“Мой друг бесценный…”

Бедный Александр Сергеевич… Чего только не было написано про его личную жизнь псевдоисследователями, жаждущими сенсационных открытий! Помню, как-то встретилась мне на книжном прилавке мерзкая “разоблачительная” книжонка, после которой хотелось вымыть руки, но вряд ли она или подобные ей попадали в круг чтения учеников, если только некоторых. А тут пожалуйста! Такие откровения! И прямо на выпускном экзамене в девятом классе! Кто же скомпрометировал великого поэта? Ни за что не догадаетесь. Лучший лицейский друг…

Мог ли предположить Иван Иванович Пущин, оставивший нам ценное свидетельство о трогательной встрече лицейских друзей в Михайловском в январе 1825 года, что через полторы сотни лет его воспоминания введут в заблуждение многих выпускников девятых классов? Да ещё в какое заблуждение!

Составителям сборника для изложений, где отрывок из «Записок о Пушкине» помещён под номером один, неплохо было бы побывать там, где эти самые изложения проверяются. Члены экзаменационной комиссии (а комиссия была региональной, куда в целях независимости экспертизы были доставлены работы девятиклассников из разных городов и весей нашего края) сначала смеялись, выписывали отдельные “перлы”, потом возмущались, в конце концов, посчитав проблему актуальной, предложили написать об этом.

Дело-то ведь не только в том, что разработчики экзамена не могли предусмотреть подобной ситуации, и не в том, что энное количество учеников неправильно интерпретировало содержание текста, но и в том, почему такое понимание стало возможно. И что же нам делать со всем этим?

Приведу фрагмент из воспоминаний, который ввёл в заблуждение наших невинных дитятей (курсивом выделены сокращения, сделанные разработчиками экзаменационного материала). Разумеется, в условиях экзамена не могло быть никакой беседы по тексту, ученики остались с Пущиным один на один.

“Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками. Не нужно говорить, что тогда во мне происходило. Выскакиваю из саней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страшный холод, но в иные минуты человек не простужается. Смотрим друг на друга, целуемся, молчим. Он забыл, что надобно прикрыть наготу, я не думал об заиндевевшей шубе и шапке.

Было около восьми часов утра. Не знаю, что делалось. Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в том самом виде, как мы попали в дом: один — почти голый, другой — весь забросанный снегом. Наконец пробила слеза (она и теперь, через тридцать три года, мешает писать в очках), мы очнулись. Совестно стало перед этою женщиной; впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая, — чуть не задушил её в объятиях”.

Что из этого вышло у экзаменующихся? А вот что.

Сначала про объятия и поцелуи, которые случились после того, как Пущин затащил поэта, выскочившего полураздетым на звук колокольчика, в дом, дабы друг его не простудился на морозе. Читаем: “Я взял его на руки, стал целовать”, “Я несу его в комнату, обнимаю, целую”. Дальше — больше: “Мы сидели, обнимались и целовались”. И даже: “Мы лежали, обнимались и целовались”. Вот логика: раз обнимались и целовались, значит, не иначе как лёжа. Приехал, понимаешь, Пущин и сразу же, с порога, затащил Пушкина в постель, благо что и “кровать” в тексте далее фигурирует, да ещё и “с пологом”.

Что касается упоминания о времени приезда Пущина в Михайловское и фразы “мы очнулись”, в изложениях это стало выглядеть так: “Мы очнулись, было восемь часов утра”. И так: “Мы проснулись в восемь часов утра”. А кое у кого дело приняло даже такой оборот: “Мы обнимались и целовались до восьми часов утра”. В это трудно поверить, но действительно так и писали. А что при этом думали, пока остаётся только догадываться, потому что жанр не тот. Требуется изложить близко к тексту — пожалуйста, излагают. И даже довольно близко, если не считать некоторых нюансов. А что бы ещё нафантазировали несчастные, если бы разработчики оставили в тексте “наготу” Пушкина? Частицу “почти”, наверное, не всякий бы вспомнил, и был бы наш поэт совсем голый.

Однако почвы для эротических фантазий и без того достаточно. Поэтому слово “застала” трансформируется в ученических текстах в более понятное и естественное для такой пикантной ситуации: “Прибежавшая старуха нас застукала”. Напомню, что просторечное “застукать” толкуется в словарях как “застать на месте преступления”. Ну и, конечно, после этого не надо долго объяснять, почему Пущину с Пушкиным стало “совестно”, за кого же приняла Пущина няня и что именно “поняла” старушка после их бурной ночи объятий и поцелуев.

И это ещё не всё. Любители современного сериала, видимо, представляют Арину Родионовну несколько иначе, чем следовало бы. Судите сами: “Я тотчас догадался, что это его прекрасная няня”. Что поделаешь, такие теперь ассоциации со словом “няня”. И вот продолжение истории: “Она набросилась на меня с объятиями”, “Я страстно обнял её”, “Мы стали обниматься и целоваться”. А если вспомнить, что Пущин только что обнимался с Пушкиным, то в иных случаях вышло так: “Она бросилась нас обнимать”. Хорошо ещё, что разработчики экзамена исключили такой фрагмент: “После первых наших обниманий пришёл и Алексей, который, в свою очередь, кинулся целовать Пушкина”. Какая бы славная оргия получилась!

