Два «Зимних вечера»

Стихотворения «Зимний вечер» А.Пушкина (1825) и «Зимний вечер» Д.Мережковского (1895) — это литературный диалог между эпохами. Художественная перекличка отражена в одинаковых заглавиях — но каждый поэт создаёт свой зимний вечер и своё видение этого таинственного времени.

Нас часто спрашивают о том, почему мы не печатаем ученические работы. Некогда в нашей газете существовала даже специальная рубрика «Учимся у учеников», где регулярно появлялись детские сочинения на литературные темы. Нет, мы не отказались от идеи учиться у своих учеников и всё так же радуемся их успехам. Просто в последнее время постоянно звучат жалобы на то, что работы списываются, что Интернет убивает идею сочинения, поскольку всё уже написано, и достаточно только нажать кнопку, чтобы поисковая система выдала тебе нужный текст. Списанные работы регулярно получаем и мы в своей почте.

Нам кажется, что есть выход из такой ситуации: нужно менять подход к темам. Написано и исследовано далеко не всё. Задача учителя — предложить такой литературный материал, такой поворот темы, чтобы ученику волей-неволей пришлось торить дорогу самому. Так поступает Владислава Валериевна НИКОЛАЕВА из лицея № 39 г. Озёрска Челябинской области. Работа её ученицы, десятиклассницы Дарьи ТЕПЛЯКОВОЙ — лучшее тому подтверждение.

Сравнительный анализ стихотворений (одного — почти зачитанного, другого — практически неизвестного) поможет нам, учителям, освежить традиционный урок, предложить нестандартное задание (в том числе и для олимпиады). Причём использовать его можно и при изучении творчества Пушкина, и при знакомстве с поэзией Серебряного века: в одном и в другом случае предметом разговора станет литературная традиция, её сохранение и развитие.

В 1824 году Пушкин, приехав в Михайловское, переживает острое, гнетущее чувство одиночества. После шумного, живого юга деревня кажется ему настоящей ссылкой. Пережив серьёзную ссору с отцом (осень 1824), Пушкин остаётся в имении со старой няней — и спасением от душевной пустоты для него становится творчество. Поэт переосмысляет ценности человека вообще и определяет свой идеал — обретение Дома, защищённости и внутреннего равновесия. Эта проблематика отражается в цикле стихотворений 1825–1826 («Зимний вечер», «Вакхическая песня», «Зимняя дорога») и позже — в «Бесах» (1830).

Стихотворение «Зимний вечер» открывается строкой, похожей на завывание вьюги: Буря мглою небо кроет… В тексте появляется Тьма, точнее — мгла, столкновение Света и Тьмы. За окном “ветхой лачужки” торжествует Хаос — в нём слышен и плач (“то заплачет, как дитя”), и стук (“к нам в окошко постучит”), и завывание (“то, как зверь, она завоет”), и шорох (“вдруг соломой зашумит”). Стихия в стихотворении Пушкина характеризуется звуковыми глаголами — создаётся ощущение постоянного движения. Поэтому очень важной становится ритмическая и звуковая организация текста.

Стихотворение написано четырёхстопным хореем, “нисходящим” размером, в котором есть “пляска… торжественная или буйная” (К.Бальмонт), — ритмический рисунок подчёркивает хаотическую природу бури, её принадлежность миру Тьмы.

Столкновение Света и Тьмы происходит и в фонике стихотворения: “теме” бури словно “принадлежат” мутные, тоскливые звуки “у”, “ш”, “т” и медленные, протяжные “о”, “л”, “н”. Такое звучание создаёт ощущение тревоги, беспокойства и пустой, безысходной тоски. Но “лейтмотив” стихотворения изменяется в третьей строфе — Тьма на мгновение исчезает, и “звуками” Света становятся твёрдые звонкие “б”, “д”, “р”.

Песня няни также становится символом Дома и творчества, которые защищают лирического героя от Хаоса стихии. Она построена как русская фольклорная лирика (анафора, синтаксический параллелизм) и звучит нежно и мелодично (звуки “э”, сонорные “м”, “н”).

