Штудии

Любовь ЗАВАРЗИНА

Любовь Эллиевна ЗАВАРЗИНА — доцент кафедры педагогики Воронежского государственного педагогического университета, кандидат педагогических наук.

«Обломов» глазами педагога-психолога

Тургенев писал однажды: “Вернейший признак силы — знать свои недостатки, свои слабости” [1, I, 430]. Он же полагал, что качества характера, обусловленные национальной принадлежностью, весьма крепки в человеке: “...Нас хоть в семи водах мой, — нашей, русской сути из нас не вывести. Да и что бы мы были, в противном случае, за плохонький народец!” [1, IX, 9].

Д.С. Лихачёв в статье «О национальном характере русских» писал, к примеру, о такой особенности: “Одна черта, замеченная давно, действительно составляет несчастье русских: это во всём доходить до крайностей, до предела возможного” [2, 5]. В подтверждение своей мысли он привёл примеры внешнего проявления этой стороны национального характера: издавна народ стремился к краю, к пределу: русские селились на берегах рек или морей. “Даже Пётр Великий переносит <…> столицу империи своей на самый опасный рубеж — к морю. Столица на самой границе своей огромной страны! — думаю, это единственный в своём роде случай в мировой истории”, — подметил Д.С. Лихачёв [Там же].

Эта же мысль прежде была высказана Н.А. Бердяевым: “Есть соответствие между необъятностью, безгранностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремлённость в бесконечность, как и в русской равнине” [3, 8]. Географические просторы отразились в характере русского народа в том, что противоположные точки какого-либо качества прекрасно уживаются в натуре русского человека. Это свойство позволило Н.А. Бердяеву определить русский народ как в высшей степени поляризованный народ, который, по мнению философа, “есть совмещение противоположностей” [3, 7]. В качестве иллюстрации этого тезиса Н.А. Бердяева можно вспомнить хотя бы личность М.Ю. Лермонтова и героя его романа Г.А. Печорина. Или некрасовское:

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!

Это же соединение противоположных качеств характерно для жизни и творчества Н.В. Гоголя, что отразилось в формуле любить ненавидя, впервые употреблённой Н.А. Некрасовым в стихотворении «Блажен незлобивый поэт…», написанном “В день смерти Гоголя, 27 февраля 1852”:

Питая ненавистью грудь,
Уста вооружив сатирой,
Проходит он тернистый путь
С своей карающею лирой.
............................
Со всех сторон его клянут,
И, только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он — ненавидя!

Творчество Н.В. Гоголя было дорого Н.А. Некрасову именно “любовью-ненавистью”. Поэт подчеркнул эту особенность гоголевской творческой манеры антитезой:

Он проповедует любовь
Враждебным словом отрицанья!

Всё дальнейшее развитие литературы в России подтвердило глубокую истину некрасовских строк: вслед за Гоголем и Некрасовым Герцен, Достоевский, Салтыков-Щедрин и другие писатели выражали любовь к своей родине “враждебным словом отрицанья”, словами обличения и гнева. “Злая любовь к России” (выражение А.И. Герцена) была свойственна и В.Г. Белинскому.

К.И. Чуковский, крупнейший знаток творчества Н.А. Некрасова, писал: “Некрасов не раз повторял, что без этой «злой любви», «любви-ненависти» никакое <…> патриотическое чувство было в то время немыслимо:

Кто живёт без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей…” [4, 122].

Только ли в “то время” (1860–1870-е годы) имела место “любовь-ненависть”? Оказывается, литераторы только “оформили” эту типичную черту русского народа — ругать себя. Ф.М. Достоевский полагал: “Народ наш с беспощадной силой выставляет на вид свои недостатки и пред целым светом готов толковать о своих язвах, беспощадно бичевать себя…” [5, 22]. С.М. Соловьёв в своей «Истории России с древнейших времён» также отметил эту народную особенность: “Неприятное восхваление своей национальности… не может увлечь русских” (седьмая книга). Образно эта мысль передана и В.В. Розановым: “У французов — «chere France», у англичан — «старая Англия». У немцев — «наш старый Фриц».

Только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия».

...У нас слово «отечество» узнаётся одновременно со словом «проклятие»” [6, 265].

Есть ещё один предмет нашего многолетнего неподдельного интереса — вопрос о том, является ли лень национальной чертой русского народа.

Какими примерами в данном случае оперирует русская классическая литература? Всем её “главным героям” “труд упорный <…> тошен” или только Евгению Онегину?

