Стенд

В номере, посвящённом Серебряному веку, и «Стенд» должен быть соответствующий. По правилу очерёдности пришло время обзора петербургского историко-литературного журнала «Русская литература» (№ 3/2007), напомню, издающегося под грифом Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Собственно, и редакция здесь располагается, на васильеостровской набережной Макарова. Ну, соответственно, положение обязывает, и, действительно, новые материалы по Серебряному веку есть едва ли не в каждом номере журнала. Этот не исключение.

Центральное место здесь занимает обширная (36 писем) переписка А.М. Ремизова и К.И. Чуковского (подготовлена И.Ф. Даниловой и Е.В Ивановой). Как отмечают публикаторы, она позволяет понять многое в стратегиях профессионального поведения начала ХХ века. Так, Чуковский “был критиком-разоблачителем, исходящим из убеждения, что писатель пользуется словом не столько для того, чтобы выразить свои истинные мысли, сколько для того, чтобы скрыть их”.

Ремизов же, выбравший “свободную профессию писателя, живущего исключительно литературным трудом” и зависящего от гонораров, был “заинтересован в том, чтобы его имя постоянно появлялось в прессе”. Он оказался для Чуковского-критика притягательным писателем, тем более, что ключ к его творчеству удалось подобрать не сразу… Остальное — в переписке и в обширных комментариях к ней, которые и поднимают эпистолярные тексты для современных читателей к уровню панорамных представлений о времени (т.е. Серебряном веке).

О философских корнях Серебряного века напоминается в статье корейского филолога Пак Сун Юна «Проблема бытия–небытия в ранннем творчестве О.Мандельштама (к рецепции философии А.Бергсона)» (наши дальневосточные коллеги-слависты — частые гости на страницах «Русской литературы», да они и у нас печатались: что и говорить, приятно, когда иноземцам интересны не только российские лесо- и нефтеразработки, но и наша культура).

Лирична, при историко-литературной въедливости, статья О.Е. Рубинчик «Оглянувшиеся (Анна Ахматова, Марк Шагал и Рахиль Баумволь)», где рассматривается как сложнейшая проблема памяти в творчестве Анны Ахматовой, так и в связи с ней напоминается о наследии поэтессы Рахиль Баумволь (её детские стихи в переводе с идиш, думаю, помнят многие читатели среднего поколения; прекрасно писала Баумволь и по-русски, одно из таких стихотворений, посвящённое Ахматовой, — «Воображаемая прогулка» — печатается в журнале). Долгое эхо Серебряного века…

Обратите внимание также на следующие статьи номера:

«О феномене русского путешествия в Европу: Генезис и литературный жанр» Г.А. Тиме, «Проблема жанра в “школе” Бахтина (М.М. Бахтин, П.Н. Медведев, В.Н. Волошинов)» В.Н. Захарова; «“Зло в хорошем человеке”: об одном монологе Пьера, снятом в последней редакции» О.В. Сливицкой и «Стоические идеи в романе Л.Толстого “Война и мир”» Н.А. Николаевой; «“Опыт исторического словаря о российских писателях” Н.И. Новикова и “Пантеон российских авторов” Н.М. Карамзина» А.В. Петрова.

Наши внимательные читатели помнят разбор А.А. Костина «Как “показать” Радищева?» (2006. № 22). В этом номере «РЛ» они найдут его содержательное исследование «“Путешествие из Петербурга в Москву” А.Н. Радищева в иллюстрациях (1909–2005)». Любители литературных расследований обнаружат немало увлекательного в работе И.В. Кощиенко «“Нравоучительные четверостишия” Н.М. Языкова и А.С. Пушкина (к вопросу об авторстве)». [нетерпеливым обозначим в скобках — без подробностей — основной вывод статьи: автор «Нравоучительных четверостиший», замечательной пародии на творчество И.И. Дмитриева и жанр басни в целом — Языков; Пушкин был, “если можно так выразиться, генератором идеи и вдохновителем Языкова, осуществившего его забавный замысел”].

В завершающей номер «Хронике» — полезный обзор прошедшей в Петербурге международной научной конференции «Михаил Булгаков в XXI веке. К 40-летию выхода в свет романа “Мастер и Маргарита”».

А наше завершение, уже по традиции, — малоизвестное сегодня, напоминание о забытом. Здесь — со страниц «РЛ».

Рахиль Баумволь «Я оглядываюсь» в переводе Елизаветы Тараховской (также яркой поэтессы, родной сестры феерической Софии Парнок).

Я с мамой гуляю. Вот мостик. Вот сад.
Но я оглянулся тихонько назад.

А мама торопит: — Иди, ротозей!
Гляди себе под ноги и не глазей!

Ты можешь споткнуться, упасть невзначай!
Зачем же назад ты глядишь? Отвечай!

Зачем? Я на это ответить не смог…
Но я оглянулся на серый дымок:

Он здесь ещё? Или рассеялся вдруг?
Свернул ли гусёнок с дорожки на луг?

Бежит ли всё так же собачка? За ней
Такая же тень или стала длинней?

Останется ль всё — и собачка, и дым,
И мостик, когда мы на них не глядим?

А мама торопит: — Иди, ротозей!
Гляди себе под ноги и не глазей!