«Класс коррекции»: приглашение к разговору

Сегодня в рубрике «Детское чтение» вас ждёт встреча с очень непростой и в чём-то очень странной книгой. Она вышла совсем недавно, в марте 2007 года, но уже задолго до этого собрала целую палитру разноречивых мнений. Речь о «Классе коррекции» Екатерины Мурашовой. Её автор — профессиональный психолог, работающий с трудными детьми и их семьями. Проблемам именно таких детей и таких семей посвящена книга «Класс коррекции».

За два года, пока рукопись ждала своего издателя (а им наконец стало издательство «Самокат»), книга Е.Мурашовой получила ряд дипломов и премий, в том числе и Национальную детскую литературную премию «Заветная мечта» в номинации «Трудный разговор». Разговор в книге идёт действительно трудный, вернее, о трудном: класс, куда собраны “второсортные” дети со всевозможными отклонениями, не даёт им никаких перспектив и блестящих видов на будущее. Попытки отдельных учителей как-то построить учебный процесс наталкиваются на непробиваемую стену коллективной педагогической косности.

Думается, что прежде всего этой тематикой и цепляет книга своего читателя, в чём-то даже шокируя иные трепетные души.

Однако во время чтения никак не можешь отделаться от ощущения: то, что ты читаешь, сочинено. Не выросло из жизни, а именно придумано, сконструировано, вынуто из головы. Может быть, виной этому язык книги, имитирующий речь семиклассника, но, на мой вкус, весьма относительно совпадающий с тем, на котором в реальности говорят дети. Всё-таки мы имеем в нашей детской литературе прекрасные сказовые образцы, на которых наше ухо формировалось (вспомнить хотя бы того же Драгунского). А может быть, ощущение сделанности возникло при чтении “фэнтезийной” части книги, написанной откровенно слабовато?

Впрочем, настаивать не буду, тем более что ряд уважаемых мной учителей и психологов считают, что в книге всё именно так, как на самом деле. И с языком, и с событиями. Знаю также про опыт прошедшего на ура чтения «Класса коррекции» в третьем классе одной из московских школ. Был свидетелем и ожесточённых споров, которые велись по поводу этой книги и искушёнными филологами, и простыми читателями.

Иными словами, как бы ни относиться к «Классу коррекции» Е.Мурашовой, но знать об этой книге стоит. Потому что её читают. Потому что о ней говорят.

С.В.

Моим первым учительским опытом стала работа в классе коррекционного обучения в одной из петербургских школ. В районном отделе образования мне предлагали разные варианты, в том числе гимназию и школу с углублённым изучением какого-то иностранного языка. Но почему-то из юношеского максимализма я выбрала обычную, дворовую.

Ребята встретили меня с любопытством: от них уже отказались все, кто только мог, и им было интересно, сколько же продержится молодая училка. Эпатаж начался сразу, сходу. Видимо, меня тестировали на адекватность. Но благодаря обоюдному чувству юмора мы довольно быстро пришли к взаимопониманию и на мелочи больше не отвлекались. У меня даже появился свой покровитель — лидер класса, который, чуть что, с лёгким кавказским акцентом говорил: “Тыхо, Марына Олеговна говорит будэт”.

Скоро я поняла, что у каждого ребёнка в этом классе есть своя большая проблема— отклонения в развитии, пьющие родители, невыносимые условия жизни. Но самая главная проблема — абсолютное равнодушие к их детской судьбе. На первом педсовете я еле сдерживала готовые прорваться наружу слёзы гнева и негодования, когда “прорабатывали” моих подопечных, в чём-то в очередной раз провинившихся. Неужели все эти взрослые люди не понимают, как же они не правы, устраивая показательную порку ребёнку, который стоит, сначала понурив голову, переживая целую бурю эмоций, а потом, словно отключаясь от потока критики в свой адрес, злорадно обдумывает планы мести! Учительское сообщество буквально “отрывалось” в едином порыве ужалить побольнее свою жертву. Я была в шоке, хотелось закричать: “Что же вы делаете?!” Но вряд ли была бы услышана. Потом я пыталась поговорить с разными учителями о происходящем, но одни только тяжело вздыхали, другие смотрели на меня как-то косо. У меня не было проблем с этим классом. Он стал для меня самым любимым. Мы не вели задушевных бесед, и ребята не спешили поделиться со мной своими секретами. Я принципиально старалась их только учить своему предмету, и они честно старались научиться.