Действительно ли русская классическая литература, по наблюдениям В.В. Розанова, не жалует труд: “Литература вся празднословие… Почти вся” [6, 38]. По мнению мыслителя, это происходит потому, что “социал-трудовики — никак не вошли в русскую литературу. На самом деле труда-то она и не описывает, а только «молодых людей», рассуждающих «о труде». Именно — женихи и студенты; но ведь работают-то в действительности — не они, а отцы. Но те все — «презираемые», «отсталые»; и для студентов они то же, что куропатки для охотника” [6, 37].

Трудно не согласиться и с мнением В.В. Розанова о том, что “в России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил», или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается” [Там же]. Да и вообще русский человек, по его мнению, “вечно мечтает, и всегда одна мысль: — как бы уклониться от работы” [Там же].

В.В. Розанов идёт дальше: русскую лень он считает составной частью революции: “Русское хвастовство, прикинувшееся добродетелью, и русская лень, собравшаяся перевернуть мир <…> — вот революция” [6, 261].

Разговор о лени, об отношении русского человека к труду непродуктивен без привлечения романа И.А. Гончарова «Обломов». Типичен или уникален, с точки зрения школьников, образ Обломова? Сожалеет ли Илья Ильич о том, что не научился трудиться? В чём, по мнению Обломова, состоит уникальность его натуры? Что способствовало развитию этого типа на Руси? Возможен ли он в других странах?

Проблемы, которые были животрепещущими для всего общества, а потому находившие отражение в произведениях русских классиков, волновали и передовых отечественных педагогов. Так, выдающийся русский педагог и психолог П.Ф. Каптерев (1849–1922) в 1891 году в журнале «Женское образование» опубликовал психолого-педагогический этюд о причинах происхождения и развития лени, названный «Детство Ильи Ильича Обломова» [7], а в 1903 году в журнале «Русская школа» была напечатана его большая статья «О лени» [8, 9]. Возможно, размышления учёного, нисколько не потерявшие своей актуальности и в наше время, будут полезными современному учителю литературы.

П.Ф. Каптерев вслед за И.А. Гончаровым называет пять условий, “среди которых зарождается и крепнет лень” [7, 248]. Это географическая среда, то есть природа, среди которой вырос Обломов; нравы местных жителей: как крестьян, населявших Обломовку, так и окрестных дворян и помещиков, которые “были так же невежественны, апатичны и суеверны, так и их крепостные” [7, 250]; образование, приоритеты, распорядок дня и жизни родителей и родственников Ильи Ильича, состоявший в основном в заботах о кухне и обеде, в беседах о райской жизни, “где никто ничего не делает, а все только наслаждаются” [7, 262], поскольку труд — это тягость, позор, удел бедняков; семейное воспитание, главными составляющими которого было ограничение физической активности ребёнка и, наоборот, его чрезмерное закармливание; духовная же пища дитяти состояла в слушании няниных сказок “о той волшебной стране, где нет зла, хлопот, печалей, где живёт Милитриса Кирбитьевна, где так хорошо кормят и одевают даром” [7, 255]; наконец, школьное образование, которое Обломов и его родители считали “за наказание, ниспосланное небом за наши грехи” [7, 256].

Комментируя эти условия, П.Ф. Каптерев заметил, что “влияние внешней природы на возникновение и развитие лени не может быть признано прямым и значительным” [7, 259]. На основании исторических фактов он пришёл к следующему заключению: “Не представляется достаточных оснований связывать расположение к лени и апатии с какими-либо определёнными физическими свойствами страны; ленивые были и есть везде” [7, 260]. И всё же педагог согласился с тем, что природа опосредованно влияет на развитие лени.

П.Ф. Каптерев высоко оценил художественный талант автора, отметив, что влияние ближайшей среды на развитие лени Ильи Ильича “изображено Гончаровым мастерски и всесторонне” [7, 262]. Однако указанные условия, играя основополагающую роль в развитии апатии и лени, не являются абсолютными. В развитии лени, справедливо подчеркнул педагог, громадное значение имеют свойства самого человека, “в нём, в его организации и структуре нужно искать первоисточник апатичного настроения и нерасположения к деятельности, что косвенным образом подтверждает и сам Гончаров” [7, 258].

В критических заметках о своём литературном творчестве, озаглавленных «Лучше поздно, чем никогда», И.А. Гончаров разъяснил читателям интересующие их вопросы. Это, по выражению писателя, ключ к его сочинениям. Небезынтересно узнать мнение автора «Обломова» о Штольце. “Меня, — писал И.А. Гончаров, — упрекали, зачем я ввёл его [Штольца] в роман? Отчего немца, а не русского поставил я в противоположность Обломову?

