Есть идея!
Задание со звёздочкой*
ВОПРОС.
В книге Константина Паустовского о писательском труде «Золотая роза» (она увлечёт многих школьников) есть история с рассказом прозаика Андрея Соболя (1888–1926).
В 1921 году Паустовский работал секретарём в одесской газете «Моряк», где печаталось немало будущих знаменитостей — Катаев, Олеша, Бабель, Ильф и Петров… Однажды и Соболь “принёс в «Моряк» свой рассказ, раздёрганный, спутанный, хотя и интересный по теме и, безусловно, талантливый”.
В редакции были смущены: печатать рассказ в таком небрежном виде было нельзя. Но править его никто не решался — Соболь не из-за авторского самолюбия, а “из-за нервозности” этого бы не позволил.
Решение нашёл корректор «Моряка», “старик Благов, бывший директор самой распространённой в России газеты «Русское слово», правая рука знаменитого издателя Сытина”. При этом он пообещал, что не изменит в рассказе Соболя “ни слова”.
Что предложил и сделал корректор Благов?
ОТВЕТ.
Приведём отрывок из «Золотой розы».
“— Вот что, — сказал Благов. — Я всё думаю об этом рассказе Соболя. Талантливая вещь. Нельзя, чтобы она пропала. У меня, знаете, как у старого газетного волка, привычка не выпускать из рук хорошие рассказы.
— Что же поделаешь! — ответил я.
— Дайте мне рукопись. Клянусь честью, я не изменю в ней ни слова. Я останусь здесь, потому что возвращаться домой, на Ланжерон, невозможно, — наверняка разденут. И при вас я пройдусь по рукописи.
— Что значит «пройдусь»? — спросил я. — «Пройтись» — это значит выправить.
— Я же вам сказал, что не выброшу и не впишу ни одного слова.
— А что же вы сделаете?
— А вот увидите.
В словах Благова я почувствовал нечто загадочное. Какая-то тайна вошла в эту зимнюю штормовую ночь <…> вместе с этим спокойным человеком. Надо было узнать эту тайну, и поэтому я согласился. <…>
Благов кончил работу над рукописью только к утру. Мне он рукописи не показал, пока мы не пришли в редакцию и машинистка не переписала её начисто.
Я прочёл рассказ и онемел. Это была прозрачная, литая проза. Всё стало выпуклым, ясным. От прежней скомканности и словесного разброда не осталось и тени. При этом действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слова. <...>
— Это чудо! — сказал я. — Как вы это сделали?
— Да просто расставил правильно все знаки препинания. У Соболя с ними форменный кавардак. Осо-бенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь, милый мой. Ещё Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, что-бы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение и дать фразе лёгкость и правильное звучание. Знаки препинания — это как нотные знаки. Они твёрдо держат текст и не дают ему рассыпаться.
Рассказ был напечатан. А на следующий день в редакцию ворвался Соболь. <...>
— Кто трогал мой рассказ? — закричал он неслыханным голосом и с размаху ударил палкой по столу, где лежали комплекты газет. Пыль густым облаком взлетела над столом.
— Никто не трогал, — ответил я. — Можете проверить текст.
— Ложь! — крикнул Соболь. — Брехня! Я всё равно узнаю, кто трогал! <...>
Тогда Благов сказал спокойным и даже унылым голосом:
— Если вы считаете, что правильно расставить в вашем рассказе знаки препинания — это значит тронуть его, то извольте: трогал его я. По своей обязанности корректора.
Соболь бросился к Благову, схватил его за руки, крепко потряс их, потом обнял старика и троекратно, по-московски, поцеловал его.
— Спасибо! — сказал взволнованно Соболь. — Вы дали мне чудесный урок. Но только жалко, что так поздно. Я чувствую себя преступником по отношению к своим прежним вещам.
Вечером Соболь достал где-то полбутылки коньяка <…>, и мы выпили коньяк во славу литературы и знаков препинания.
После этого я окончательно убедился, с какой поразительной силой действует на читателя точка, поставленная в нужном месте и вовремя” (Паустовский К.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1982. Т. 3. С. 253–257).