"Обязательно в школу приду…"

“Да и что за странная фантазия в грязненьком Подмосковье говорить о каком-то Кавказе, о котором лишь по школьным чтениям вслух (учебников-то не было!) известно детдомовской шантрапе, что он существует, верней, существовал в какие-то отдалённые непонятные времена, когда палил во врагов чернобородый, взбалмошный горец Хаджи Мурат, когда предводитель мюридов имам Шамиль оборонялся в осаждённой крепости, а русские солдаты Жилин и Костылин томились в глубокой яме.

Был ещё Печорин, из лишних людей, тоже ездил по Кавказу”.

Может быть, этот пассаж в самом начале повести Анатолия Игнатьевича Приставкина «Ночевала тучка золотая» да ещё диалог между героями-братьями: “А из «Утёса» всего две строчки Сашка запомнил.

Ночевала тучка золотая
На груди утёса-великана...

— Про Кавказ, что ли? — скучно поинтересовался Колька.

Н.А. Шапиро и А.И. Приставкин

— Ага. Утёс же...” — подсказали оказавшееся удачным решение — прочитать эту повесть с восьмиклассниками после «Хаджи-Мурата» Л.Н. Толстого. Обнаружилось, что она достойно выдерживает соседство с великими произведениями русских классиков, продолжая одну из магистральных тем изучаемой в восьмом классе литературы — человек, его судьба и его личная позиция в водовороте исторических событий, войн и потрясений, от него не зависящих. Хорошо, если удалось серьёзно поговорить с учениками о том, есть ли безусловно правые и виноватые в противостоянии пугачёвцев и правительственных войск и как проявляется авторская позиция в «Капитанской дочке»; если восьмиклассники не забыли, что Мцыри, герой лермонтовской поэмы, впервые предстаёт перед нами “ребёнком пленным”, которого вёз русский генерал и в котором проявился “могучий дух его отцов”; если удалось увидеть, как перекликаются в «Хаджи-Мурате» главы, посвящённые правителям — Шамилю и царю Николаю Павловичу, и почувствовать толстовское сострадание к нелепо погибшему русскому солдату Петрухе Авдееву и к жителям аула, разорённого набегом русских войск, тогда можно будет поддержать достаточно высокий уровень разговора о повести А.Приставкина. Изучать её подробно, видимо, не стоит, лучше обменяться читательскими впечатлениями, разъяснить непонятное, обсудить вопросы, которые вызывают у восьмиклассников наибольший интерес. Можно спросить, когда в повести впервые появляется тема чужого, непонятного страдания — чеченская тема. Хорошо, если ученики припомнят таинственный поезд, увиденный Колькой, и прямые авторские слова: “И забылась, стёрлась странная такая встреча на станции Кубань с эшелоном, из которого к нам тянули руки наши сверстники: «хи! хи!» Наши поезда постояли бок о бок, как два брата-близнеца, не узнавшие друг друга, и разошлись навсегда, и вовсе ничего не значило, что ехали они — одни на север, другие — на юг”. Важно заметить это щемящее сравнение с братьями-близнецами.

И всё же стоит (на всякий случай) поинтересоваться, как восьмиклассники считают: на чьей стороне — русских или чеченцев — автор. Разумеется, хорошим ответом было бы негодование: так спрашивать нельзя, разве в этом дело, повесть же совсем о другом!

Это-то про автора понятно, а многое другое хотелось бы узнать. Почему он то говорит о Кольке и Сашке, то вдруг — “мы”? Он — один из близнецов или кто-то третий? Что из описанного случилось с писателем на самом деле?

И много других вопросов хотелось задать автору. И я подумала: “А вдруг? В конце концов наш современник, не Лев Толстой…”

На этом методическая часть заканчивается и начинается мемориальная.

Раздобыла телефон Анатолия Игнатьевича и электронный адрес, написала: “Не согласитесь ли Вы прийти в школу и побеседовать со старшеклассниками? Очень многие мои ученики (а один класс весь целиком) прочитали Вашу «Тучку золотую», очень взволнованы и мечтают встретиться с автором. Школа наша стоит в центре, прямо за Музеем изобразительных искусств. Если такая встреча вообще возможна, сообщите, пожалуйста, какое время для Вас удобно”. Ответ пришёл через несколько дней: “Спасибо за Ваше письмо и за приглашение выступить перед школьниками. Сейчас не могу сказать точно, но обязательно в школу приеду, как только будет просвет в делах”. Просвет в делах долго не обнаруживался, потом оказалось, что Анатолий Игнатьевич лежит в больнице, потом снова дела, переговоры затягивались. И однажды я сказала секретарю: “Ну, наверное, не выйдет. Так бывает, что какое-то дело уж совсем лишнее”. Через час мне перезвонили: “Давайте завтра”.

Это была удивительная встреча. Ясно было, что перед нами писатель и общественный деятель, привыкший выступать перед разными аудиториями, и всё же с первого слова возникло ощущение серьёзной искренности — человек пришёл послушать своих читателей и поговорить с ними. А начал с чтения. Читал без всякого артистизма, просто и даже с запинками (одна ученица утверждала, что он на ходу переделывал, правил текст, но проверить этого мы не можем). А потом, отвечая на вопросы, сказал много неожиданного. Например, что он не помнит, кто из его героев-близнецов погиб, Сашка или Колька, потому что ни разу не перечитывал повесть — не может, плохо становится. Что оба героя — это он сам, и даже намёк на это в повести есть — день рождения. И с усмешкой добавил, что учёные в его повести нашли много важного научного материала по психологии близнецов. Что некоторое время назад он с иностранными журналистами побывал на территории Томилинского детского дома и показал место, где была хлеборезка.

Рассказал, какие книги читал в детстве и каким вернулся его отец с фронта. Как ездил в Грозный в первую чеченскую войну и как оказался в Комиссии по помилованиям при Президенте РФ. Говорил просто, с самоиронией, как-то по-бытовому. И за каждым словом ощущались опыт и мудрое спокойствие.

На прощание подарил несколько своих книг для кабинета литературы и попросил не держать их под стеклом, как экспонаты, а давать почитать всем желающим. Обслужил длинную ученическую очередь, выстроившуюся за автографами, а на моём экземпляре «Тучки» написал: “Дорогой Надежде Ароновне в память о нашей встрече; очень хотелось бы, чтобы она была не последней, и дай Бог вам успехов в нашем общем деле — спасении культуры. Ваш А.Приставкин. 28 ноября 2007 г.”.

А потом вдруг сказал: “Знаете, это, наверное, моя последняя встреча со школьниками. Мне мало осталось, такая болезнь”. Я попыталась что-то возразить про то, что никто ничего не знает, а он ответил примерно так: “Чудеса бывают, но гораздо реже, чем нам хочется”.