Литературная карта
Тени от монументов
Канули в прошлое годы, когда почти все дети нашей страны были пионерами, когда пионерские отряды “равнялись направо” или, если использовать литературный образ, на Мальчиша-Кибальчиша. Помню, например, что наш отряд боролся за право носить имя пионера-героя Вали Котика.
Однако большинство современных детей весьма смутно представляют себе, кто такой пионер — всем ребятам пример; кажется, им больше по душе Плохиш и образ жизни, предлагаемый ему проклятыми буржуинами, в смысле — не самопожертвование во имя какой-либо светлой идеи, а сытая и сладкая жизнь, “с бочкой варенья” и “корзиной печенья”. В этом, конечно, есть свой смысл (что может быть плохого в счастливом детстве под мирным небом?!), хотя нынешнее чересчур потребительское общество и вызывает порой тоску по временам, когда культивировались, может, и не совсем те, но всё-таки высокие идеалы.
Справедливости ради следует сказать, что идеалы эти от узкоклассовых постепенно трансформировались в сторону общечеловеческих: на смену идеям борьбы с врагами советской власти пришли идеи дружбы, коллективизма, активной жизненной позиции, приоритета духовных ценностей. Но всё-таки своими корнями пионерия уходила в эпоху Гражданской войны, и вся пионерская атрибутика до конца оставалась военизированной. “Затрубили трубами во все сигнальные трубы. Забили барабанщики во все громкие барабаны. Развернули знаменосцы все <…> знамёна” — в этих строчках из гайдаровской сказки про Мальчиша-Кибальчиша говорится о действиях Красной Армии, но именно такие слова (за исключением опущенного слова “боевые”) подходили и для описания пионерского сбора.
Несгибаемый Мальчиш-Кибальчиш на долгие годы стал символом советской пионерии: “пройдут пионеры — салют Мальчишу”. И заслужил то, что ему в своё время установили памятник весьма монументального вида. И не где-нибудь, а в Москве, около главного в стране Дворца пионеров. Именно таким, как его изобразил скульптор, и можно представить себе Мальчиша — рвущимся в бой, в стремительном порыве вперёд, с саблей над головой, одержимым идеей победы над буржуинами.
Вспомнив о пионерах, как не вспомнить о комсомольцах. Сказку про Мальчиша-Кибальчиша в повести Гайдара «Военная тайна» (1935) рассказывает октябрятам именно комсомолка — пионервожатая Натка. И здесь логично упомянуть другой литературный образ, надолго ставший символом комсомола.
Старшее поколение, наверное, до сих пор помнит наизусть слова знаменитой песни советских лет на стихи Я.Шведова, написанной почти в то же время, в 1936 году (автор музыки В.Белый): “Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца // И степи с высот огляди! // Навеки умолкли весёлые хлопцы, // В живых я остался один”.
Молодым необходимо пояснить. Герой этой
песни — шестнадцатилетний станичный хлопец,
отправившийся воевать за “орлиную власть”, —
приговорён врагами к расстрелу, но он верит: “На
помощь спешат комсомольцы-орлята, — // И жизнь
возвратится ко мне”. Финал песни ещё более
оптимистичен: “Орлёнок, орлёнок, идут эшелоны, //
Победа борьбой решена. // У власти орлиной орлят
миллионы, // И нами гордится страна”. В общем,
пафос песни «Орлёнок» тот же, что и в сказке про
Мальчиша-Кибальчиша.
Позднее песня дала название Всероссийскому лагерю под Туапсе (открытие состоялось 12 июля 1960 года; сейчас есть интересный сайт, посвящённый ему: http://orlyonok.by.ru/). Одним из символов этого лагеря для лучших пионеров и комсомольцев стал памятник Орлёнку (фото на с. 45 справа). Скульптурный образ соответствует песенному: герой в будёновке, в развевающейся от ветра шинели, с напряжением всматривается вдаль, всем своим видом выражая готовность стоять до конца.
Есть и другой Орлёнок, который поначалу вызывает удивление: он изображён связанным. Однако суровое и решительное выражение его лица заставляет думать, что герой не дрогнет, не сломается, не выдаст. Этот памятник стоит в Челябинске, в сквере на углу проспекта имени Ленина и улицы Красной (открыт 29 октября 1958 года). Но не только герою песни посвятили монумент его авторы (скульптор Л.Головницкий, архитектор Е.Александров), хоть об этом и сообщает надпись на постаменте. Чуть ниже, на выдвинутой гранитной плите, другая надпись: “Комсомольцам — героям Октябрьской революции и Гражданской войны на Урале” (см. фото на с. 44, внизу).
Вот наконец от сказочных и песенных героев мы перешли к героям реальным.
Вспомним, что и Аркадий Гайдар (тогда ещё Голиков) ушёл на Гражданскую войну в свои даже не шестнадцать, а четырнадцать “мальчишеских лет”. А самой показательной в этом смысле стала, наверное, судьба Николая Островского (кстати, оба писателя родились в 1904 году), слова из романа которого «Как закалялась сталь» (1930–1934) долгое время учили нас, в чём смысл жизни: “Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества”.
Его герой, комсомолец Павка Корчагин, фанатично преданный коммунистической идее, боец до мозга костей (чего стоит, например, его комментарий по поводу тяжелейшего ранения: “Лучше бы ослеп левый, — как же я стрелять теперь буду?”!), тоже отдал жизнь этой борьбе. Образ Корчагина, главного положительного героя литературы соцреализма, был назначен стать примером для советских комсомольцев. А в Боярке (городок под Киевом), там, где в 1921 году на строительстве узкоколейки (в нечеловеческих условиях! — об этом страшно читать) работал будущий писатель, в 1979 году его автобиографическому герою установили памятник (кстати, увековечен и фрагмент одной из узкоколеек, который тоже связывают с именем Корчагина).
Автором монумента является украинский
скульптор Анатолий Харечко.
Предоставим слово Елене Завгородней, члену группы кинохроникёров, снимавшей сюжет об открытии памятника: “Помню, как в знойный августовский день в Боярке на Киевщине открывался памятник Павлу Корчагину. <…> Казалось, прямо в разгорячённую толпу стремительно шагнул Павел. Весь как порыв: лихо сдвинута будёновка, полы шинели не поспевают за широким и решительным шагом, руки бережно прижимают к груди гвоздику. Глаза на исхудавшем лице кажутся живыми, горящими. В скульптуре столько экспрессии, столько авторской любви и преданности непростой, бурной молодости отцов и дедов”. Как отмечает далее автор, “Павел Корчагин в творческой судьбе Анатолия не случаен. Ему близки по духу личности сильные, неординарные, самоотверженные. Кажется, некая невидимая нить связывает художника с Николаем Островским и его стоическими героями” (Приверженность // Зеркало недели. 2002. № 28).
Резцу Харечко принадлежит и памятник Островскому, установленный возле Киевского электромеханического техникума железнодорожного транспорта, откуда писатель и ушёл строить узкоколейку. Скульптура изображает писателя символически — в образе Прометея, давшего людям огонь и освещающего им, людям, путь в светлое будущее.
И хотя светлое будущее по коммунистическим росписям, к счастью, так и не наступило, эту страницу нашей истории надо сохранить в возможной полноте и с самыми незначительными внешне подробностями. Нашей стране пора перестать быть страной с “непредсказуемым прошлым”. Во всяком случае, монументы, посвящённые героям литературы советского времени, должны продолжить свою жизнь. Тень от них зыбка и не губительна, как и всякая тень.