Читальный зал
СТЕНД
Есть мнение (у некоторых читателей), что в «Стенде» следует прежде всего давать обзоры материалов, непосредственно связанных со злободневными проблемами преподавания литературы в школе, — сообщать о том, что пишут по этому поводу «Учительская газета», «Литература в школе», «Русская словесность»…
Наверное, в других, более благоприятных условиях издания и распространения «Литературы», подписки на неё мы бы нашли возможность для реферирования педагогической публицистики, родственных изданий. Но в реальных обстоятельствах мы считаем более целесообразным оставить самим читателям право следить за школьно-филологическими боями на страницах российских повременных изданий (хотя, разумеется, об экстраординарных событиях здесь мы всегда найдём возможность рассказать достаточно подробно — см., например, перепечатку материалов “круглого стола” «Учительской газеты»: «Литература». 2007. № 7).
Наш «Стенд» возник в ответ на многочисленные пожелания читателей видеть на страницах «Литературы» обзоры ведущих российских литературоведческих и литературно-критических изданий (пока мы ограничиваемся тремя: «Вопросы литературы», «Новое литературное обозрение», «Русская литература», но намечаем рассказывать также о важных для словесников литературных публикациях в других журналах и газетах). Всем прекрасно известно, что многие учителя литературы (а такие и становятся, как правило, нашими подписчиками) не потеряли вкус к научной работе, к филологическому труду, навыки которого обрели на студенческой скамье. Поддержать их в этом прекрасном, необходимом профессиональном самоощущении мы и стараемся в публикациях «Стенда».
В третьем, майско-июньском номере «Вопросов литературы» под рубрикой «“Вопросам литературы” полвека» продолжается публикация воспоминаний и размышлений о журнале. Отметим здесь суждение уважаемого Юрия Владимировича Манна о преподавании на филфаках, где готовят и учителей литературы: “За «новыми технологиями» и рациональными методиками мы теряем самое ценное — престиж университетской лекции и личность профессора. Ведь такие лекции предназначены вовсе не только для сообщения сведений — для этой цели достаточно было бы пособий и справочников. На самом деле лекция — это школа мысли, научного почерка, демонстрируемых максимально наглядно и открыто. И ещё школа любви к своему предмету, если хотите, школа энтузиазма, воодушевления, счастья, которые этот предмет вызывает” (с. 17).
В разделе «Современна ли современная литература?» помещена большая статья Н.Б. Ивановой «Ускользающая современность. Русская литература XX–XXI веков: от “внекомплектной” к постсоветской, а теперь и всемирной». Приведём её финал: “Метасюжетом русской литературы новейшего времени стало сначала объединение различных «русел» (эмиграции, метрополии, «подполья») в единую русскую литературу, накопление, а затем взрыв и распад литературы. Эстетически доминирующим направлением стал вышедший за пределы первоначальной маргинальности постмодернизм, латентно присутствовавший в отдельных произведениях ещё в конце 60-х годов. Его дальнейшее влияние привело к взаимодействию и последовавшей контаминации течений и рождению новых художественных постмодерных явлений в сложной системе вызовов и оппозиций. Всё это вместе и представляет всемирную русскую литературу постмодерна в начале нового века” (с. 53).
Раздел «Теория после “теории”» включает заметку живущего во Франции болгарского теоретика литературы и культуролога Цветана Тодорова «Ответы на “Вопросы литературы”» (“Меня интересует скорее общность литературоведения с гуманитарными науками, нежели его самобытность”), статьи И.Б. Роднянской «Объект ВЛ: человек словесный» (вызывающая на острый спор о современных литературоведческих методиках) и С.Г. Бочарова «Полвека». В последней речь идёт о “языке филолога — ключевом вопросе филологии”. Пересказать невозможно, да и не хочется: надо прочитать так, как это написано нашим выдающимся литературоведом-художником.
Из других публикаций: печатается беседа с поэтом и эссеистом Алексеем Цветковым (“Современной русской прозы, по-моему, нет — если говорить о так называемой «серьёзной», «элитарной» прозе. <…> Складывается впечатление, что здоровый реалистический метод, основанный на широком социально-психологическом исследовании души отдельного человека и характера народа, полностью утрачен, ушёл в песок. Торжествует какое-то псевдофэнтези, честное слово. <…> Например, то, что пытается осуществить Пелевин, куда интереснее и виртуознее тридцать лет назад проделывали Томас Пинчон или Дон Делилло, на худой конец — Джон Барт. Ведь вся идейная составляющая прозы Пелевина — детские страшилки, рассказанные под одеялом в пионерлагере. Или взять пустопорожние стилистические игры Сорокина. Вот уж кто совершенно дутая фигура. Но он хотя бы умеет строить фразу, владеет словом, что про Пелевина не всегда можно сказать” /с. 248/ — цитируется для заманки).
Содержательна и динамична обширная работа Н.Панькова «М.М. Бахтин и теория романа», основанная на неизвестных прежде архивных материалах. Продолжено обсуждение проблемы: как всё же читать первое четверостишие «Евгения Онегина»?