«Вновь я посетил…»: разговор о трудном стихотворении

Этот урок я даю четвёртым. Первый — любовная лирика. Второй — стихотворения, посвящённые друзьям (в том числе няне, поскольку о них у ребят, к сожалению, зачастую не остаётся светлых воспоминаний). Третий — пейзажная лирика (с упором на «Зимнее утро», которое при изучении в 5-м классе тоже не производит на детей особенного впечатления). Это принципиально важно для того, чтобы перед чтением такого сложного для подростков стихотворения, как «Вновь я посетил…», у них был положительный настрой, чтобы им уже полюбились стихотворения поэта. А это и не может быть иначе, если знакомство с ними начать с тех, которые наиболее близки и созвучны возрасту наших старшеклассников, — «Я вас любил…», «На холмах Грузии», «Что в имени тебе моём…». И уж никак не с «Вольности» или «Деревни» — стихотворений ранних, тяжеловесных, декларативных и устаревших по своей проблематике. (Такое начало напрочь отбивает у подростков интерес к поэту.) О значении этих стихотворений для своего времени и для понимания личности Пушкина я коротко рассказываю в процессе изучения его биографии, не требуя их чтения. Цель моего первого урока — помочь ребятам ощутить глубокую человечность любовной лирики поэта, полное отсутствие эгоизма и самолюбия — ни обиды, ни досады, ни слова упрёка той, которая не ответила на его чувство. Только забота о том, чтобы не опечалить, не встревожить её, только пожелание ей счастья… И в стихотворениях, посвящённых друзьям и няне (второй урок), — то же беспокойство о них, то же желание утешить, ободрить («И.И. Пущину», «В Сибирь») и грусть оттого, что грустно близкому человеку (няне). Помогаю подросткам понять и светлую грусть поэта, которая никогда не бывает мрачной, не переходит в отчаяние. Я стремлюсь заразить своих учеников этими светлыми чувствами. Выбираю самые простые слова об этом, как просты они у самого Пушкина. (Об удивительной этой простоте стихотворений тоже, конечно, говорю, но ненавязчиво, как бы мимоходом, чтобы не разрушить живые эмоции. Подробнее об этом расскажу в конце работы над лирикой.) При изучении же пейзажной лирики моя цель — заразить подростков умением видеть прекрасное, удивительное во всём, что нас окружает, даже в том, в чём мы, обычные люди, ничего особенного не замечаем, чему не умеем радоваться (“Весёлым треском трещит затопленная печь”, а зимний лес у поэта не голый, а прозрачный…).

Конечно, для достижения этих целей очень важна методика. Я убеждена: она должна быть нацелена на усиление эмоций. И я стараюсь закрепить их. Поэтому обязательно спрашиваю после чтения стихотворений и краткого разговора о них, какое кому больше понравилось. (Ведь это делает любой любящий родитель, независимо ни от какой школы читая сыну или дочери свои любимые стихи.) Происходит это просто: я читаю первые строки каждого из прочитанных стихотворений и прошу поднять руки тех, кому именно это понравилось больше всех. Оговариваю, что можно поднять руку и несколько раз, а можно не поднимать совсем. (Обычно вне конкуренции «Я вас любил…», «Няне», «И.И. Пущину»…) Затем прошу ребят найти строфу или строки (можно даже одну!), которые произвели наиболее сильное впечатление, и выразительно их прочитать. Это нравится ребятам, и они с интересом слушают друг друга. Потом спрашиваю, кто запомнил любимые строки (или строку). Не жалею “пятёрок” за выразительно прочитанные наизусть полюбившиеся строки. В процессе этой несложной работы подростки вновь испытывают возникшие при первом знакомстве со стихотворениями чувства, они освежаются, усиливаются. Такую же цель я преследую, давая домашнее задание. Оно включает обычно два-три варианта, чтобы каждый мог делать то, что ему по душе. По лирике варианты такие.

1. Подготовить выразительное чтение двух из прочитанных в классе стихотворений.

2. Выучить одно из них наизусть.

