Я иду на урок
Я иду на урок: 8-й класс
Наталия КОТЛЯРЕВСКАЯ
Наталия Ильинична КОТЛЯРЕВСКАЯ — учитель русского языка и литературы. Живёт в Подмосковье.
Литература в классе как она есть
Дневник учителя-словесника
Начало см. в № 15, 16, 22, 23 за 2006 г.
Разговор о стихах, или Почему у меня нет любимого стихотворения
Пора, кажется, отвлечься от… Пушкина, его биографии, его дорог и поговорить просто о стихах. Ведь дети читают не только Пушкина. Если вообще что-то читают, но это ещё надо проверить.
Вначале решаю, как всегда, провести небольшое анкетирование. На опрос отвожу несколько минут в конце последнего урока, а к следующему прошу найти такое стихотворение, которое хотелось бы прочитать в классе.
Вопросы в анкете совсем простые, можно сказать, “детские”. И получить я на них хочу такие же “детские” ответы.
Три вопроса о стихах
(Да, о стихах, а не о поэзии, не о стихотворениях. Разговорность интонации сейчас важнее терминологической точности.)
1. Что такое стихи?
2. Зачем людям стихи?
3. Стихи или проза: что выберете?
“Детскими”, впрочем, эти вопросы кажутся только на первый взгляд. На самом деле даже в специальных книгах по стиховедению (например, у М.Л. Гаспарова, О.И. Федотова, Е.Г. Эткинда) не найдёшь однозначного ответа на вопрос, что такое стихи и чем они отличаются от прозы. Тем лучше.
Первый вопрос. Определение — не поэзии (куда нам тягаться с Пастернаком!), а просто определение стихов. Здесь много возвышенных, наивно-романтических формулировок, читая которые трудно удержаться от снисходительной улыбки: “Стихи — это чудо, рифма, совмещённая с прекрасными чувствами”; “Стихи — это что-то очень красивое и доброе”; “Стихи — это волшебная реальность”; “Стихи — другой мир. Они гораздо романтичнее прозы”; “Стихи — всегда тайна” и т.п.
В девяти из десяти случаев непременно присутствует указание на рифму: “Стихи — это рифмованные строчки, записанные четверостишиями”. Раньше меня это коробило, а теперь понимаю, что никакая это не неправильность — у детей просто срабатывает стереотип: раз абсолютное большинство стихов написано “в рифму”, значит, эта самая рифма и есть главный признак стихотворной речи.
Впрочем, это заблуждение, знакомое каждому учителю, развеять нетрудно уже на следующем уроке. Достаточно прочитать несколько строк, во-первых, не рифмованных (белые стихи или верлибр), а во-вторых, не четверостиший. Не вдаваясь в тонкости стиховедения, а полагаясь лишь на детскую интуицию и поэтический слух (у тех, у кого он, конечно, есть), просто читаю несколько строк с “минус-рифмовкой”: «Я пришла к поэту в гости…» Ахматовой, «Когда вы стоите на моём пути…» и «Она пришла с мороза раскрасневшаяся…» Блока. Даже если они ничего не поняли — всё равно это надо было прочитать именно сейчас.
Спрашиваю: “Это стихи?” — “Ещё какие! Это и есть то, что вы называете высокой поэзией? А можете прочитать ещё?” — “В другой раз”.
А пока мы обсуждаем важный вопрос — “Зачем людям стихи?”
Читаю выборочно фрагменты из анкет и… объявляю конкурс на самый лучший ответ.
“Стихи нужны, чтобы такие люди, как поэты, которые видят мир по-другому, могли открыть нам свой мир и показать его красоту”.
“Стихи помогают людям вознестись на небеса” (?).
“Рифмованная форма более приятна для чтения”. (Чувствую шевеление и в мозгах — думают, и в поведении — в первом ряду гул, спорят.)
“Возможно, чтобы отвлечься от внешнего мира и расслабиться, но по мне музыка лучше”. (Теперь атака идёт со второго ряда: “Ну даёт!”, и тут же: “Конечно, лучше!”)
Как всегда, не обошлось без курьёзов: “Стихи нужны для разных целей: их можно подарить на день рожденья, на 8 Марта и на разные праздники”. Смех — безудержный, откровенный, готовый сорвать урок. Вижу, что тугодум Тёма, которого ничто на свете, кроме пончиков, кажется, не интересует, задумался: что же он написал не то? Я его не выдаю, а поддерживаю взглядом и улыбкой. Что ж, и такое у нас бывает.
