Листки календаря
Листки календаря
Русская литература в 1828 году
1828 год. Апрель. Россия объявила войну Турции. Пушкин и Вяземский просят отправить их в действующую армию. Но в ближайшем окружении императора сомневаются, что поэты хотят послужить, как “верные подданные”. “Они не имеют другой цели, — писал Бенкендорфу великий князь Константин Павлович, — как найти новое поприще для распространения своих безнравственных принципов, которые доставили бы им в скором времени множество последователей среди молодых офицеров”.
И Бенкендорф отвечает князю Вяземскому великолепным канцелярским оборотом. Государь император “не может определить Вас в действующую против турок армию по той причине, что отнюдь все места в оной заняты”. Отказ второму добровольцу император облёк в довольно странную форму — апологетическую внешне, но с заметной подковыркой. Он-де не хочет подвергать опасности Пушкина — “царя скудного царства родной поэзии”.
Но так ли уж скудна была наша поэзия, наша литература 180 лет назад?!
Зима. Крестьянин торжествует не только на просторах России, но уже и в литературе: пятая глава «Онегина», где об этом написано, выходит (вместе с четвёртой) отдельным изданием в самом начале февраля 1828 года (все даты в этих заметках — по старому стилю). А Пушкин вовсю работает над седьмой главой. Также в феврале он успевает не только подавать реплики в газетно-журнальных драках между Михаилом Петровичем Погодиным и Булгариным, но и совершенно в хлестаковском духе (хотя Хлестаков ещё не написан) флиртовать в письмах с дочерью Кутузова Елизаветой Михайловной Хитрово, сорокачетырёхлетней вдовой, хозяйкой знаменитого салона, боготворившей ветреного поэта; опять-таки в феврале в письме к своему близкому приятелю Сергею Соболевскому он сообщает о любовной победе над славной Анной Петровной Керн.
И Россия также одерживает победу. Завершив войну с Персией, заключает 10 февраля в Туркманчае мирный трактат, получив по нему ханства Эриванское и Нахичеванское. Документ готовил и окончательно отредактировал опытный дипломат, никто иной как Грибоедов Александр Сергеевич. 14 марта Грибоедову в Петербурге была устроена торжественная встреча. Он стал полномочным министром-резидентом России в Персии. Впрочем, его слава драматурга, автора «Горя от ума» уже затмевала дипломатические успехи.
Не на фоне ли этих военных одолений и новых баталий, а не только “в сердечном умиленье” Пушкин написал вполне двусмысленные стансы «Друзьям» (“Нет, я не льстец, когда царю // Хвалу свободную слагаю…”)?! Проницательный Николай Павлович, прочитав, наложил резолюцию для А.Х. Бенкендорфа: “Это можно распространять, но нельзя печатать”. К всему, заглавие стансов было таким же, как у вольного стихотворения Пушкина кишинёвского периода, воспевавшего вместительную “чашу” — походный стакан, осушение которого вызвало у него “сердечную думу”.
Вот и ведомство Бенкендорфа, III отделение Е.И.В. канцелярии, политическую полицию одолевают тайные агенты: “Пушкин! известный уже сочинитель! Который, невзирая на благосклонность Государя! Много уже выпустил своих сочинений! Как стихами, так и прозой!! Колких для правительствующих даже, и к Государю!” (орфография доноса). В сознании фискалов русская литература не только не бедна, но уже и опасна!
Тот же Вяземский, поэт именитый, попросту мастер... Может быть, Константина Павловича раздражили строки его новогоднего стихотворения «1828 год»?
Где есть поветрие на чтенье,
В чести там грамота, перо;
Где грамота — там просвещенье;
Где просвещенье — там добро.
Или сатирические сочинения князя?! В начале 1828 года Вяземский пишет свой ныне знаменитый цикл «Зимние карикатуры» и, главное, стихотворение «Русский бог», которое тут же начинает ходить в списках.
К глупым полн он благодати,
К умным беспощадно строг,
Бог всего, что есть некстати,
Вот он, вот он, русский бог.
Всё непросто… В русской дипломатической миссии в Мюнхене служит Тютчев Фёдор Иванович. Вдали от родины, с известным вольнодумцем, поэтом Генрихом Гейне, называющим Тютчева лучшим из своих мюнхенских друзей. Как же: Тютчев тоже стихи пишет. Едва 14 апреля объявили манифест о войне с Турцией, принялся за стихотворение «Олегов щит»: луна “над воротами Стамбула // Олегов озарила щит”. Но политические сюжеты развиваются медленно, и пока, между делом, Тютчев предъявляет миру два шедевра — «Весеннюю грозу» и «Летний вечер»:
И сладкий трепет, как струя,
По жилам пробежал природы…
Вот и писал бы о природе, брал пример с Василия Андреевича Жуковского! И с благонамеренностью у него вроде в пределах нормы… К тому же воспитатель наследника, будущего императора Александра II. В 1828 году Жуковский переводит балладу Шиллера «Das Siegesfest» — и получается новый шедевр: «Торжество победителей». А Николай Гнедич! Готовит отдельное издание своего перевода «Илиады» (вышло в 1829 году).
