Барнаульские сюжеты

Герб Барнаула поражает не искушённый в геральдике взгляд сочетанием несочетаемого. Вверху — по зелёному полю “летит степная кобылица”, а внизу — огромной неповоротливой тумбой расположилась дымящаяся доменная печь. Это сопряжение статики и динамики можно трактовать по-разному. Для всех стремительных начинаний нужна прочная основа... Душа рвётся ввысь и вдаль, но что-то тяжёлое и косное тянет её вниз... Поэзия и материя... Дух и проза...

Короче, Барнаул с самого начала обещал загадку. Может быть, именно желание её разгадать заставило меня бросить все московские дела и отправиться по приглашению проректора АИПКРО Елены Николаевны Жарковой на традиционную Методическую неделю, проходящую в Алтайском крае в конце апреля. Однако поездка моя чуть было не сорвалась из-за погоды. Густой туман, окутавший всё пространство от Новосибирска до Барнаула, заставил лётчиков посадить самолёт в Кемерово. Было раннее утро заключительного дня Методической недели, через несколько часов должно было начаться моё выступление перед словесниками Алтайского края, после которого они разъезжались по домам, а я лежал на жёсткой скамейке в зале ожидания Кемеровского аэропорта и тщетно пытался хотя бы заснуть, поскольку перспектив улететь в ближайшее время не было никаких и даже расстраиваться смысла не имело.

Однако какие-то высшие силы — не иначе при содействии работников АИПКРО — что-то там поколдовали, и внезапно именно наш самолёт среди прочих разных, экстренно приземлившихся в Кемерово, подали под посадку. Каким-то чудом мне удалось успеть на встречу с учителями, правда, без всякого отдыха после бессонного ночного перелёта и с полуторачасовым опозданием. Всё это время алтайские учителя — самые терпеливые на свете, теперь я точно это знаю — не расходились, а ждали “московского гостя”.

Встреча наша длилась несколько часов. Мы говорили о газете, о том, зачем она нужна и какие возможности предоставляет словеснику, о наших новых рубриках и проектах, о том, что хотелось бы видеть на страницах «Литературы». Мы обсуждали принципы построения современного урока и те приёмы, которые позволяют уроку стать живым и интересным. Боюсь, что от усталости я местами заговаривался и нёс околесицу, за что прошу прощения у моих слушателей, но мне запомнилось другое. Какие же замечательные лица у алтайских учителей! Как тепло и искренне они принимают выступающего перед ними человека! Как живо реагируют и заинтересованно слушают! Когда видишь таких учителей, хочется самому бросить всё и сесть за парту, чтобы учиться у них.

Возможность в прямом смысле сесть за парту предоставилась мне уже на следующий день, в школе № 60, где давала свой урок Вера Николаевна Есликовская — один из лучших барнаульских словесников (на фото). Тема вроде бы была обычная — «Анализ эпизода “Признание Раскольникова Соне”», но на уроке она повернулась совершенно неожиданными гранями. Поначалу мне показалось, что тот уровень разговора, который предлагает Вера Николаевна, не под силу десятиклассникам — простым, неотобранным микрорайонным ребятам. Ведь речь пошла сразу о символике, о деталях, которые оказываются значимыми не напрямую, а в подтексте. Причём часть из этих деталей была вовсе не очевидной, часть весьма спорной. Очень скоро мне захотелось возражать. Например, я начал вместе с учениками зарисовывать проекцию комнаты Сони, чтобы выяснить, действительно ли она, как утверждает учитель, похожа на... топор. “Да нет же, не топор это! Тут совсем другое...” — стал говорить мне коллега-словесник, который сидел рядом и, как оказалось, тоже рисовал и лихорадочно что-то выискивал в тексте. И вдруг мне всё стало понятно: Вера Николаевна сделала так специально, чтобы, не соглашаясь, удивляясь, споря, мы все, ученики и “зрители”, незаметно втянулись в работу.

Мы и действительно этого не заметили. Я, например, поймал себя на том, что безостановочно пишу в своей тетради, причём не только то, что слышу на уроке, но и то, что начинает мне, много раз читавшему роман, приходить в голову впервые. Так ли важно, например, что стол покрыт синей скатертью? Точно ли свеча на столе — символ молитвы? Кто кого приглашает сесть — хозяйка гостя или наоборот? Что значит раскольниковское “Руки не давай”? Какой смысл имеет у Достоевского словосочетание “такая минута”? Вопросы, вопросы... Пожалуй, и возникшие вопросы — это тоже итог урока, да ещё какой.

“Может быть, вам показалось, что ученики мало говорят? — сказала мне потом Вера Николаевна. — Но я их специально не тороплю. Мне одна девочка как-то призналась, что она читает текст уже после моего урока — только тогда она наконец его понимает. Важно, что у них возникает желание читать”. И ведь верно: все мы, словесники, как-то без обсуждения решили, что дети должны читать до урока, читать то, что задано, а мы вступаем с ними в диалог по поводу прочитанного. Но для определённой части детей этот ход не работает, потому что им трудно и непонятно и они действительно готовы читать только после того, как узнали, что же они должны увидеть в тексте. Не учитывать этого факта — значит потерять таких детей, не разбудить в них интереса к чтению.

В этой связи выглядят абсурдными и старое требование проверяющих, чтобы на уроке ответило как можно больше детей (они даже любят отмечать галочками, кто и сколько раз что-то сказал), и новомодная рефлексия, которой теперь принято завершать чуть ли не каждый урок. У ребёнка должно быть право на уроке молчать. А задача учителя — понять, что стоит за этим молчанием, и ни в коем случае не мешать молчанию творческому, внутри которого зарождаются понимание или своя мысль.

И ещё, просматривая свои записи после урока, я понял, почему литература и сложный разговор на уроке так важны даже в самом слабом классе (и может быть, в слабом классе больше, чем где бы то ни было). Жизнь ведь тоже текст. Каждый её элемент живёт одновременно в двух ипостасях. С одной стороны, он плоскостно-реален и включён в сюжетную цепочку таких же поверхностных элементов. С другой — символичен и объединён на глубинном уровне с символическими проекциями других элементов. Разгадывая сложное построение литературных текстов, мы одновременно учимся видеть сложное и неоднозначное в жизни. В этой репетиции есть “высокое значенье”.

Урок Веры Николаевны стал поводом для плодотворнейшей дискуссии, которую мы провели с работниками кафедры филологического образования АИПКРО О.А. Староселец, Н.А. Резапкиной, Е.Н. Заречновой, О.В. Фроловой. Вопросы этой дискуссии из разряда вечных — о целях и задачах преподавания, о технологиях и опасности их абсолютизации, об ученике и учителе на уроке, о границах в интерпретации, задачах автора и читательском произволе. И хотя ответов и рецептов тут нет, но, может быть, смысл как раз в том и состоит, чтобы время от времени опять задавать себе эти вопросы? Я очень благодарен барнаульским коллегам за напоминание об этой необходимости, за возможность профессионального общения — и за приглашение приехать ещё. На этот раз, надеюсь, уже без экстренных посадок.

P.S. От Кемерова приглашения тоже принимаются.

Сергей ВОЛКОВ.