Или такое откровение: “Мне ближе стихи, потому что я вообще не люблю читать. За них дают места”. Это наша Яна — победительница школьных конкурсов на лучшего чтеца. У неё особый дар — читать стихи выразительно, не особенно вдумываясь в их смысл, ей нравится само произнесение “рифмованных строчек”.
“Стихи помогают взрослеть”. Удивляются и… принимают. Предлагаю вспомнить несколько стихотворений, “помогающих взрослеть”. “Ничего не читающие” дети называют между тем «Некрасивую девочку» Заболоцкого, «До свидания, мальчики!» Окуджавы, «Тринадцать лет. Кино в Рязани…» Симонова, «Людей неинтересных в мире нет…» Евтушенко и даже «Паж, или Пятнадцатый год» Пушкина… Что-то мы читали на уроках, что-то отыскалось само.
А победителем стал автор такого утверждения: “Я не знаю, зачем людям стихи, но думаю, что они зачем-то нужны”. И я не стала спорить.
Среди ответов на третий вопрос — “Стихи или проза: что выберете? — первым почему-то попадается вот такое убийственное признание: “Если честно, я даже не знаю, что такое проза”. Зато это повод вспомнить господина Журдена и внести в умы ясность.
— А теперь вопрос, которого не было в анкете: “Из чего, по-вашему, растут стихи?” В классе некоторое замешательство, ждут, что будет дальше. Тогда я предлагаю послушать “чуть-чуть из Цветаевой и Ахматовой”.
- Стихи растут, как звёзды и как розы,
Как красота — ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы —
Один ответ: “Откуда мне сие?”
Мы спим — и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом — во сне — открыты
Закон звезды и формула цветка.
- Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах всё быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
Предлагаю сравнить стихотворения. Не думала, что задание окажется таким трудным, хотя тексты, предварительно размноженные, были у каждого. Разбираем все трудные слова: венцы, апофеозы, одические рати, элегические затеи и даже дёготь. Ещё читаем и думаем. Наконец слышу робкое: “У Цветаевой стихи растут из чего-то красивого, необычного, возвышенного. Они сравниваются со звёздами и розами. И само стихотворение очень красивое. А у Ахматовой они растут «из сора», то есть из чего-то… (девочка ищет слова) обычного, низкого, и сравнения здесь такие простые, даже можно сказать ничтожные: одуванчик, лопухи, лебеда, дёготь, плесень. Это не очень понятно. Но видно, что здесь противопоставляются два взгляда на… природу поэзии”, — последние слова она произносит не очень уверенно, очевидно повторяя когда-то сказанное мною.
Теперь хотят высказаться многие: “У Цветаевой стихотворение звучит торжественно, каждое слово отдельно, а у Ахматовой как-то буднично, но очень искренне”.
Пока этого достаточно. К разговору о том, что может стать предметом поэзии, мы еще вернёмся. Ведь впереди Пушкин. И на одном из уроков, может быть, не в этом году, а в следующем, я обязательно прочитаю в классе «Зачем крутится ветр в овраге…» из поэмы «Езерский» и разбор этого отрывка Е.Эткиндом в его книге «Разговор о стихах»1.
— Ну а теперь, — произношу я долгожданное (это происходит уже на втором уроке), — читаете вы. Ваше стихотворение, ваш выбор.
“Своё” стихотворение нашли, конечно же, не все (примерно половина класса), впрочем, на большее я и не рассчитывала. Читали «Балладу о любви» Высоцкого, «Хорошую девочку Лиду...» и — неожиданный выбор! — «Если я заболею, к врачам обращаться не стану…» Смелякова, «Зимнюю ночь» Рубцова, «Среди миров» Анненского, «Кораблик» Новеллы Матвеевой и многое другое. Называю стихотворения в том порядке, как они были прочитаны в классе.
Значит, поэзия нужна восьмиклассникам? Кто бы сомневался! Если бы не одно “но”. Каждый год, проводя “уроки о стихах”, я слушаю, как дети (прежде всего, конечно, девочки, но было у меня и несколько таких мальчиков) читают… Эдуарда Асадова. Я не знаю, как его стихи приходят к современным подросткам (в моё время читать Асадова считалось дурным тоном), но Асадов до сих пор любим многими. На вопрос: “Почему?” — отвечают: “Он описывает правду жизни, правду любви. Его стихотворения показывают, как ужасна жизнь без любви”. Я не спорю просто потому, что не умею с этим спорить. И читаю другие стихи.