3. Найти одно-два стихотворения, которые понравились, из тех, что на уроках не упоминались, и выразительно их прочитать.

Последнее задание даю как обязательное в конце работы над лирикой.

Я никогда не требую обязательного заучивания наизусть. Принудительное заучивание (тем более без права выбора) зачастую вызывает лишь скуку, отталкивает от поэзии, особенно ребят со слабой памятью. Однако я стимулирую желание запоминать любимые стихотворения отличными отметками. И обязательно подсказываю нетрудный, неутомительный метод запоминания. Я говорю ребятам: старайтесь запоминать так, как это происходит в жизни, у взрослых людей, любящих поэзию. Они же не зубрят по строчкам, а просто перечитывают полюбившееся много раз, читают вслух своим детям, друзьям, и постепенно что-то запоминается. Вот и вы делайте то же самое. И не обязательно запоминать стихотворение за один день… При таком подходе к концу изучения творчества поэта большинство ребят что-то наизусть знают. Одни больше, другие меньше. Пусть не все. Зато ни у кого не отбита охота читать и запоминать стихи…

После такой работы, когда ребята уже “вошли” в Пушкина, можно приступать к «Вновь я посетил…». Перед чтением я предупреждаю ребят, что стихотворение сложное, написано белыми стихами (вспоминаем, кстати, что это такое), в нём много описаний природы. Говорю и о том, что сложно оно для подростков и из-за их возраста: они жить начинают, а в стихотворении переданы чувства человека, который уже много пережил. Поэт написал его за полтора года до смерти, и в эти такие мучительные для него годы чувствовал близость конца. “Вы можете спросить, — говорю ребятам, — зачем тогда предлагается вам это стихотворение, раз в нём идёт речь о вещах, от вас как будто бы далёких”. И привожу слова Белинского о том, что настоящий человек понимает любого другого человека: ему “внятен и радостный крик дитяти при виде пролетевшей птички, и бурное кипение страстей юноши, и мудрая сосредоточенность старца… Ведь тот, кто понимает исключительно тех, кто похож на него, понимает, в сущности, только самого себя”. Предлагаю школьникам представить себе, что было бы, если бы, допустим, старики понимали только стариков, матери — только матерей, подростки — подростков… Как бы мы могли общаться, делать что-то вместе, быть справедливыми? “Поэтому, — говорю, — давайте постараемся понять автора этого стихотворения. И нам откроется что-то важное для нас всех…”

Так поставленная цель понятна и близка подросткам, потому что она жизненна, то есть отвечает требованиям самой жизни…

Но я ещё не спешу переходить к чтению. Спрашиваю ребят, случалось ли кому-нибудь из них после долгой разлуки побывать в местах, где прошло их раннее детство. Например, в доме, из которого давно переехали. Или в деревне, где малышами проводили лето у бабушки, а потом долго не приезжали. Прошу тех, с кем это происходило, вспомнить, какие чувства они при этом испытывали. Тут обычно наступает молчание. Это хорошее молчание — молчание раздумья. Потом кто-нибудь обязательно говорит:

— Грустно было…

— Да, конечно, это всегда немного грустно. А почему?

И опять после паузы слышу чей-нибудь голос:

— Потому что это всё прошло…

— Да, чего-то уже никогда не будет, — соглашаюсь я, — что-то прошло безвозвратно. И вы сами ведь изменились. Этот старый плюшевый мишка или эта старая кукла уже никогда не доставят вам такой радости, как в раннем детстве… А скажите, кроме грусти, еще какое-нибудь чувство было?

Ребята почти всегда откликаются:

— Радость.

— Приятно было.

— А что приятно? Приятно, что всё это было, верно? Тут и грусть, и радость вместе. Вот так и у Пушкина было. Печалится он, что и сам уже не молод, и многое ушло навсегда — няни любимой уже нет в живых, не слышно её шагов… И вместе с тем тепло на душе оттого, что это всё было, было то светлое…

Неторопливо читаю стихотворение. Где-то попутно замечаю, что медленный, неторопливый ритм соответствует неторопливой медлительности воспоминаний, мыслей. “В такт раздумьям поэта неспешно льётся музыка стиха…” (Но — мельком, чтобы не перебить впечатления, ведь наблюдения над мастерством — не самоцель, а средство это прямое впечатление усилить. Так же мельком, ненавязчиво, отмечаю потом аллитерацию — “знакомым шумом шорох их вершин”, не называя даже этого термина.)