Я мог бы ответить на это, что, изображая лень и апатию во всей её широте и закоренелости, как стихийную русскую черту, и только одно это, я, выставив рядом русского же, как образец энергии, знания, труда, вообще всякой силы, впал бы в некоторое противоречие с самим собою, то есть с своей задачей — изображать застой, сон, неподвижность. Я разбавил бы целость одной, избранной мною для романа стороны русского характера” [10, 162].

Получается, что образ Штольца был введён И.А. Гончаровым для того, чтобы более наглядно, более выпукло изобразить лень и апатию как стихийную русскую черту. Если бы деловым человеком, противостоящим Обломову, был русский, то эта особенность уже не воспринималась бы как национальный порок?

Чтобы ответить на этом вопрос, необходимо выяснить, что такое лень вообще.

Ленивым принято называть человека, ничего не делающего, отказывающегося от всякой работы. Но, уточняет П.Ф. Каптерев, “собственно неделание само по себе, взятое в своём чистом и отвлечённом виде, не есть ещё лень” [8, 109]. Человек больной или физически слабый не способен к продолжительной работе. Назвать таких людей ленивыми нельзя. Есть также люди, которые ничего не делают по убеждению: они считают, что “работа есть зло, проклятие, которого всеми силами нужно избегать. Если можно достать себе необходимые средства к жизни помимо работы, то и прекрасно. Чем меньше прибегать к работе, тем лучше” [Там же]. По мнению таких людей, достойное человека состояние — это состояние, свободное от работы, поскольку в обязанности работать они видят нечто рабское, тяжёлое, даже унизительное для человека. “Разного рода босяки, бродяги, странники избегают всякой регулярной работы по глубокому убеждению в её ненужности” [Там же].

Таким образом, связывать с ленью понятие об отсутствии всякой деятельности не следует, поскольку жизнь есть деятельность. П.Ф. Каптерев считает, что даже “самый величайший лентяй есть непременно в известной мере и в известном отношении деятельный человек” [8, 111]. Лень, по мнению педагога, “есть наименьшая деятельность при наибольшем числе приятных состояний, минимум деятельности при максимуме удовольствия” [Там же]. Ленивый человек есть в некоторой степени философ, рассуждающий примерно так: “К чему работать излишне, более чем необходимо? Зачем гнаться за большими средствами или увлекаться честолюбием? Если человек может съесть в день только два фунта хлеба, зачем же ему зарабатывать пять или десять? Совершенно бессмысленно” [Там же]. Ленивый не понимает, что можно получать удовольствия от труда, напряжённой энергии, борьбы, непрерывных предприятий и метаний из стороны в сторону. Он предпочитает “удовольствия тихие, мягкие, спокойные, не требующие хлопот и усилий, удовольствия покоя, отдыха, мечты, свободы от работы, тихого созерцания природы и жизни, отсутствие всякой гоньбы и спеха” [8, 111–112]. Одним словом, удовольствия ленивого человека пассивны и созерцательны. Хорошо передаёт состояние ленивого, по мнению П.Ф. Каптерева, восточная поговорка: стоять лучше, чем ходить, сидеть лучше, чем стоять; лежать лучше, чем сидеть, а спать лучше, чем лежать.

Принято отождествлять лень и безволие. Действительно, Обломов, классический тип лентяя, совершенно безвольный человек. Между тем всех ленивцев представлять безвольными неправильно. Ленивый человек может владеть волей. Он способен к энергичной работе, но только на короткое время, постоянно, систематически он работать не желает, поскольку убеждён, что “работа — это зло, за жизненными благами гнаться не стоит, свобода выше всего. Таковы босяки Горького. Они ленивцы, но с волей, и иногда с большой”, — подчёркивает П.Ф. Каптерев [8, 113].

И всё же что является главным источником лени?