Далее в экзаменационной работе требовалось написать сочинение, посвящённое друзьям и дружбе. Что и говорить, тема хорошая, благородная. Для учеников самая что ни на есть благоприятная. Можно сказать, даже повезло им, что такая тема. Не надо вымучивать про что-то уж совсем далёкое от их пока небогатого жизненного опыта. В качестве образцовых примеров дружбы в сочинениях, конечно же, приводились отношения наших героев, и ученики целомудренно старались не замечать этих только что ими описанных нежных объятий и поцелуев, упирая больше на то, какой-де Пущин молодец, что приехал в ссылку к Пушкину. Оно и понятно, тема-то про дружбу, а не про “это”. Однако чувствовалось, что остаётся что-то недосказанное. И нашлись-таки смельчаки, которые поставили вопрос ребром.

Вот фрагмент из сочинения: “Мне непонятны их слишком близкие отношения. У меня возник вопрос: может, они были больше чем друзья. Было же возможно, что они любили друг друга. Я понимаю, после долгой разлуки они при встрече рады были видеться, но их радость зашла далеко”.

Как видим, ребёнок пребывает в больших сомнениях. Даже в экзаменационном сочинении, не думая о критериях оценки, не постеснялся задать мучающий его вопрос. И ответил на него вполне “политкорректно”, с учётом особенностей речевой ситуации. А как об этом же могут говорить ученики в более непринуждённых обстоятельствах? Представляю, идёт выпускник с экзамена, а в голове вопрос: “Неужели Пушкин был голубым?” Или того хуже, поделится с друзьями или родителями: “Оказывается, Пушкин-то геем был, нам сегодня на экзамене по русскому об этом читали”. А взрослые, глядишь, повозмущаются, до чего, мол, дошла свобода нравов, что уже в школе по таким текстам детей изложение писать заставляют.

Но догадываются ли при этом жертвы порочного века, что если бы у Пушкина с Пущиным были действительно “особенные” отношения, вряд ли Иван Иванович стал бы их афишировать. Не то время было, не та культура. Это сейчас всё вывернуто наизнанку, всё грязное белье, в прямом и переносном смыслах, выставлено на всеобщее обозрение.

По большому счёту не важно даже, было у них что-то или не было в этом смысле, это их глубоко личное дело, но понимать так прочитанный фрагмент нет совершенно никаких оснований.

Может быть, то, что произошло на нашем экзамене, только частный случай, не стоящий внимания. Курьёз, не более. Однако он невольно наводит на определённые размышления, и не хочется стыдливо замалчивать случившееся и делать вид, что ничего не произошло.

Причин появления таких переложений пущинского текста, наверное, немало. Вполне вероятно, что и сам текст нельзя в полной мере назвать образцовым, и при ближайшем рассмотрении можно было предугадать эту двусмысленность. Возможно, у кого-то из писавших случайно так получилось, от неумения ли владеть языком, от недостатка ли общей культуры (к чести выпускников гимназий и лицеев надо сказать, что подобных опусов в их работах было значительно меньше, но всё-таки были). И, наконец, стара как мир проблема невозможности абсолютного понимания, особенно при восприятии устной речи. Наверное, при чтении учащимися этого же фрагмента воспоминаний Пущина неверных интерпретаций было бы меньше (хотя опыт проверки сочинений в формате ЕГЭ также ничуть не радует адекватностью понимания позиции автора прочитанного выпускниками текста).

Почему же произошёл такой чудовищный сбой в понимании самого главного? Ведь это не единичные случаи: текст читался в разных школах разными учителями. И надо думать, экзаменуемые старались слушать вполне вдумчиво, внимательно. Значит, существует какая-то объективная основа того, что мысль изречённая массово обернулась такой грубой ложью? На вопрос могу ответить только вопросом. Скажите, пожалуйста, а откуда пятнадцатилетние подростки вообще знают о людях с нетрадиционной сексуальной ориентацией? Разве это рядовое явление, особенно в провинции? Предполагаю, что эти сведения приходят с экранов телевизоров (см. выше пример про его прекрасную няню). Вряд ли школьники смотрят исключительно канал «Культура»…

Да, и время идёт, и нравы меняются — не нами замечено. И язык развивается, отражая состояние общества. Я, например, без всякой задней мысли могу сказать, что Пушкин и Пущин любили друг друга, имея в виду, что они относились друг к другу с “чувством глубокого расположения, самоотверженной и искренней привязанности”. А для современного школьника такой оборот речи, оказывается, отдаёт голубизной. И ему почему-то кажется странным, что “нормальные” мужчины могут по-дружески обняться и поцеловаться при встрече (цитирую сочинение: “мне кажется, что целоваться — это слишком”), как будто в жизни он, современный школьник, этого никогда не наблюдал.

Много в русской классике слов и выражений, которые современными школьниками воспринимаются “неадекватно”, но мы не об этом. Мы о Пушкине. Просто очень хочется развеять недоумение детей по поводу его отношений с Пущиным и “реабилитировать” поэта в их глазах. Хочется по мере сил противостоять натиску низменного и плотского. Чтобы наши дети знали, что есть высокие отношения и о них можно говорить высокими словами: Мой первый друг, мой друг бесценный!