Ещё тогда, в конце 90-х, мне даже захотелось что-то написать о своём первом учительском опыте, но как-то не сложилось. И вдруг, совершенно случайно, как часто бывает, я узнала о существовании книги «Класс коррекции». Её автор — петербургский психолог Екатерина Мурашова. По долгу службы она встречается с разными ребятами. Истории, лёгшие в основу повести, невымышленные. “Класс коррекции, класс «Е», существует. Не все дети и не все ситуации взяты из конкретного класса. Придумано много. Но то, что дёргает, то, что шокирует, не вымышлено. Я не считаю себя вправе придумывать такие вещи”, — призналась Екатерина Мурашова на одной из пресс-конференций.

Всё, что описано в повести, зацепило меня сразу. Как будто книжный 7 “Е” списан со знакомого мне 9 “Е”. Правда, в моём классе не было мальчика на инвалидной коляске. Но типажи ребят, их взаимоотношения, ситуации в семьях, учителя — всё очень похоже. Вот вам типические персонажи в типических обстоятельствах. Чего же боле? Книге осталось только найти своего читателя. Кто же возьмётся за такое непростое чтение? На пресс-конференции, посвящённой «Классу коррекции», директор издательства «Самокат» Ирина Балахонова предположила, что “эту книгу можно читать мыслящим детям, начиная с одиннадцати лет”. Я посоветовала почитать её своему умеренно начитанному двенадцатилетнему сыну. Взглянув на обложку, он спросил: “Это что-то грустное?” Избежав прямого ответа, я уклончиво сказала: “Да не особенно, просто о жизни, о современных школьниках”. “Понятно”, — сказал он и уединился в своей комнате с «Робинзоном Крузо». “В самом деле, — подумала я, — от действительности лучше всего прятаться на необитаемом острове или зарыть голову в песок, что все мы успешно и делаем”.

Наше сознание отличает полное равнодушие к проблемам, которые нас непосредственно не касаются. Автор же книги «Класс коррекции» очень деликатно, ненавязчиво повествует о вещах, которые мы все очень не любим, которые вызывают либо щемящую жалость, либо брезгливость. Никто не хочет вникать в проблемы детей, которых завуч по внеклассной работе из книги «Класс коррекции» называет “социально опасными”. А молодой учитель географии из этой же книги, впоследствии уволенный за свой выпад, парирует ей: “…Вы гораздо более социально опасны, чем все классы «Е» в целом…” И за этими словами стоит очень многое. В частности, то, что хотим мы этого или нет, но всем нам не откреститься безнаказанно от социальных проблем. Эти неудобные обществу дети уже мстят нам за своё неблагополучие (и за наше благополучие, кстати, тоже). Они держатся стайкой и стоят друг за друга горой. Они вместе. И они, между прочим, способны постоять друг за друга и драться до крови. Они смеются над словом “милосердие”, но своим поведением демонстрируют его проявления. В книге много сильных, берущих за душу сцен. Но они лишены слезливой сентиментальности, настолько всё узнаваемо сурово. И действительность не столько приукрашена, сколько даже слегка сглажена, потому что жизнь, как правило, гораздо жёстче. Автор даже позволил себе уйти от чистого реализма, введя в повествование некий параллельный мир, в котором дети из класса коррекции находят то, чего им не хватает, чтобы чувствовать себя даже не счастливыми, а, скорее, просто полноценными.

Вся книга, от первой до последней строчки, очень светлая. От неё не веет безнадёжностью. Она приглашает к размышлению. И если вы готовы поддерживать разговор на непростую тему, то эта книга написана для вас.