Стихотворение Марины Цветаевой "Книги в красном переплёте"

Окончание. Начало см. № 1.

Но не забудем о том, что в центре внимания у нас по-прежнему языковая ткань стихо­творения. В 4–6-й строфах в первую очередь обращает на себя внимание синтаксический строй предложений — относительно простой, но тем не менее весьма напряжённый и удивительно разнообразный. Надо сказать, что к концу пятого класса у детей уже достаточный запас теоретических знаний в области синтаксиса (изучались и сложноподчинённые предложения, и односоставные, в том числе безличные), хотя в собственной практике письменной речи многие школьники этого возраста грешат простыми двусоставными предложениями. Разбор этих строф с синтаксической точки зрения подспудно имеет сугубо прагматическую, учебную задачу, которая в методике называется развитием речи (если конкретизировать, мы покажем, какой эффект имеет в тексте “разно­образие синтаксических конструкций”).

Рассмотрим, как начинается каждая из этих строф, какую функцию выполняют в них зачинные предложения; по возможности охарактеризуем, какие это предложения. Четвёртая и пятая строфы, посвящённые друзьям Тому Сойеру и Геку Финну, даже начинаются похоже: короткими односоставными предложениями (причём в том и в другом случае первое из них нераспространённое, а второе распространённое), которые лаконично обрисовывают обстоятельства действия, после чего изображаются сами герои. Обязательно обсуждаем роль многоточий, читаем вслух, передавая настроение. Особенное внимание строке “Том в счастье с Бекки полон веры”: где обозначить паузу? поставить логические ударения?

При разборе пятой строфы (две первые строки) невозможно обойтись без простейших элементов стиховедческого анализа. Камнем преткновения для некоторых детей, не особо чувствующих стихотворный ритм, может стать слово “кладбище” (плюс стилистический комментарий к этому акцентологическому варианту). Чувство ритма у многих детей недостаточно хорошо развито, поэтому зачастую стихи в их исполнении превращаются в прозу, а ведь, чувствуя ритм, можно правильно поставить ударение даже в незнакомых словах или в словах, в которых ударение непривычно для современного обыденного слуха. Ещё здесь важно не потерять паузу после второго стиха, что тоже бывает характерно для неумелых чтецов при анжанбемане.

Обратим внимание на вставное предложение. Как читать, в каком темпе, с какой интонацией? Обсудим роль скобок, которые дети, приученные к этому учителями начальных классов, используют обычно для того, чтобы не зачёркивать “ненужное”. А у скобок совсем другая роль! Как видим, очень важная. Здесь в них передаётся чувство героини, которое она испытывает при чтении страниц об опасных приключениях героев Марка Твена. В связи с этим интересно также обратить внимание на использование категории времени: в 4-й и 5-й строфах автор говорит о событиях из книги только в настоящем времени. Почему? Так создаётся эффект “здесь и сейчас”.

Столь же ярки и впечатления от “Принца и нищего” (шестая строфа). Какие именно впечатления? Как они передаются? Объясняем роль эллипсиса и тире в предложении “Вдруг — нищий!”. Особенно ярко роль тире выявляется при сопоставлении с предыдущим, тоже эллиптическим предложением “Над стройным мальчиком корона”, в котором тире отсутствует (в некоторых изданиях, кстати, это предложение даётся с тире; к сожалению, авторский вариант нам неизвестен; но даже если и есть тире, интонационно эти два предложения всё равно различаются: после короткого и резкого “вдруг” тире более многозначительно). Знаки препинания в конце каждого из этих предложений тоже имеют немаловажное значение: если первая полустрофа, имеющая описательный характер, заканчивается многоточием, то следующее предложение, которое содержит информацию о неожиданном повороте событий, оформляется восклицательным знаком. Так знаки препинания в этом предложении “приходят на помощь” наречию “вдруг”, усиливают его семантику.

Читаем стихотворение дальше.

Ушёл во тьму, кто в ней возник,
Британии печальны судьбы…
— О, почему средь красных книг
Опять за лампой не уснуть бы?

О, золотые времена,
Где взор смелей и сердце чище!
О, золотые имена:
Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!

В седьмой строфе интонация меняется. Оставляя любимых героев, лирическая героиня стихотворения на какое-то мгновение погружается в свои чувства (роль многоточия). Но затем — эмоциональный взрыв, усиленный троекратным “О” (финальная часть при этом выделена при помощи тире).