В четвёртой строфе мгла вновь возвращается в художественный мир стихотворения — поэтому происходит соединение “звуков” стихии и Дома, “ветхой лачужки”. Тьма и смятение преодолеваются человеком — несмотря на то, что сердцу только “будет веселей”.

Звуковой состав определяет композицию текста: стихотворение делится на четыре части (построфно). Открывается оно “общим” планом: в тексте появляются сквозные образы бури, метели, зверя, путника. Они наполняют тот мир Хаоса, который окружает “ветхую лачужку”. Буря и метель в творчестве Пушкина связаны с силой судьбы (повесть «Метель»), которая становится сильнее человека. Но стихия — это не только рок, но и бездомье (“путник”), вечное скитание. И страх “надрывает сердце” («Бесы»), оборачиваясь жалостью (“заплачет, как дитя”).

Стихия в стихотворении “активна” (Ю.М. Лотман) — неслучайно главной частью речи в первой строфе становится глагол. И лирический герой невольно покоряется завыванию вьюги — в “ветхой лачужке” — печаль и темнота. Поэт сосредотачивает внимание на конкретных, предметных образах (“кровля обветшалая”, “жужжанье веретена”) — они наполняют хрупкий (“ветхая лачужка”), бережно хранимый мир Дома. Но персонажи стихотворения печальны: зимний вечер — это и внезапное молчание (“приумолкла у окна”), и дремота (“дремлешь под жужжанье”), и утомление от жизни (“ты, мой друг, утомлена…”). Эти образы сближают «Зимний вечер» с художественным миром стихотворения «Зимняя дорога» (1826).

Грустно, Нина: путь мой скучен
Дремля смолкнул мой ямщик…

Жизнь лирического героя медленна — буря навевает не ужас перед стихией, а скуку, которая оказывается тяжелее, чем страх.

Но в «Зимней дороге» Света почти не остаётся — “отуманен лунный лик”. В «Зимнем вечере» тоска преодолевается — желание эмоционально ярко жить, сохранить Дом становится сильнее торжества Тьмы. Мотив пира (“выпьем с горя…”) отсылает читателя к стихотворению «Вакхическая песня» (1825).

Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте…

Но центральным символом Света и Дома и в «Вакхической песне», и в «Зимнем вечере» становится поэзия (“песня”).

Да здравствуют музы, да здравствует разум! («Вакхическая песня»);

Спой мне песню…(«Зимний вечер»).

Пушкин наполняет третью строфу фольклорными мотивами, придаёт ей звучание народной песни. В стихотворение вновь вплетается биографический контекст: именно в Михайловском Пушкин впервые обращается к фольклору, “исправляет недостатки своего проклятого воспитания” (письмо к Л.Пушкину), слушая сказки Арины Родионовны. Творчество остаётся для поэта главной “защитой” от мглы, стихии, неравновесия.

В последней строфе буря вновь возвращается в мир стихотворения — первые четыре стиха повторяют начало текста. Но Дом становится сильнее Хаоса, Свет — сильнее Тьмы: стихотворение завершается мотивом пира, образом домашнего очага. Вера в торжество Света, внутренняя стойкость человека, “самостоянье” позволяют поэту преодолеть утомление и одиночество, несмотря на то, что это преодоление для лирического героя тяжело (“выпьем с горя”).

* * *

Иная картина мира складывается в стихотворении Д.С. Мережковского «Зимний вечер» (1895). Заглавие отсылает читателя к стихотворению Пушкина — и возникает литературная перекличка между поэтами разных эпох и направлений.

Мир стихотворения Пушкина, несмотря на бушевание стихии в нём, — гармоничный и целостный. В «Зимнем вечере» Мережковского он, напротив, словно “раздроблен” — взгляд лирического героя не задерживается на “планах”, как в тексте Пушкина, точка зрения постоянно меняется. Это отражается прежде всего на форме стихотворения — оно астрофическое и неделимое на композиционные части, хотя внутри текста есть чёткая логика.

В отличие от «Зимнего вечера» Пушкина, где конец восьмистишия совпадает с концом предложения, у Мережковского стих “обрывается” — главным синтаксическим приёмом становится фигура умолчания (многоточие). В предложениях часто встречаются эллиптические конструкции (“Какая тишина — над зимними полями!”) — в мире стихотворения появляется ощущение дисгармонии, разрушения.

