Литературоведческий журнал

В № 24 (2009) «Литературоведческого журнала» (мы представили это издание Секции языка и литературы РАН и Института научной информации по общественным наукам РАН в № 3/2009) две основные темы — двухсотлетие со дня рождения Н.В. Гоголя и новые исследования о литературе русского зарубежья. Впрочем, здесь есть и пересечения.

Так, в гоголевском разделе напечатаны две статьи Т.Н. Красавченко — «“Тень Гоголя его усыновила”: Набоков о Гоголе» и «Смена вех: Газданов о Гоголе». В первой речь идёт о книге Набокова «Николай Гоголь». (Впервые вышла на английском языке в США [1944]; сегодня есть и русский перевод Е.Голышевой под редакцией В.Голышева, впервые опубликованный в журнале «Новый мир» [1987. № 4]. Выпускали этот перевод и в других издательствах, а его выверенный и дополненный по первоисточнику вариант помещён в набоковском «Собрании сочинений американского периода в пяти томах» [СПб., 1997. Т. 1].) Это истинный шедевр, прочесть который необходимо не только каждому словеснику, но и всем любознательным старшеклассникам. Т.Н. Красавченко убедительно отводит различные претензии к книге, не прекращающиеся доныне, показывая: “Набоков создал вдохновенное, остроумное, блистательное эссе художника о конгениальном художнике, и хотя оно имеет документальную основу (её источник — «Жизнь Гоголя» Вересаева), однако эта артистическая вариация на тему «Гоголь как личность и писатель» была своеобразным литературным манифестом самого Набокова” (с. 107). И далее: “Читать набоковского Гоголя буквально, обвинять его в непонимании писателя, в натуралистичности и пр. — это как считать Розанова графоманом, «Лолиту» — порнографическим романом, слушать музыку, комментируя её: «восход», «закат», критиковать балет за то, что балерины полуобнажены. Когда отсутствует эстетическое восприятие, тогда на сцене появляется пеший «здравый смысл», а понимание природы искусства утрачено. Некоторые критики пытаются защитить Гоголя от Набокова, считая, что тот его принижает, даёт его жалкий портрет, и вообще не смеет, будучи атеистом, «трогать» Гоголя — глубоко религиозного писателя. Но ведь не атеист Набоков пишет о верующем Гоголе, а писатель Набоков пишет о писателе Гоголе” (с. 117).

Во второй статье Т.Н. Красавченко рассматривает раннее, 1929 года эссе «Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане» другого мастера литературы русского зарубежья, часто связывавшегося с набоковской традицией, — Гайто Газданова. В этом эссе Газданов отдаёт предпочтение иррациональному началу в искусстве (“иной реальности”) и находит “гоголевское начало” в творчестве Эдгара Алана По и Ги де Мопассана. Но с течением времени творческие ориентиры Газданова меняются, он эволюционирует, как пишет Т.Н. Красавченко, “от изображения сущего — экзистенциального бытия человека в «Вечере у Клэр», «Ночных дорогах», «Призраке Александра Вольфа», «Возвращении Будды», в большинстве рассказов (то есть в его лучших произведениях) — к должному, к идеалу, к утопии в «Истории одного путешествия», и особенно в романах о чуде, чудесном — в «Пробуждении», «Пилигримах», в «Эвелине и её друзьях»…” (с. 126). В эссе «О Гоголе» (1960) Газданов в сущности отрекается от Гоголя, переходит с “эстетических” позиций на “этические”; теперь его главный ориентир — Лев Толстой.

В этом же номере «Литературоведческого журнала» Т.Н. Красавченко впервые публикует рассказ Гайто Газданова «Ход лучей» (начало 1930-х годов), показывающий приверженность автора в то время к эстетическим экспериментам в традиции гоголевского фантастизма. В своей сюрреалистически-абсурдистской вариации “записок сумасшедшего” Газданов развивает изначально присутствующую в его творчестве тему безумия человека, “не выдерживающего слишком много реальности” (выражение Т.С. Элиота).

Хорошим дополнением к нашим гоголевским материалам о праздновании столетия писателя в 1909 году (№ 7) будет помещённая в «ЛЖ» статья В.В. Розанова «Гоголевские дни в Москве», напечатанная в газете «Новое время» 8 мая 1909 года и с тех пор не переиздававшаяся. В этой статье отмечу подробно выраженное “непосредственное впечатление” Розанова от памятника Андреева, который сегодня считается шедевром и постоянно противопоставляется памятнику Томского. Розанов подробно обосновывает, почему он не приемлет андреевское творение: “...Ваятель взял и даже преувеличил одну скорбную минуту великого писателя, — минуту приблизительно перед сожжением 2-го тома «Мёртвых душ»”. Интересно пишет Розанов о восприятии памятника (“тщательно сделанный рисунок головы больного писателя на высокой поленице”) с разных точек подхода к нему, делая вывод: “это вообще не есть городской памятник, который был бы сразу и отовсюду виден в своём центре, фигура писателя”, — “это стенная интересная акварель для выставки, для галереи, для комнаты, которая теряет всё в себе, теряет всякий смысл, будучи вынесена на улицу, поставлена перед площадью, среди зданий”.

Также в гоголевском разделе помещены статьи «Гоголь и церковное слово» В.А. Воропаева, «Ещё раз о композиции “помещичьих” глав первого тома поэмы Н.В. Гоголя “Мёртвые души”» А.М. Ранчина, «Миражная интрига и одноактная форма гоголевской комедии “Игроки”» Е.Г. Падериной, «Умирание искусства: Пушкин и Гоголь» В.М. Гуминского.

В библиографическом разделе завершается (начата в № 18 «ЛЖ») публикация росписи статей о литературе и искусстве в парижской русской газете «Последние новости» (1938–1940).

Гвоздём номера можно назвать обширную комментированную публикацию дневников 1917 года Сергея Платоновича Каблукова (1881–1919), учителя математики, автора соответствующего учебника для реальных училищ, председателя Педагогического совета женской гимназии А.П. Никифоровой в Петербурге, а также деятельного участника петербургского Религиозно-философского общества (материал подготовлен Е.М. Криволаповой).

Вот какие пророческие слова о катаклизме тех дней написаны Каблуковым 23 октября 1917 года, то есть накануне рокового переворота: “Россия, распинаемая на подлой дыбе революции, не имеет ли своим жертвенным призванием — явить миру всю мерзость, всё кощунство социализма и тем уничтожить дело его в мире? Мне всё чаще и настойчивее приходит эта мысль”.