Читальный зал
Книжная полка
 |
С.Н. Бройтман. ПОЭТИКА КНИГИ БОРИСА ПАСТЕРНАКА «СЕСТРА МОЯ — ЖИЗНЬ». М.: Прогресс-Традиция, 2007. 608 с. |
На первый взгляд книга, посвящённая другой книге, но при этом во много раз превосходящая её по объёму, кажется чем-то странным, даже избыточным: вот, дескать, нечего этим филологам делать, вокруг любого стихотворного сборника готовы навертеть тома собственных размышлений и измышлений!
Но если мы откроем тома библиографий, то увидим, что о многих книгах написано в тысячу раз больше страниц, чем в самих этих книгах, — например, о «Войне и мире» Толстого или «Евгении Онегине». И ничего, никого это не смущает.
Есть и труды, посвящённые отдельным книгам: например, исследование В.Н. Топорова о «Бедной Лизе» Карамзина. О тоненькой, но так много значащей для русской культуры книжечке…
В этом всё и дело — признаём ли мы за изучаемым произведением право на особую значимость для литературы: как бы хорошо мы ни относились, например, к романам Писемского или Златовратского, вряд ли мы поняли бы выход объёмного труда, посвящённого какому-то из них.
С Пастернаком дело обстоит иначе: его поэзию можно недолюбливать, но не понимать, что она заслуживает самого подробного и пристального изучения, невозможно. К тому же, принимая во внимание ставшую притчею во языцех усложнённость, непонятность его языка.
Два года назад в издательстве РГГУ вышла книга М.Л. Гаспарова и К.М. Поливанова «“Близнец в тучах” Бориса Пастернака: опыт комментария» (Чтения по истории и теории культуры. М.: РГГУ, 2005. Вып. 47. 143 с.), о которой мне уже приходилось писать на страницах «Литературы» (2005\№ 15) — своего рода опыт “перевода” сложной поэзии Пастернака на общепонятный бытовой язык, перевода и одновременно комментария.
Известный теоретик литературы Самсон Наумович Бройтман ушёл из жизни в том самом 2005 году, которым датирована книга Гаспарова и Поливанова; поэтому в его солидном томе нет ни одного упоминания о ней. Зато в книге довольно часто цитируются другие работы Гаспарова о Пастернаке, в частности, его совместные с И.Ю. Подгаецкой опыты пересказа стихотворений поэта, симптоматично названные “сверка понимания”, — своего рода попытка как можно вернее объяснить, опираясь на последние достижения филологической науки, смысл стихов Пастернака, показать, что никаких особых, недоступных пониманию загадок (а уж тем более абсурда или зауми) они не содержат. Кстати, совсем недавно примерно такую же задачу применительно к поэту с репутацией ещё более малопонятного — В.Хлебникову — решил в своей книге известный американский славист Хенрик Баран (Баран Х. О Хлебникове // Контексты, источники, мифы. М.: РГГУ, 2002. 416 с.).
Общий вывод всех этих работ (при всей их несомненной непохожести) можно было бы сформулировать так: чтобы понять стихотворение, надо многое знать о его авторе, эпохе его написания, о той культурной атмосфере, в которой оно возникло. Казалось бы, аксиома, а сколько у неё противников, утверждающих, что стихотворение должно быть понятно каждому!
Книга Бройтмана — исследование во всех смыслах солидное: начинается она, как положено, с капитального обзора работ, посвящённых самой известной поэтической книге Пастернака. Причём именно книге, то есть не простому собранию новых стихотворений, написанных за последнее время, а строго и концептуально организованному объединению текстов, в котором важны и набор, и порядок следования, и переклички сюжетов и образов, и многое-многое другое.
О «Сестре» (так по-домашнему называют обычно эту книгу её исследователи) писалось много, и писалось по-разному. Главная её загадка — неизбежно бросающееся в глаза каждому внимательному читателю устранение автора, попытка говорить от имени героев, явлений природы, неодушевлённых предметов. Одни видят в этом авторское лукавство, своеобразный художественный приём, характерный для поэтики раннего Пастернака, другие — “множественность психики” поэта, его нарочитую “безличность”. Бройтман предлагает совместить оба этих взгляда, объясняя природу «Сестры» особой субъектной организацией этой книги.
Оспаривает и уточняет Бройтман и другие, казалось бы, раз и навсегда устоявшиеся взгляды на особенности поэзии Пастернака: например, высказанную много лет назад характеристику Романа Якобсона, назвавшего Пастернака не метафорическим, а метонимическим поэтом; по мнению Бройтмана, главное тут не в выборе поэтом главного, “любимого” тропа, а в неосинкретической природе его творчества.
Не менее интересными выглядят и рассуждения учёного о жанре книги, совмещающем, по его мнению, целый пучок актуальных для его времени жанровых интенций.
Переходя от толкований предшественников к самой книге поэта, Бройтман, как и положено, начинает с самого начала: с заголовочного комплекса, то есть с заглавия, подзаголовка, эпиграфа и посвящения, играющих, по его справедливому заключению, роль ключа к книге.
Способу организации этого целого посвящена следующая глава книги — наверное, центральная в исследовании Бройтмана. А потом начинается анализ всех составляющих книгу стихотворений.
Можно сказать, что Пастернаку и его ранним книгам повезло: после скрупулёзных комментариев Гаспарова и Бройтмана их может понять каждый школьник. И уж как минимум — каждый учитель словесности, который возьмётся за объяснение этих всегда считавшихся непонятными стихотворений…
Многолетний труд С.Н. Бройтмана остался неоконченным. Вдова учёного Н.С. Павлова завершает его словами: “Книгу должна была заключать глава, посвящённая законам поэтики Пастернака, вытекающим из разборов стихотворений. Понимая, что уже не успеет написать её, автор решил оставить книгу без этой главы”. Может быть, в этом решении много лет изучавшего творчество Бориса Пастернака филолога заключён особый, в точном значении этого слова завещательный смысл: я сделал то, что мог, окончательные выводы пусть делают те, кто пойдёт следом.