финальных строфах в откровение. Обращение героя к самому себе звучит горько-иронически и в то же время стоически.

В последних строфах — предсказание того, что произойдёт только через десять лет. Встреча с юностью оборачивается прощанием с родиной и началом пути к самому себе, от окраины своей души — к её сути.

После прогулки ученики по желанию выполняют одно из заданий, которое позволит им обобщить полученные впечатления и родившиеся мысли, реализовать творческие способности.

1. Если бы вам выпала возможность взять у ­Иосифа Бродского интервью, то какие вопросы вы бы ему задали?
2. Напишите эссе, выразив своё представление о лике и душе вашего города. Подберите или сделайте иллюстрации к своему сочинению.
3. Сделайте фотоальбом «Лики моего города» и сопроводите его стихами или прозаическими зарисовками.
4. Стихотворение А.С. Пушкина «Осень» завершается вопросом “Куда ж нам плыть?” Как бы вы ответили на него?
5. Напишите рассказ о встрече со своей юностью.

Примечания

1 Бродский И. Меньше единицы // http://br00.narod.ru/10660005.htm

2 Лосев Л. Биография Бродского. Там же.

3 Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Независимая Газета, 1998. (Серия «Литературные биографии»).

4 Малая Охта — округ Ленинграда на правом берегу Невы. Назван по протекающей через него реке Охте.

5 Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н. Ушакова.

6 Даны современные названия предприятий.

7 О музыке. Интервью, данное Елене Петрушанской 21 марта 1995 года, Флоренция // Звезда, 2003. № 5.

8 Вариант названия — «Зуд седьмого года»; американская комедия Билли Уайлдера. Знаменит эпизод из этого фильма, когда поток воздуха поднимает вверх юбку белого плиссированного платья главной героини.

9 Мы не имеем возможности цитировать и разбирать всё стихотворение из соображений объёма. Заинтересовавшиеся читатели самостоятельно найдут текст стихотворения в книге или Интернете. Мы наметим только некоторые линии для его восприятия, совершив обзор последующих строф.