Кажется, что всё идет хорошо. Дети читают стихи, выбор вовсе не плох, и это тешит моё учительское самолюбие. Предлагаю письменно рассказать о своём любимом стихотворении. И тут же получаю бумерангом: “А если у меня нет любимого стихотворения?”
Говорю первое, что приходит в голову: “Хорошо. Напиши, почему у тебя нет любимого стихотворения”. — “А можно я тоже напишу об этом? И я! И я! И у меня нет!” Согласие — от бессилия справиться с этой неуправляемой стихией, от желания узнать, почему у них нет любимого стихотворения, или ещё от чего-то? — жестом и взглядом: “Да пишите что хотите!” Вот это “пишите что хотите” иногда и оказывается самым верным на уроке.
Из двадцати семи учеников тринадцать писали на “абсолютно неправильную” тему: «Почему у меня нет любимого стихотворения?»
Собрав работы, дома первым делом прочитываю сочинения-протесты.
Лучшая работа из этой стопки — сочинение Марины Л., самой трудной моей ученицы, промолчавшей все три года подряд. Может, это о ней писала Ахматова: “А каждый читатель как тайна, // Как в землю закопанный клад, // Пусть самый последний, случайный, // Всю жизнь промолчавший подряд”?
Вот это сочинение.
У меня нет любимого стихотворения. Вот нет, и всё. Хотя их так много на самые разные темы и настроения. Иногда я сама их пишу. Когда мне плохо или, наоборот, очень хорошо. Но я пишу не стихи, а песни. На английском. И на русском. Но если их просто перечитать, то получаются стихи. И очень хорошие.
Вот я сижу, пишу, и только сейчас поняла, что у меня есть любимые стихотворения. Мои собственные.
А среди других авторов — великих — я могу выделить только Марину Цветаеву. У неё есть стихи, написанные так, будто она нечаянно выразила мои собственные мысли. И выразила так, как я бы никогда не смогла.
Ещё я очень люблю стихи о войне.
Похоже, я неправильно написала на тему. Но я только сейчас поняла, что, оказывается, у меня есть любимые стихи.
И, словно споря с Мариной, Рита П. пишет:
Мне не нравятся стихи о войне и о природе, а большинство стихов именно об этом. И в школе заставляют учить именно такие стихи. Мне нравятся стихи о любви. Я читала стихотворение Э.Асадова «Сатана» (кажется, Асадов сегодня просто преследует нас!), но любимым назвать его нельзя.
А Зайка снова решила отличиться, хотя её раздумья я понимаю.
У меня нет любимого стихотворения. Я слушала других, и то, что было выбрано, мне понравилось. Удивилась: почему же я не смогла найти такое же хорошее стихотворение, чтобы все слушали? Мне нравятся стихи о поисках смысла жизни, о том, какие мысли волнуют людей (кажется, такие стихи называются медитативными). А ещё мне нравятся смешные и ироничные стихотворения. Но любимого у меня нет. Я вообще не знаю, что значит “любимое стихотворение”. Может быть, считается, что любимое стихотворение нужно знать наизусть и всегда быть готовым его рассказать, даже если тебя разбудят ночью? А может быть, его нужно читать каждый вечер перед сном? Я не знаю…
Итак, мотивы отказа чаще всего следующие: “я вообще не люблю стихи” (один так и написал: “у меня есть дела поважнее стихов”); “трудно выбрать одно любимое стихотворение”; “любимого стихотворения в принципе быть не может, но есть много хороших стихов”; “я ещё не нашёл своего любимого стихотворения”.
Так дети ещё раз дали мне урок, что нельзя бездумно давать темы сочинений. Прежде нужно хорошенько подумать: а смогут ли ребята написать хоть что-то на предложенную тему? И попробовать написать это “хоть что-то” сначала самой.
О стихах Пушкина и о себе
Теперь можно переходить и к Пушкину. Вот наш путь изучения отдельных стихотворений на ближайшие два урока: непосредственное, свободное восприятие своего пушкинского стихотворения — урок одного стихотворения («Осень») — обучение письменному высказыванию о стихотворении.
Сначала мы просто читаем стихи. Дома я прошу записать впечатления о каком-нибудь одном стихотворении. Без всякого плана и предварительного разбора. Сейчас важно — показать детям, что о стихах можно говорить и писать и они это уже умеют. Это может быть или зарисовка какого-нибудь события, навеянная пушкинскими стихами, или рассказ о первой встрече со взрослым стихотворением, или просто свои размышления об отдельных поэтических строчках. Получаются так называемые сочинения по мотивам2, или сочинения по ассоциациям.
Приведу две удачные работы — сильного ученика и слабой ученицы.
