Читальный зал
КНИЖНАЯ ПОЛКА
 |
Мирон Петровский. КНИГИ НАШЕГО ДЕТСТВА / Послесловие С.А. Лурье. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2006. 424 с. |
Немудрено, что в 1986 году, когда книжные магазины были забиты монографиями «Стилевые тенденции многонациональной советской прозы», томик «Книги нашего детства» был вмиг раскуплен, хотя тираж 75 000 экземпляров — и по тем временам немалый.
И причина отнюдь не та, что советская проза плоха, а «Сказка о Пете, толстом ребёнке, и о Симе, который тонкий» Маяковского хороша, и хитрый критик взял для разбора столь выигрышный материал. Просто Мирон Семёнович Петровский всегда старался писать о том, что ему интересно, а пишет он хорошо.
Тут важен подход. Обратись он к советской прозе и начни разбираться в ней, как разбирался в детских книгах, и эта рукопись легла бы надолго в портфеле редакции. И наоборот. Напиши Петровский о стилевых тенденциях советской детской литературы, книга бы вскоре вышла и встала на полку магазина либо библиотеки. Здесь бы ей и пылиться.
Этого не случилось. Потому что мысль прочитать в детстве читанные книги заново была счастливой. Книги оказались не менее увлекательными, чем казались в детстве, но содержались в них скрытые пружины, прежде не заметные. Так в старой коробочке вдруг узнаёшь шкатулку с секретом.
И можно наверняка утверждать: М.С. Петровский относится к тем немногочисленным уже критикам, которые обнаруживают в произведении скрытые пружины. Это редкое свойство.
Подобное умение утрачено. Интертекстуальность, по видимости, ставит критика даже выше автора — ибо теперь есть возможность отыскивать в произведении то, о чём сочинитель и не подозревал. Но в действительности она отняла возможность состязаться с автором в познаниях, тонкости вкуса, художественной интуиции.
М.Петровский, по счастью, подходит к произведению со старыми мерками (так же, как компьютеру он предпочитает старую пишущую машинку).
Кстати, упоминавшаяся работа о В.В. Маяковском словно предвосхищает постмодернистские штудии. Концепция строится на догадке: Маяковский дал героям имена со значением. Петя — по-взрослому Пётр, а Сима — Симон, так и звали апостола Петра до того, как он принял христианское имя: “Маяковский расколол одно лицо с двумя именами… на двух противопоставленных персонажей с соотнесёнными именами и все свои симпатии подарил герою с «языческим», нехристианским именем”.
Эффектно. Тем более что М.С. Петровский приводит дополнительные аргументы. Почему автор вне всякой логики складывает возраст этих антагонистов и говорит, что вместе им двенадцать? Да потому, что число отсылает к новозаветной символике, таково число апостолов.
Но тут следует возразить. На мой взгляд, логика в сложении другая. Это магия счёта, присущая всей поэзии авангарда. А противопоставление Пети, который только и делает, что ест, семилетнему Симе, который помогает семье, в их возрастных функциях: пятилетний ребёнок способен обслуживать себя, но не более. Если же прибавить, что Маяковский своеобразно представлял социализацию ребёнка: “Даже дети, расставшись с соскою, // курят «Посольскую»”, интерпретация, предложенная М.С. Петровским, не представляется единственной.
Это частное возражение не относится к другим работам, объединённым в сборнике. Перечитывая их (ведь и книга М.С. Петровского — коли не книга нашего детства, то наверняка — юности), убеждаешься: они не устарели. И сказка К.И. Чуковского о крокодиле образует превосходную параллель повести «Крокодил, необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже» Ф.М. Достоевского, и сказка А.М. Волкова «Волшебник Изумрудного города» виртуознее, но проще книги Фрэнка Лимана Баума, взятой для перевода и преображённой. А что до «Золотого ключика», оказавшегося ни более ни менее пародией на русский символизм и шире — на культуру 1910-х годов, остаётся только радоваться, что книга М.С. Петровского попала нам в руки ещё два десятилетия назад. Сколько бы мы не знали.
Да, нынешнее издание свободно от редакторских купюр, изъятое восстановлено. Книга 1986 года сильно пострадала от постороннего вмешательства. Но, как утверждал Ю.К. Олеша в записных книжках: вишня, поклёванная воробьями, это — идеальная вишня.
Предыдущее издание было именно книгой. Полиграфия советских времён искупалась толковым макетом, с текстом соотнесёнными иллюстрациями. Сейчас иллюстрации в виде отдельной тетрадки тексту предпосланы. Видимо, художник позабыл, что он делает не интернетовский сайт, где ссылки предельно облегчены. Хаос колонтитулов, неопрятность полос доказывают, что о типографике он не слышал, иначе бы не давал в качестве иллюстрации страницу издания «Крокодила» с рисунками Ре-Ми на разворот. Характерно, что макет и обложка отмечены премией за лучший дизайн на какой-то выставке.
У каждого времени свои понятия о прекрасном.