Человек соединяет в себе и деятельное начало, и пассивное. Поэтому можно утверждать, что задатки лени есть в каждом человеке. “Стоит только немного ослабить обычную деятельность, предаться пассивным удовольствиям, как сейчас же мы пойдём в направлении наименьшей деятельности при наибольшем числе удовольствий (пассивных), то есть пойдём торною дорогою к лени”, — предупреждает П.Ф. Каптерев [8, 114]. Наименьшая деятельность при наибольшем количестве удовольствий (хотя и пассивных) всем приятна, поэтому в каждом есть наклонность к лени: “Нет человека, который не согрешал бы <…> ленью”, — заключает педагог [8, 115]. Однако люди по своей природе неодинаковы. Дети с вялой, слабой мускулатурой, с малой склонностью к движениям, но с сильными органами пищеварения, с нервной системой, воспринимающей впечатления медленно, при других благоприятных условиях (семейных, школьных) являются потенциальными лентяями.

П.Ф. Каптерев подробно разбирает ошибки семейного и школьного воспитания, способствующие развитию лени в детях. Ограничимся указанием педагога о том, что необходимо прививать навык и любовь к труду совместно с удовольствием, получаемым от него.

Удовольствия ленивого человека обыкновенно узки и ограниченны, они пассивного и вместе с тем грубо-эгоистического характера. Ленивец живёт ограниченной личной жизнью, всё, что делается в мире, его особенно не беспокоит. Припомним, каким представлял себе рай Обломов: просторные сюртуки, крендельки и сливки, сдобные поцелуи жены, отсутствие всякой работы. Ленивец отрешается от общественной жизни, замыкается в самом себе. Ему не присущ интерес к науке, искусству, его не привлекают путешествия, он не состоит ни в каких кружках, обществах, партиях. А между тем всё это источник новых и высших удовольствий, совершенно недоступных ленивцу. “Поэтому, — заключает П.Ф. Каптерев, — развитие высших умственных интересов и социального сознания есть существенное противоядие против лени. Достижению этой цели весьма много способствует правильная организация школы в учебном и воспитательном отношениях” [8, 120].

Таким образом, правильное семейное и школьное воспитание — сильная преграда для развития лени. Человек способен противостоять лени, поскольку естественной потребностью всех органов является деятельность.

Борьба с ленью затрудняется, когда она соединена с безволием, в этом случае “педагогу придётся призвать себе на помощь психиатра, потому что сильное безволие есть душевная болезнь. Такая болезнь поражает и отдельные лица, и целые общества, и даже народы. Прекрасный образец подобной болезни нарисован Гончаровым в Обломове” [9, 110], — заключает П.Ф. Каптерев.

Обломов — человек очень неглупый, с тонким чувством, чистой душой, с хорошим аппетитом, но с параличом воли, закончившимся параличом тела. “Душевная болезнь — безволие — соединилась у него с ленью к движениям и мышлению, и от такого соединения получился классический увалень” [Там же].

В русской жизни Обломовы нередки. Отчасти этим обстоятельством объясняется успех романа И.А. Гончарова. Книга произвела на современников сильное впечатление, которое, по словам П.А. Кропоткина, “не поддаётся описанию”… Вся образованная Россия читала «Обломова» и обсуждала “обломовщину”. “Каждый читатель находил нечто родственное в типе Обломова, чувствуя себя в большей или меньшей степени поражённым той же болезнью” [11, 425]. И.А. Гончаров также писал по этому поводу, что “почти все мои знакомые на каждом шагу, смеясь, говорили мне, по выходе книги в свет, что они узнают в этом герое себя и своих знакомых” [10, 164]. Такое обстоятельство можно объяснить также тем, что И.А. Гончаров, по мнению Н.О. Лосского, “нарисовал образ, имеющий общечеловеческое значение: обломовщину он изобразил в той её сущности, в которой она встречается не только у русского народа, но и во всём человечестве. Это поняли англичане, когда Н.А. Деддингтон, дочь писателя Эртеля, перевела роман Гончарова на английский язык” [12, 271].

И всё же следует помнить, что И.А. Гончаров в романе имеет в виду не изображение лени отдельных лиц или классов, а “лень и апатию как стихийную русскую черту”, а “Обломов, по словам писателя, был цельным, ничем не разбавленным выражением массы, покоившейся в долгом и непробудном сне и застое” [9, 111].

К сожалению, и с отменой крепостного права практически ничего не изменилось. И в 1903 году, и в советские, и в постсоветские времена апатия, царящая в русском обществе, порождена одними и теми же причинами. Назовём их вслед за П.Ф. Каптеревым.