Сейчас можно спросить наших учеников, в каком возрасте, по их мнению, автор написал это стихотворение. Кажется, что оно принадлежит перу уже довольно взрослого человека, много испытавшего в жизни, между тем как автору не более восемнадцати лет. Но, действительно, уже к этому времени Цветаева пережила многое, и в первую очередь, потерю матери, которую она, безусловно, очень любила. (В письме А.А. Тесковой от 7 июня 1936 года она пишет: “А главное — росла без матери, то есть расшибалась обо все углы. (Угловатость (всех росших без матери) во мне осталась. Но — скорей внутренняя. — И сиротство”.) “Чувство сиротства, — комментирует этот факт В.Швейцер, — усугублялось с годами, по мере того как Марина отходила от людей и замыкалась в книгах”.) Именно мать сыграла огромную роль в её воспитании — бескомпромиссно утверждая приоритет духовного, высокого, идеального и выражая глубочайшее презрение к материальному, земному, биологическому. Идеи матери, её любовь к книгам оказались органичными для “ребёнка, поэтом // Обречённого быть”.

Но вернёмся к стихотворению. Его финал перекликается с первой строфой. Недосказанность (что же всё-таки происходит с героиней сейчас?) остаётся, однако попробуем поразмышлять. Чем привлекают героиню характеры перечисленных персонажей? Том Сойер и Гек Финн смелы и отважны не только в поисках детских приключений, о которых упоминалось выше. Если мы обратимся к другим страницам книги, “оставшимся за строками” стихотворения Цветаевой, то вспомним, что эти мальчики смелы и “чисты сердцем” и в серьёзных, ответственных ситуациях способны встать на защиту справедливости в отношениях со взрослыми. Том Кенти, случайно оказавшись на троне, сделал по велению сердца много хорошего, и наследный принц Эдуард, испытав на себе тяжкую долю своего двойника-оборвыша и многое поняв, стал благороднее и выше, чем был раньше.

А почему автор использует сравнительные формы: взор — “смелее”, сердце — “чище”? Что с чем сравнивается? Восхищаясь персонажами книг Твена, героиня, кажется, сожалеет о том, что её идеальные представления о людях и о мире не находят подтверждения в реальности. Значит ли это, что она зря читала книги? Может быть, и не было бы тогда разочарований?

У каждого может быть своё мнение по этому вопросу. А как считает героиня? Нет, не зря. Почему мы так думаем? Всё это стихотворение — гимн книгам и чтению. Книги для лирической героини и для автора стихотворения оказываются той основой, которая помогает выстоять, не разочароваться в мире.

Как мы уже отмечали, стихотворение построено на противопоставлении идеального и реального, прошлого и настоящего, беспечной поры детства и мятущейся юности, и по большому счёту это стихотворение посвящено детству: оно входит в цикл «Детство» из «Вечернего альбома».

Стихотворение отчётливо перекликается с повестью «Детство» Льва Толстого: “Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений!” Глава XV — «Детство», которая начинается этими строками, оказывается очень близка по настроению и некоторым мотивам стихотворению Цветаевой. Здесь тоже есть и милый образ любимой (умершей) матери, и воспоминания о том, как порой “бывало”, и грустные вопросы без ответов: “Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная весёлость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни?” Вообще, такое отношение к детству — из разряда общих мест. Но у каждого человека оно связано с какими-то своими конкретными деталями (можно сравнить стихотворение Цветаевой и с другими произведениями о детстве — с бунинским «Детством» или со стихотворением Блока «Ты помнишь? В нашей бухте сонной…» и др.).

У Цветаевой главным символом детства стала книга. А любимые книги детства оказываются для неё истинной ценностью. Безусловно, книги Марка Твена — одни из многих, которыми Цветаева была увлечена в этом возрасте, о чём она оставила немало поэтических откликов1. Как пишет А.А. Саакянц, “простое и хотя бы приблизительное перечисление того, что прочла Цветаева к восемнадцати годам, показалось бы неправдоподобным по количеству и разнообразию. Пушкин, Лермонтов, Жуковский; Лев Толстой и Степняк-Кравчинский; немецкие и французские романтики; Гюго, Ламартин, Ницше; Жан-Поль Рихтер; романы Чарской и пьесы Ростана; Гейне; Гёте, его сочинения и книги, с ним связанные: «Переписка Гёте с ребенком» Беттины фон Арним (урождённой Брентано), «Разговоры с Гёте» Эккермана; книги, связанные с Наполеоном, в частности, его «Письма» к Жозефине... Впрочем, лучше остановиться. Прибавим к этому, что книги, прочитанные Цветаевой в ранние годы, встали бы на полках (по хронологии знакомства с ними) в абсолютно «лирическом» беспорядке, потому что её чтение, запойное и самозабвенное, было, особенно после кончины матери, вполне бессистемным...”2

Подводя итоги работы, попросим учащихся подумать над тем, что оказалось для них наиболее интересным или полезным на этом уроке, помог ли им языковой комментарий лучше понять стихотворение, какие языковые особенности стихотворения и почему показались им наиболее важными, согласны ли они с мнением Марины Цветаевой, что чтение — это “прежде всего сотворчество”, почувствовали они себя “сотворцами” автора (вопросы можно предложить также в качестве домашнего задания).

