Макияж для Наташи Ростовой

«Война и мир» на экране

Новый восьмисерийный фильм «Война и мир», показанный в конце прошлого года по ТВ, создан интернациональным коллективом: мировая премьера, повышение интереса к Толстому за границей, нарасхват идут переводы литературного первоисточника. Словом, полный успех. Режиссёр фильма, румын с немецким именем Роберт Дорнхельм, говорит, что полюбил Россию и хотел показать её такою, чтобы её полюбили зрители. Не взять ли фильм на вооружение учителям литературы? Приходится же (а ведь ой как не хочется!) признать — не все ученики читают классику. Пусть посидят вечерами часок-другой у телевизора, глядишь, за неделю и составят представление о великом романе. Диски уже продают, даже уверяют, что лицензионные.

Отложим споры о том, хорошо или нехорошо вообще заменять книги фильмами. Примем на веру, что здесь мы действительно имеем дело с попыткой привлечь внимание к классическому произведению. Попытка эта — не первая. Был американо-итальянский фильм с Одри Хэпберн в роли Наташи Ростовой (60-е годы), немного позже — знаменитая эпопея Сергея Бондарчука, которую, изменив ранее намеченную телепрограмму, сразу же по окончании европейской премьеры показали по каналу «Россия». Удалась ли новая, на этот раз телевизионная, экранизация? Отвечая на этот вопрос, не будем оценивать режиссёрские приёмы, игру актёров, посмотрим лишь — похоже это на Толстого или не похоже?

Прежде всего — похожи ли герои? Светловолосая и голубоглазая Наташа, высокий блондин Денисов, высоченная, выше своего мужа, жена князя Андрея, которую автор постоянно называет “маленькой княгиней”. Весьма сомнительное портретное сходство исторических личностей — Кутузова, Наполеона, императора Александра. Но пусть будет так: на содержании романа это отражается мало.

Оригинал фильма озвучен по-английски, хотя в фильме участвовали некоторые русские актёры; то, что мы видели, — это уже дубляж. Толстого перевели (думаю, что не особенно хорошо) на английский, а потом этот перевод перевели на русский. Переводили, наверное, русские. Вставлены отдельные фрагменты подлинного, толстовского текста. Но можно диву даться, насколько переводчики не чувствуют языка вообще, а уж о языке XIX века, о языке Толстого и говорить не приходится. К.И. Чуковский писал, что однажды перевели на немецкий язык начало «Полтавы», а потом с немецкого — снова на русский (только где они нашли такого переводчика, который Пушкина не читал?). И вместо

Богат и славен Кочубей,
Его луга необозримы,
Там табуны его коней
Пасутся вольны, нехранимы…
И много у него добра,
Мехов, атласа, серебра…

получилось:

Был Кочубей богат и горд,
Его поля обширны были,
И очень много конских морд,
Мехов, сатина первый сорт
Его потребностям служили*.

* Чуковский К.И. Высокое искусство: О принципах художественного перевода. М.: Искусство, 1964. С. 52–53.

Больше всего страдают от плохого перевода обращения, титулования. С этим встречаешься на каждом шагу. К князю Василию обращаются “князь Курагин”. Не было такого обращения. Могли сказать просто “князь”, могли назвать по имени и отчеству, но “князь Курагин” существовал только в третьем лице. Наташа обращается к сестре князя Андрея “княжна Марья”; опять-таки, могла быть просто “княжна”, могла быть Мария Николаевна. Пьера, к тому времени уже ставшего графом Безуховым, слуга титулует “благородием”, а не “сиятельством”. О приходе князя Болконского к Ростовым слуга докладывает: “К вам Андрей Болконский”. Соня называет Марью Дмитриевну Ахросимову “тётя Маня”, хотя у Толстого — только “Марья Дмитриевна”. Когда эта самая Марья Дмитриевна срочно вызывает Пьера, камердинер вбегает в комнату, где тот спит, и возглашает:

— Граф! Барин! Подъём!

Царя за глаза называют императором, но в речи это слово почти не употреблялось, говорили “государь”. И в обращении, если не “ваше величество”, то только “государь”, но никак не “мой государь” (Кутузов — Александру под Аустерлицем), такого обращения по-русски не было. Пушкин обращался в письме к Бенкендорфу — “Мой генерал!” — но письмо написано по-французски, в переводе обращение даётся как “Генерал!”.

Князь Василий говорит, что Долохов и Пьер легко отделались, за дуэль их могли наказать гораздо строже, и называет их везунчиками. Кутузов — Андрею Болконскому и Пьер — кучеру: Езжай!

Употребляют глагол танцевать, между тем ещё до середины ХХ века говорили только танцовать, это слышалось в речи очень чётко.

Слово “фронт” существовало, но употреблённое дважды выражение “ехать на фронт” в то время прозвучать не могло; ехали в армию, на войну, но не на фронт.

Николай Ростов представляется княжне Марье как капитан гусарского полка. У гусар не было капитанов, были ротмистры.

Есть детали, малозаметные на первый взгляд, но тоже искажающие картину. Телезрителям рассказывали, что для русского варианта пришлось на панораме Москвы замазывать храм Христа Спасителя (он был построен много позже, как раз в память победы над Наполеоном); для нерусских зрителей храм оставили как непременную принадлежность Москвы. Раза два в кадре мелькает керосиновая лампа — достоверность этого весьма сомнительна. Молебствие после вторжения Наполеона идёт в церкви, которая могла быть построена не раньше второй половины XIX века.

Но это всё мелочи, скажут мне, нет ли возражений посерьёзнее?