В прибалтийском Дерпте (сейчас город входит в состав Эстонии и называется Тарту) в тамошнем университете продолжает неспешное учение ровесник Тютчева Николай Языков. Он всё студент, но уже известный поэт. Его стихи печатают многие издания, он знаком с Жуковским, с Пушкиным…
А друг Пушкина Евгений Боратынский! “Не унывай, Саша, что не поехал на войну, давай-ка времени не терять — издадим в одной книжке твоего «Графа Нулина» и мою новую поэму «Бал»!” К концу года «Две повести в стихах» вышли.
Продолжил Пушкин и работу над начатой в апреле «Полтавой». И тоже к концу года завершил поэму. А в ней всё: и война, и любовь, и “тиха украинская ночь”, и луна “над Белой Церковью сияет”…
От Белой Церкви не так далеко до Нежина, где в июне в Нежинской гимназии высших наук держит публичные выпускные экзамены Николай Гоголь-Яновский. Из Нежина Гоголь отправляется на Полтавщину, в родную Васильевку, размышляет о своём жизненном поприще, передаёт в вечное владение матери принадлежащую ему часть имения, продолжает составлять сборник выписок «Из книги: Лествица, возводящая на небо», а в середине декабря отправляется в Петербург. Остаётся лишь восемь лет до посещения постановки «Ревизора» Николаем I и его знаменитой реплики после спектакля (“Ну, пьеска! Всем досталось, а мне — более всех!”)…
Гоголь своё образование завершил, а четырнадцатилетний Миша Лермонтов начал. Написав летом в Чембаре (неподалёку в Пензенской гимназии учится Висяша Белинский) свою первую поэму «Черкесы», с сентября он стал полупансионером Московского университетского благородного пансиона.
А где-то рядом, в Москве, страдает в коммерческом училище, мечтая об университете, Ваня Гончаров. Присматривается к зданию на Моховой и Саша Герцен. Незадолго до этого они с другом, Колей Огарёвым, забравшись на Воробьёвы горы (университета там, само собой, не было, но намечалось воздвигнуть Храм Христа Спасителя) и “вдруг обнявшись”, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать жизнью на избранную ими борьбу…
Подрастает в Москве, на Новой Божедомке Федя Достоевский, сын лекаря Мариинской больницы для бедных Московского воспитательного дома. Живёт семья во флигеле при больнице, рядом с ежечасными страданиями и болью… А в Петербурге ещё один мальчик, “товарищ для игр” цесаревича Александра, Алёша Толстой, маленький граф, вспоминает прошлогоднее путешествие в Германию, в Веймар и встречу там с великим Гёте.
Также к 1828 году относил свои первые воспоминания Михаил Евграфович Салтыков (Н.Щедрин). “Помню, что меня секут, кто именно не помню, но секут как следует, розгою, а немка-гувернантка старших братьев и сестёр заступается за меня, закрывает ладонью от ударов и говорит, что я слишком ещё мал для этого”. Так и складывалось миросозерцание этого гения не только русской, но мировой философской сатиры…
Разумеется, его императорское величество пока что не знал ничего о писательской стезе Лермонтова и Гончарова, Алексея Толстого и Салтыкова, о деятельности Герцена и Белинского… Но будучи человеком очень чутким, он, разумеется, лукавил, отказывая Пушкину. К 1828 году русская литература вышла из состояния скудости и первоначальных подражаний не только усилиями “солнца нашей поэзии”. Однако Николай уже хорошо знал: власти всегда непросто с развитой словесностью. Может быть, поэтому в пятёрку казнённых путчистов-декабристов попал Кондратий Рылеев, стихоплёт средней руки, больше болтун, но уравненный в каре с убийцей Каховским. В 1828 же году рядовой Александр Полежаев, тянувший армейскую лямку за поэму «Сашка», по новым обвинениям был закован в кандалы и отправлен в каземат. Да и во взрослых судьбах большинства писателей, названных выше, Николай Павлович, как все помнят, принял отнюдь не благое участие…
12 июля 1828 года в семье саратовского священника Гавриила Ивановича Чернышевского родился сын Николай, через четверть века отнёсший время своего раннего детства к периоду торжества пушкинского гения. В эти годы Пушкин “ввёл в русскую литературу поэзию как прекрасную художественную форму”, и, “узнав поэзию как форму, русское общество могло уже идти далее и искать в этой форме содержания”. Затем, по Чернышевскому, началась эпоха Лермонтова и Гоголя.
Конечно, это тоже схема, пусть и распространённая, пусть и правдоподобная. Захотелось не обращать на неё внимания, а просто вспомнить живые подробности вечной литературной жизни. Названными событиями 1828 год не исчерпывается, и мы к ним ещё вернёмся в начале сентября. 9 сентября (28 августа по старому стилю) 1828 года в усадьбе Ясная Поляна родился Лев Толстой.