Деревня
Многие думают, что деревня — это речка, солнце и жара, когда вдоволь купаешься и загораешь, ходишь в лес за грибами и ягодами, а также бабушка с дедушкой. Обычно так оно и было, но этим летом я узнал деревню с другой стороны.
…Вы когда-нибудь ходили летом в шерстяных носках, в тёплых штанах, в футболке, толстовке и куртке? Так мы ходили по нашему деревенскому дому весь прошлый июнь. На улицу же вообще нельзя было выйти из-за непрерывных дождей.
В деревне в такую пору делать особенно нечего,
кроме как читать и смотреть телевизор. В один из
таких серых дождливых дней я открыл пушкинский
томик и… наткнулся на (зачёркнуто)
нашёл стихотворение «Зима. Что делать нам в
деревне? Я встречаю…». Правда, никакой зимы за
окном не было, да и стихотворение совсем не о моей
деревне. Но мне оно чем-то понравилось.
Оно какое-то обыкновенное, будто не стихотворение, а рассказ или даже повесть. Тут и “слуга, несущий… утром чашку чаю” (присутствию слуги я даже позавидовал), и “старые журналы соседа” (у нас тоже есть такие), и гадания про червонного короля, и… любовь! Последние строки:
Как жаркий поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов! —
были на что-то очень похожи, пока я не догадался, что они похожи и на «Зимнее утро», и на «Осень» вместе.
От этого стихотворения веет какой-то совершенно замечательной скукой, клонит в сон, но я всё читаю и читаю.
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко… Я книгу закрываю… —
и иду спать.
Вот так ко мне летом в деревне и пришёл Пушкин.
(Серёжа Ф.)
Это сочинение я выделила для себя сразу. Шерстяные носки и тёплые штаны в соседстве с тоской по слуге и — подсознательно — “по деве русской” мне не давали покоя несколько дней, пока я не прочитала сочинение в классе и не выпросила его у Серёжи на память. Конечно, так пишут не все ребята. Не все обладают таким уровнем ассоциативно-образного мышления, развития речи, живым воображением. Но писать самому, как чувствуешь именно ты, а не брать готовые шаблонные фразы, мне кажется, могут все, если только дать такую установку.
Приведу второе сочинение — Алины К., тоненькой, слабенькой, ничем не примечательной девочки, говоря о которой учителя тут же прибавляют: “А, эта… Лентяйка и троечница”.
«Признание»
Меня назвали Алина. Мне нравится это имя, оно красивое, хотя сейчас уже и не такое редкое — у нас в классе целых три Алины. Наверное, из-за имени я и выбрала стихотворение А.С. Пушкина «Признание».
Это признание в любви я могу читать много раз, я выучила его наизусть и теперь пытаюсь понять, почему оно мне нравится.
Первая строка показалась мне непонятной: “Я вас люблю — хоть я бешусь”. А ещё Пушкин называет любовь “глупостью несчастной”. Пока я не поняла, что он просто шутит. Это стихотворение очень нежное. Пушкин два раза называет девушку “мой ангел”. Очень жаль, что сейчас так никто никого не называет. Мне хотелось бы, чтобы мне в любви признавались именно так, как Пушкин в этом стихотворении. И чтобы были и бледная рука, и пяльцы, и фортепьяно, и путешествие в какую-то неведомую Опочку…
Здесь целый роман…
Позже мама дала мне Вересаева «Спутники Пушкина». Я прочитала, что ту Алину на самом деле звали Александрой, она была падчерицей П.А. Вульф, а сын этой Вульф был приятелем и соперником Пушкина в любви. А дома её звали Сашенькой. Я немного расстроилась, но через некоторое время опять повторяла: “Алина! Сжальтесь надо мною…” и т.д.
Да, сочинение наивно, в нём “больше себя, чем Пушкина”, как сказал кто-то из учителей, но мне оно нравится. Скорее всего, именно этой своей наивностью, безыскусностью. Но ведь главное девочка поняла: и что стихотворение очень нежное, и что в нем Пушкин шутит. Я говорю ей, что есть одно слово, которое вместит все эти чувства: стихотворение Пушкина — шутливо-нежное.
Эти и другие сочинения мы читаем и разбираем (с согласия авторов) в классе.
А потом я честно предупреждаю, что так вообще-то писать нельзя, не принято. На недоумевающее “Почему?” отвечаю, что в любом деле есть свои правила игры.
Эти правила не заставили себя ждать.
Следующий урок проходит в “чужом” кабинете литературы. Сегодня у нас — урок одного стихотворения — «Осень» Пушкина.