Серьёзнее — это толстовский сюжет, идеи, которые автор выразил через этот сюжет. И существенное отклонение от сюжета — уже грех непростительный.

Конечно, сохранены два идейно важных и кинематографически эффектных эпизода — небо Аустерлица и дуб по дороге в Отрадное (впрочем, второй из них у Бондарчука получился лучше). Но в целом обращение с оригиналом очень вольное.

Ростовы не особенно богаты (иначе не было бы сомнений в том, женится ли Николай на княжне Марье или на её приданом), но живут в таких хоромах, что просто дух захватывает.

У дядюшки Наташа пляшет (помните, сам автор удивляется, когда эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, всосала в себя этот дух…), но в фильме она пляшет вместе с крестьянами, а в это я никогда не поверю. И в Отрадном, когда приехал князь Андрей (в фильме Наташа его уже давно любит, в романе же увидела в первый раз и не особенно заметила), она тоже пляшет с крестьянами, чего в романе нет.

Князь Андрей впервые видит Наташу не в самом начале романа, а лишь после смерти своей жены. Наташа его тоже не видала. И не могла в знаменитом монологе у раскрытого окна в Отрадном упомянуть его имя. Правда, потом, когда князь Андрей уже сделал ей предложение, ей стало казаться, что она полюбила его с первого взгляда, там, в Отрадном, но это ведь только казалось ей.

В фильме при помолвке князь Андрей обнимает и целует Наташу. Но этого не было. Вообще с поцелуями и объятиями авторы фильма распоряжаются очень по-современному. Целуются и обнимаются все кому не лень. А уж поцелуи — такие, каких ещё лет тридцать назад вообще не видали — с широко открытыми ртами и жеванием губ друг друга.

Очень — хотел сказать кинематографичной, но нет, скорее — киношной выглядит история взаимоотношений князя Андрея и Анатоля Курагина. Болконский хотел драться с Курагиным на дуэли, но им помешали; Болконский произносит многозначительную фразу: “Рано или поздно мы встретимся!” Потом князь Андрей заставляет Анатоля жениться на чумичке — крестьянской девушке, которую он обесчестил (кстати, заставить офицера жениться его командир не мог). И наконец — взаимное прощение, рукопожатие смертельно раненного князя Андрея и потерявшего ногу Анатоля. Ничего этого в романе нет. Простить авторам фильма можно лишь последний из названных эпизодов: рукопожатия не было, но “князь Андрей вспомнил всё, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце”.

В фильме нет Шенграбенского боя, упомянут только какой-то (возможно, и этот) арьергардный бой. Пусть это не самый знаменитый эпизод боевых действий в Австрии, но для Толстого он очень важен.

Кутузов отдаёт приказ оставить Москву в ходе Бородинского сражения, хотя на самом деле такой приказ был отдан лишь на военном совете в Филях. У Толстого же (глава XXXV в томе 3) Кутузов передаёт через Вольцогена, сообщившего, что “войска в полном расстройстве”, приказ Барклаю назавтра атаковать неприятеля.

Французы входят в Москву по заснеженным улицам; уже после этого мы видим жёлтые деревья и — никакого снега. Что из этого верно? Конечно, второе: французы вошли в город 2 сентября, то есть 14-го по новому стилю, снега быть не могло.

Пожалуй, смазанной, невыразительной оказалась важная для Толстого фигура Платона Каратаева, но резкого расхождения с романом здесь нет.

Зачем-то ввели в фильм роман Элен Безуховой с французским офицером, да ещё с постельной сценой, Толстому и вообще русской классике противопоказанной. Офицер — тот самый, которого спас Пьер в Москве; но ведь Элен в это время была в Петербурге. Князь Василий после смерти Элен сходит с ума; на самом деле он радовался новому чину и ордену.

Финал оставляет зрителя в полном недоумении. Вроде бы почти всё на месте, герои переженились так, как у Толстого (правда, в фильме Николай Ростов и княжна Марья — раньше, чем Пьер и Наташа, ещё во время войны). Но всмотримся в сцену первой после смерти князя Андрея встречи Наташи с Пьером. Встречаются они не в доме княжны Марьи, как в романе, а в Москве, в доме Ростовых, и Пьер в том самом кучерском кафтане, в котором он был в плену. И сразу — объятия и поцелуй. (Кстати, такова же эта сцена в американо-итальянском фильме.) А ведь в романе Пьер даже не сразу узнаёт Наташу, и она не бросилась ему на шею. “И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, — улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно действительно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал”. Гораздо ближе к оригиналу решён финал у Бондарчука. Пьер целует руку Наташе, а за кадром звучат его же слова, сказанные ей после дикой и нелепой истории с Анатолем: “Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей”. И на этом фильм Бондарчука кончается: хочешь знать, что было дальше — догадайся или читай Толстого.

В новом же сериале — надпись во весь экран по-английски, дублированная по-русски голосом: “Всё хорошо, что хорошо кончается”. Действительно, идиллическая картина, две семьи — Безуховых и Ростовых — дружно живут и множатся, даже граф Илья Андреевич здесь, хоть и сказано у Толстого, что он умер в год свадьбы Наташи. Да уж, действительно, куда как хорошо кончилось: князь Андрей умер, старый князь Болконский умер, Петя погиб, Платона Каратаева убили. Словом, назвать это счастливым концом язык не поворачивается. Скорее, это типичный хеппи-энд. Лучшего определения финал фильма не заслуживает.

Словом, ежели будут вам говорить, что это «Война и мир» Толстого — не верьте.