Пейзаж в стихотворении Мережковского статичен — мир взят словно на фотографии. В двадцати двух строках глагол встречается только два раза (“поник”) — у Пушкина главным становится движение и сила. Асимметричный стих текста Мережковского — трёхстопный ямб, слишком короткий для русской поэзии, создаёт ощущение пустоты и тишины: эти состояния определяют основную интонацию — таинственность и страх.

Стихотворение открывается риторическим обращением: “О бледная луна…” — в нём звучат боль и мука. В отличие от стихотворения Пушкина, где образы конкретны (“ветхая лачужка”, веретено), пейзаж у Мережковского складывается из символов — и луна становится центром мира.

Луна появилась в поэзии ещё в эпоху романтизма как “спутница” мистических сил (например, в балладах Жуковского): поэты-романтики сочетали обыденное и ирреальное, создавая страшный, таинственный пейзаж. В лирике Пушкина («Зимняя дорога», «Бесы») луна — символ печали, жалобной тоски и присутствия потустороннего мира — эта интонация сближает стихотворение Мережковского с циклом Пушкина. Но Мережковский же выделяет образ луны композиционно — он находится в самом центре текста, и весь мир стихотворения словно концентрируется вокруг него.

Луна приобретает злые, дьявольские черты: бледная — тусклая — недобрые очи — луны проклятый лик — преступная. В конце текста автор пишет существительное “луна” с заглавной буквы (ранее — со строчной), как имя божества, — и ощущение ужаса усиливается. Луна становится действительно живым, мистическим существом перед которым “к земле тростник поник, // Нагой, сухой и тощий...”

Нарушая зимний пейзаж, в стихотворении появляется символ не только лирического героя, но и человечества вообще — тростник. Этот образ, возможно, заимствован из поэзии Тютчева (“Душа не то поёт, что море, // и ропщет мыслящий тростник”) — это человек над Бездной, “человек без времени”, лишённый всех опор.

Строки повторяются дважды, как рефрен — лирический герой не может противостоять мистической силе. “Нагой” тростник становится “больным” — в душе поэта пустота и бездомье.

Стихотворение всё больше наполняется символами (например, “вороны хриплый крик” — предвестник смерти, знак, заимствованный из фольклора). Мир в стихотворении Мережковского пришёл в упадок — во Вселенной царствует мёртвая тишина (“А в небе — тишина, // Как в осквернённом храме...”), человек остался без защиты Бога. Страдания не ведут к спасению — лирический герой “замкнут” в них. Зимний вечер — это смерть для человека и торжество потустороннего мира.

* * *

Стихотворения Пушкина и Мережковского объединены одной темой — но для каждого поэта она имеет своё толкование. Между двумя «Зимними вечерами» — почти век, смена литературных взглядов и мировоззрений.

В стихотворении Пушкина — мудрость и простота. Человек преодолевает боль и утомление от жизни, потому что чувствует опоры: ощущение истории, прошлого, дружбу и вдохновение. Он защищён от торжества Хаоса — поэт обрёл Дом, и горе не властно над ним.

Зимний вечер Мережковского зеркально противоположен вечеру Пушкина. В стихотворении отражается умонастроение эпохи — предчувствие катастрофы, вымирания Вселенной. Поэт, находящийся на грани между Бытием и Небытием, обречён на вечное одиночество и богооставленность — с неба смотрит только “преступная Луна” — новое божество. Тема, затронутая Пушкиным, переосмыслена в традициях символизма: лирический герой умирает в мистическом мире, который стал сильнее его.

***

Дмитрий Мережковский

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

О, бледная луна
Над бледными полями!
Какая тишина —
Над зимними полями!
О, тусклая луна
С недобрыми очами...
Кругом — покой велик.
К земле тростник поник,
Нагой, сухой и тощий...
Луны проклятый лик
Исполнен злобной мощи...
К земле поник тростник,
Большой, сухой и тощий...
Вороны хриплый крик
Из голой слышен рощи.
А в небе тишина —
Как в осквернённом храме...
Какая тишина —
Над зимними полями!
Преступная Луна,
Ты ужасом полна —
Над яркими снегами!..
1895