Останавливаюсь на самом трудном месте (если не помочь ребятам, не “возьмут” сами, скажут — скучно) — на описании скромного пейзажа (“Вот холм лесистый…”). Смотрите, говорю, перед глазами поэта самое всё простое, неказистое даже вроде. Ну что, кажется, особенного в “убогом неводе” или мельнице, которая “скривилась” и “насилу крылья” ворочает?

Но ведь бывает, что нам милы самая обыкновенная улица или старый, невзрачный даже дом, если они — наши родные, если с ними связаны светлые воспоминания. Так и у поэта…

Ещё вот тут надо помочь ребятам — “на границе владений дедовских”… Тут просто пересказываю, чтобы зрительно себе всё это представили, а то ведь не понимают, что за “угрюмый товарищ” такой (чей товарищ?), что за “старый холостяк”…

Стихотворение прочитано. Вот видите, замечаю — “и грустно, и светло”. Есть мысль о смерти, она, понятно, не может быть радостной. Спрашиваю ребят: “Что утешает поэта, что даёт душе его некий свет даже при этой печальной мысли?”

Ребята обычно отвечают:

— Что будут жить другие!

— Будут радоваться!

Поэта утешает мысль, что его внук пройдёт мимо этих, уже выросших, деревьев, полный “весёлых и приятных мыслей”…

Жизнь не остановится. Другие будут радоваться жизни. Сообщаю, что, когда будем читать роман «Евгений Онегин», найдём эту же светлую мысль в одном из лирических отступлений. Там Пушкин скажет: “…наши внуки в добрый час из мира вытеснят и нас…” (Вот и момент “опережения” по Лысенковой — прекрасный, кстати, приём.) Каким светлым, добрым чувством пронизано стихотворение… “А скажите, как по-вашему, каким нужно быть человеком, чтобы испытывать такие вот чувства?” — спрашиваю подростков. И слышу в ответ: “Добрым! Который умеет радоваться за других!” Да, добрым, не эгоистичным человеком нужно быть для этого. Такой человек всегда видит в жизни светлое. И даже горькие мысли, горе ему легче преодолевать. Потому что он способен переключаться на радости и горести других. И эта способность может даже спасти человека. А теперь прошу найти в начале стихотворения один совершенно удивительный эпитет! Удивительный тем, что передаёт такое необыкновенно благородное, светлое отношение Пушкина к жизни… Обычно кто-нибудь этот эпитет находит (а нет — так подскажем) — “два года незаметных”. Сказать так о годах ссылки, которые тогда казались такими томительно долгими! Почему же теперь поэт называет их незаметными?

— Что уже прошло, не кажется таким тяжёлым!

— Потому что не всё было плохое, была и радость, — скажут подростки.

Да, есть люди, которые, если наступает трудное время, так падают духом, что уже не видят ничего хорошего вокруг. Пушкин умел ценить всё светлое, что давала ему жизнь, и тяготы жизни это хорошее не заслоняли. Ребята вспоминают, какие радости были у Пушкина в Михайловском. И няню, и встречу с Пущиным, и счастье творчества, и прекрасную природу, и А.П. Керн…

Затем, как обычно, все перечитывают стихотворение и находят места, которые больше понравились. Обычно читаются начало (и особенно проникновенно — строки о няне) и конец. Не часто, но бывает, что звучит и “вот холм лесистый…”.

На дом задаю подготовить выразительное чтение стихотворения, а по желанию — выучить наизусть особенно понравившееся место. (Иногда случается, что кто-нибудь и целиком заучивает. Не за один день, конечно.)

После такой работы над стихотворением оно становится у ребят одним из любимых.