Попробуем подвести итоги и мы. Что у нас получилось? В той или иной мере мы рассмотрели средства выразительности (в отмеченном выше смысле) на разных уровнях. На фонетическом уровне — работали с интонацией, ритмом, ударением. Из тропов увидели эпитеты, сравнения, олицетворения, перифразы, метафоры, метонимии (“под Грига, Шумана, Кюи”). На морфологическом уровне — обратили внимание на экспрессивные возможности категории настоящего времени, формы сравнительной степени, служебных частей речи, междометий. Достаточно широко был задействован синтаксический уровень: говорили об особой роли в тексте односоставных предложений, вводных и вставных конструкций, предложений с прямой речью, диалога. Это может показаться сложным для пятого-шестого классов, но замечу, что мне близка идея, которая сейчас высказывается всё чаще, — о необходимости более серьёзной работы над синтаксисом на раннем этапе обучения. Кроме “обычных” предложений, рассматривали также и собственно фигуры речи, такие, как риторическое обращение, риторическое восклицание (“Как хорошо за книгой дома!”), риторический вопрос (“О, почему средь красных книг // Опять за лампой не уснуть бы?”), параллелизм и анафора (последняя строфа), эллипсис. Как видим, получилось достаточно много. Однако, повторюсь, внимание к элементам языковой формы было не самоцелью, а средством понимания содержания.

Поскольку предложенный выше материал ориентирован на младших школьников и подчинён в первую очередь задаче языкового разбора, в нём неизбежно упрощение смыслов, выраженных в стихотворении. Если к этому стихо­творению обращаться, скажем, в 11-м классе, то рассматривать его нужно в контексте творчества Цветаевой в целом и раннего периода творчества в частности, а также в контексте поэзии Серебряного века (уже первая её книга, полудетская, ученическая, “неопытная”, показала уникальность поэтического голоса автора, отсутствие подражательности, литературного влияния, определила место поэта вне каких бы то ни было течений и направлений).

Для своего первого сборника Цветаева избрала принцип “дневниковости” (замыслив издать сборник стихов “взамен письма” к человеку, в чувствах к которому, возможно, не до конца разобралась, она практически не делала отбор текстов, лишь распределила их на три раздела: «Детство», «Любовь», «Только тени» — и посвятила книгу “блестящей памяти” Марии Башкирцевой, чей «Дневник» произвёл на юную Марину неизгладимое впечатление).

Об этом писал М.Волошин в одном из первых откликов на её книгу в статье «Женская поэзия»: “Это очень юная и неопытная книга... Многие стихи, если их раскрыть случайно, посреди книги, могут вызвать улыбку. Её нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Она вся на грани последних дней детства и первой юности. Если же прибавить, что её автор владеет не только стихом, но и чёткой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга, принесённая из тех лет, когда обычно слово ещё недостаточно послушно, чтобы верно передать наблюдение и чувство... «Невзрослый» стих М.Цветаевой, иногда неуверенный в себе и ломающийся, как детский голос, умеет передать оттенки, недоступные стиху более взрослому... «Вечерний альбом» — это прекрасная и непосредственная книга, исполненная истинно женским обаянием”3.

Ту же особенность отмечал и В.Брюсов (статья «Стихи 1911 года»), оценивая её, однако, не столь доброжелательно, как предыдущий автор: “Не боясь вводить в поэзию повседневность, она берёт непосредственно черты жизни, и это придаёт её стихам жуткую интимность. Когда читаешь её книгу, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру и подсмотрел сцену, видеть которую не должны бы посторонние... эта непосредственность... переходит на многих страницах в какую-то «домашность». Получаются уже не поэтические создания... но просто страницы личного дневника, и притом страницы довольно пресные. Последнее объясняется молодостью автора...”4

Рецензенты уже в первом сборнике заметили одну из главных особенностей творчества Цветаевой — искренность, неподдельность чувств, исповедальность. А в стихотворении «Книги в красном переплёте» (одном из лучших в нём) можно увидеть и предвосхищение основного конфликта — конфликта “быта” и “бытия”. Книги (или шире: слово) — это для Цветаевой истинное, вечное, бытийное (“Я безумно люблю слова, их вид, их звук, их переменность, их неизменность. Ведь слово — всё!” — из письма Цветаевой П.Юркевичу, 1908 г.).