Прошу отложить ручки, линейки, замазки и прочее и настроиться на слушание. Книги закрыты (это непременное требование). Я читаю пушкинскую «Осень». Без всякой вводной беседы.
— Ну как? Нравится? Или?.. Что, слишком большое? Трудно оценить сразу? Тогда поразмышляем. И почитаем медленно.
И вдруг раздаётся:
— Мы сейчас его будем анализировать?
— А ты не хочешь?
— Если так, как здесь написано, нет.
Оказывается, прямо за моей спиной, возле доски висит плакат-таблица «Анализ стихотворения» — забавы наших методистов и издателей. Я давно на них не обращаю внимания. Дети, кажется, тоже, а тут вдруг заметили и возмутились:
— Смотрите — здесь целых 18 пунктов анализа. Мы что, тоже так будем? Да это же до вечера сидеть и а-на-ли-зи-ро-вать! — безнадёжный вздох.
— А вы хотите так анализировать Пушкина? Нет? Тогда предложите свой путь.
Молчание. По глазам читаю, что лучше бы вообще эту «Осень» не анализировать, оставить в покое.
Спасаю урок самым простым приёмом:
— Может быть, у вас есть свои вопросы к этому стихотворению? Неужели ничего не удивило? Ни о чем не хочется спросить?
Снова молчание. А затем первые робкие вопросы, в которых чувствуется неуверенность, всё тот же страх: а вдруг неправильно? А вдруг подымут на смех (не я, одноклассники — возраст!). Обещаю поддержать любой “умный, смелый, неожиданный” вопрос.
И вот наконец — фонтан вопросов, идей, предложений. Не успеваем записывать (я на доске, ребята — в тетрадях).
— Почему стихотворение называется «Осень», хотя здесь не только “про осень”, но и “про зиму, весну, лето?”
— Осенью всегда немного грустно, а Пушкину нет. Почему?
— Почему он не как все, не любит весну? Можно ли писать в стихотворении такие слова: “вонь”, “грязь”? Разве это поэзия?!
— Почему он заявляет: “Теперь моя пора”, а сам пишет целых три строфы (24 строки!) о других временах года?
— Почему это «Отрывок»? Откуда отрывок? И есть ли целый текст?
— Почему такое странное окончание у стихотворения?
— Зачем здесь у него ряды точек? При чём здесь корабль?
— За что всё-таки Пушкин любит осень?
Были и более частные вопросы — о смысле отдельных слов, словосочетаний:
— Кто такие “Армиды младые”? Что означает выражение “в камельке забытом” (очень напоминает карамельку)? Кто это к нему явился в конце, вот тут он пишет: “идёт ко мне незримый рой гостей”? Что это за гости к нему явились? (Очень удивились, когда я сказала, что речь идёт об образах воображения.)
Ничего странного (и страшного) в этих вопросах нет. Уровень непонимания современными детьми смысла отдельных слов, предложений, текста в целом известен. Лучше о другом, о хорошем. Вопросы, заданные детьми, те же самые, какие обычно звучат в классе, но всё дело в том, что заданы они не мною, не авторами учебника, не критиками, а самими учениками. И это самое главное.
Правда, пока искали вопросы, не хватило времени на них ответить. Предлагаю поискать ответы дома (тоже заранее обдуманный ход). И, конечно, выучить пушкинскую «Осень», всё стихотворение или 3–4 строфы (“Отрывок из отрывка?” — острят дети), наизусть. На некоторых лицах настоящий ужас и возмущение: “Что-о, вот это всё надо учить?!” Выражаю надежду, что 24 или 32 строчки для восьмиклассников всё же не станут проблемой.
Всё, разбег для анализа стихотворения сделан. Пора переходить к делу, иначе мои ученики никогда не сдадут экзамен, который будет маячить перед нами оставшиеся три с половиной года. Впрочем, на уроках я стараюсь избегать слова анализ и заменяю его на чтение, разговор, обсуждение или простое поговорим о… Это не значит, конечно, что до этого мы никогда не занимались анализом стихотворения, но так серьёзно, как принято, нет.
И я сочиняю для своих восьмиклассников план анализа стихотворения.
Примечания
1 Эткинд Е. Разговор о стихах. СПб.: Детгиз, 2004. С. 25–29.
2 Термин И.И. Аркина (Аркин И.И. Уроки литературы в 5–6 классах. М., 1996. С. 123). “Сочинение по мотивам”, пишет известный методист, побуждает учеников уловить мотивы (темы, сюжеты, настроения), таящиеся в прочитанных произведениях.