Как известно, развитие частной инициативы невозможно без общего благоприятного климата, который обеспечивает в стране государственная власть. Если же личная деятельность встречает препятствия и ограничения, если на каждый шаг, на каждое задуманное предприятие приходится вымаливать разрешения, если во всём административная волокита, то инициатива, энергия, встречая постоянные препятствия, падает, но зато высоко поднимается упование на всё проникающую правительственную опеку. Поэтому если случится голод или мор, то население возлагает надежды на правительство, а не на собственную деятельность. Обыватель считает, что начальство вовремя примет меры, а гражданам следует лишь беспрекословно подчиняться. Печальным следствием такого положения, по словам П.Ф. Каптерева, является то, что “народ может жить подобною жизнью долго, у него сложится своеобразная история, образуется соответствующий характер, окрепнут опекающие учреждения” [9, 112]. Если народу постоянно твердить, что высшая добродетель гражданина — безусловное послушание, то, разумеется, личная и общественная инициатива не будут развиваться. П.Ф. Каптерев с горечью замечал: “При недостатке образования и материальной обеспеченности такой народ неизбежно сделается безвольно ленивым и меланхоличным, с наклонностью к суевериям и мистицизму. Алкоголизм, несомненно, будет его видным недостатком, так как удовольствия алкоголя, удовольствия чисто пассивные: выпил несколько рюмок водки — и вот, не выходя из кабака, увидишь, как небо разверзается над тобою, море становится по колени, какие-то новые чувствования появляются, и весёлые и грустные, можно и поплакать и посмеяться. И всё это от нескольких рюмок водки! Очень удобно, не нужно никуда идти, дальше кабака, не нужно делать никаких усилий, сиди и грезь” [9, 113].

Педагог с грустью констатирует: “Конечно, от подобного народа и всей его истории будет веять затхлостью, застоем, плесенью, народ будет не столько действительно жить, сколько дремать, сопеть, спать и пить водку, доставляя государству от водки громадный доход. Такие порядки, такой дух, такие начала окажут гнетущее, удручающее влияние на отдельную личность, энергическую и предприимчивую, она найдёт вокруг себя не просто дурной пример лени и бездеятельности, но прямое препятствие и задержку своей энергии, тогда не только не будет места и случая для приложения предприимчивости и энергии, но встретятся решительное подавление и искоренение этих качеств. Предприимчивый и энергичный человек в такой среде скоро окажется не у дел, лишним, нарушающим установленный порядок, бунтарём — он бодрый деятель среди сонных лентяев; он будет подобен камню, брошенному в стоячую живую воду: появится несколько кругов на воде, вскочит несколько пузырей, население болота на минуту закопошится, но затем скоро всё примет прежний вид” [Там же].

Вывод, которым заканчивает П.Ф. Каптерев свои размышления, объективен и от этого совсем не радостен. Кроме того, он актуален так же, как и сто лет назад, поэтому приведём его полностью: “Ныне на Руси несколько иные порядки и идёт несколько иная жизнь, хотя и обломовщины осталось ещё весьма достаточно, — гораздо больше, чем желательно и достойно могущественного народа. А вместе с тем мы должны признать, что русскому педагогу ещё долго придётся возиться с ленью во всех её видах и проявлениях, потому что почва-то для возникновения и развития слишком долгое время и слишком тщательно подготовлялась историей государства российского” [9, 114]. А это «Обломов» глазами нашего современника. Рекламный плакат.

Противостоять распространению апатии может только активная деятельная жизнь каждого члена общества. В качестве универсального рецепта от русской лени и праздности П.Ф. Каптерев предлагал следующее: “С удовольствием работай, в труде находи освежение и наслаждение — вот одна из высших заповедей педагогии, совсем не признаваемая в практике школы и семьи. Труд не есть грустная вещь, его бояться нечего. Ничегонеделание есть, напротив, состояние бессмысленное и противоестественное” [8, 118].

Литература

1. Тургенев И.С. Сочинения: В 12 т. М., 1978–1986.

2. Лихачёв Д.С. О национальном характере русских // Вопросы философии. 1990. № 4.

3. Бердяев Н.А. Русская идея. М., 2000.

4. Чуковский К.И. Мастерство Некрасова. М., 1971.

5. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1980. Т. 20.

6. Розанов В.В. Уединённое. М., 1990.

7. Каптерев П.Ф. Детство Ильи Ильича Обломова. Психолого-педагогический этюд о причинах происхождения и развития лени // Женское образование. 1891. № 3.

8. Каптерев П.Ф. О лени // Русская школа. 1903. № 3.

9. Каптерев П.Ф. О лени // Русская школа. 1903. № 4.

10. И.А. Гончаров-критик. М., 1981.

11. Кропоткин П.А. Этика. М., 1991.

12. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. М., 1991.