Помимо этого, немаловажно, что автор стихотворения приходится ровесником нынешним одиннадцатиклассникам, поэтому им должен быть интересен вопрос о мироощущении Цветаевой. И им будет проще понять мотивы грусти, разочарованности, одиночества, которые звучат во многих стихотворениях «Вечернего альбома», в том числе в рассматриваемом. В частности, вопрос о том, что происходит во внутреннем мире героини, обратившейся к книгам детства с восторженными словами признания (“неизменившие друзья”), может быть истолкован на новом уровне. Вряд ли верным будет говорить о том, что в стихотворении нашли отражение какие-то факты грубого предательства по отношению к автору. Мне кажется, здесь дело в другом. Приведём фрагмент письма П.Юркевичу от 28 июля 1908 года.

“Хотите знать, какое впечатление у меня осталось от Вашего письма? Оно всецело выразилось в тех нескольких словах, к[отор]ые вырвались у меня невольно:
— «Какой чистый, какой смелый!»
— «Кто? — спросила сидевшая тут же Ася и многозначительно прибавила, — да мне вовсе не интересно знать. Кто бы то ни был — всё равно разочаруешься!»
— «Не беспокойся, этого не будет!» — сказала я.
— Давай пари держать, что через месяц, много 11/2 ты придёшь ко мне и скажешь: «А знаешь, Ася, это не то, совсем не то».
— «Пари держать не хочу, всё равно проиграешь ты. Знаешь, повесь меня, если это не будет так!»
— «Ладно!» — Ася подошла к стене и нарисовала виселицу с висящей мной.
— «Я тебе дюжину примеров приведу, — продолжала моя дорогая сестрица, — больше дюжины, считая только последние два года!»

Действительно, пришлось нехотя признаться в том, что каждое «очарование» влекло за собой неминуемое «разочарование».

А сколько их было! —

Но не о них я хотела говорить.

Ваш тип — тип смелого, чистого, самоотверженного борца сходит со сцены.

От Вас веет чем-то давно прошедшим, милым, светлым.

В Вас есть свойство, почти исчезнувшее, — энтузиазм, любовь к мечте.

А это много, скажу больше — это почти всё! Энтузиазм, стремление вверх, к звёздам, прочь от пошлой скуки, жажда простора и подвига — вот что движет жизнь вперёд, делает её сверкающей, сказочной” (www.tsvetayeva.com/letters/let_yurk.php).

Здесь выражены по сути те же идеи, что и в стихотворении. Мы видим и романтическую устремлённость автора к высоким идеалам, и романтическую же попытку связать нравственный идеал с прошлым, с миром “теней”. Мы видим, что юная Марина часто очаровывалась людьми, находя в них поначалу соответствие своим идеалам, но столь же часто и разочаровывалась.

А кроме собственно юношеского максимализма, ей, поэту с самых юных лет, была свойственна особая острота восприятия, особый внутренний мир. “Поэт в его противостоянии миру” — так характеризует основу мироощущения Цветаевой В.Швейцер. Как ревностно, например, она оберегала своё право быть наедине с книгой (с другом!) даже от сестры, считая нарушение этого права чуть ли не самым страшным преступлением. Вспомним один из эпизодов, описанный А.Цветаевой, когда книга, которую читала Марина, случайно попалась в руки Асе: “Сердце пылало почти как от Ундины, распахивалось шире и шире — в эту минуту вошла Маруся. Увидев моё восхищённое и растерянное лицо, она молча подошла ко мне, взяла книгу, оттолкнула меня и спрятала книгу в парту. Только тогда, надменно торжествуя победу, она проронила: «Читаешь чужие книги? Без спросу?» Своего ответа не помню — он потонул в горе о прерванном счастье, о её жестокости. Но спорить, просить было немыслимо. <…> Маруся унесла книгу и никогда не принесла её вновь. И я знала, что её страдание ревности оттого, что в её наедине с книгой вкрался третий, — не менее сильно, чем моё. <…> Нам было девять и семь лет”5.

Разве можно сказать о Цветаевой — “любила читать”?

Жила книгой...

Примечания

1 См. об этом статью Чичиновой Т.А.  «Мир книг в ранней лирике Марины Цветаевой» // Наука. Культура. Образование. 1999. № 3. http://www.biysk.asu.ru/jurnal/n3.html
2 Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М.: Эллис Лак, 1999. http://www.russofile.ru/articles/article_95.php
3 Цит. по: Саакянц А. Указ. соч.
4 Цит. по: Саакянц А. Указ. соч.
5 Цветаева А.И. Воспоминания. М., 1974. С. 85–86.