Читальный зал
Детское чтение
Светлана Леонтьева
Светлана Геннадьевна ЛЕОНТЬЕВА — исследователь детской литературы, кандидат филологических наук, СанктПетербург.
Книги нашего пионерского детства: где они сегодня?
Современные исследователи определяют положение детской литературы и чтения советского периода как “глубоко двойственное”.
“С одной стороны, детская литература была частью общей пропагандистской схемы; детям были адресованы особые, именно для них адаптированные, образы, лозунги и литературные тексты, издававшиеся огромными тиражами. С другой стороны, именно детская литература в то же самое время была одной из самых свободных сфер литературы”1. И если о свободе в детской литературе написано немало, то о её идеологической несвободе следует сказать подробнее.
С зарождения пионерской организации в 1922 году началось создание агитационно-пропагандистской детской литературы, и продолжалось оно вплоть до 1991 года. В резолюции XIII съезда партии (май 1924 года) декларировалось: “Необходимо приступить к созданию литературы для детей под тщательным контролем и руководством партии, с целью усиления в этой литературе моментов классового, интернационального трудового воспитания. В частности, развернуть дело издания пионерской литературы, привлекая к этой работе в помощь комсомолу партийные, профессиональные и советские организации”2.
В последовавших затем тезисах VI съезда РЛКСМ (июль 1924 года) можно обнаружить сходные директивы о становлении новой разновидности детской литературы: “В связи с ростом детских организаций и повышением их требований необходимо расширение издания литературы, обслуживающей пионерское движение. Издающаяся в настоящее время партийными и советскими издательствами массовая детская литература далеко не отвечает задаче классового воспитания детей. Необходимо реорганизовать эту работу при непосредственном участии комсомола. Печатное слово является мощным средством воздействия на развитие ума и характера ребёнка, и поэтому созданию революционной детской литературы должен быть уделён максимум внимания”3.
И действительно, количество текстов, посвящённых будням и праздникам пионерского сообщества, множилось с ошеломительной быстротой. Едва ли сейчас, кроме специалистов, кто-то слышал о произведениях 1920-х годов с такими недвусмысленными “пионерскими” названиями: «Как негритёнок Джой стал юным пионером» (автор — Г.Давидов), «Красные галстуки» (А.Рыжов), «Повесть о красном галстуке» (А.Ясный и Ю.Юм), «Приключения пионера Пети» (З.Валентин), «Ариша-пионерка» и «Против отца» (К.Минаев). А ведь они выходили немалыми тиражами и рекомендовались для детского чтения.
Тому, что эти сочинения оказались недолговечны и пылятся ныне в фондах научных библиотек (из районных их уже давно списали), причин несколько. И причина не только в их малой художественности. Эти произведения умерли прежде всего потому, что эта литература потеряла своего главного персонажа — пионера. Она стала маловразумительной экзотикой.
Пионерская литература — литература, намертво сцепленная с пионерской организацией. Ещё в 1926 году методисты детского чтения чётко разделяли детскую литературную продукцию: “Очень часто путают термины «пионерская» и «детская» литература. Следует дать точное объяснение каждому из этих терминов. Мы считаем, что слово «пионерская» литература определяет только ту литературу, которая обслуживает руководство пионердвижением и отдельные виды пионерской работы. Меж тем, подчас, под этим словом подразумевается вся литература, издаваемая для детей пионерского возраста. В действительности всю остальную (не руководящего характера) литературу следует отнести к «детской» литературе”4.
Советские дети — дети-пионеры — должны были читать не просто детскую литературу, а особую литературу — пионерскую.
К созданию этой литературы были привлечены профессиональные поэты и писатели, педагоги, организаторы первых пионерских отрядов. Причём на первом этапе (1920-е годы) пионерской литературой занимались авторы с различными политическими установками и эстетическими вкусами. Поэтому политическое и художественное качество первых текстов пионерской литературы было неоднородно. Создателями пионерской словесности во многих случаях становились бывшие скауты, подключившиеся к работе в пионерской организации: В.Зорин, М.Стремяков, Я.Смоляров, В.Попов и другие. Но почти сразу им на подмогу двинулись прокоммунистические поэты и писатели, например, молодые комсомольские поэты Александр Безыменский и Александр Жаров. Последний, кстати, вошёл в историю советской культуры как автор знаменитой песни — «Взвейтесь кострами, синие ночи», ставшей впоследствии гимном организации пионеров. При этом Жаров нашёл ритм и размер текста при первом посещении оперы «Фауст», где услышал исполняемый там «Марш солдат»5.
Пионерская литература 1920-х годов — огромное количество авторских и анонимных произведений на пионерскую тематику. В этот период всё “пионерское” было ещё экзотикой, областью новой и популярной, активно пропагандируемой властью; впрочем, и сами авторы живо откликнулись на рождение детского коммунистического движения. Агитационным задачам в 1920-е годы служили многочисленные художественные произведения детской литературы различных жанров (песни, пьесы, повести), посвящённые пионерскому образу жизни, в которых главными действующими лицами были пионеры или дети, вступающие в пионерскую организацию.
Это сейчас кажутся смешными, нелепыми такие строки «Азбуки пионера» В.Каринского, вышедшей в 1925 году:
Должен каждый член звена
Исполнять обычаи:
Не курить, не пить вина,
Соблюдать приличие.Щёлкать семечки не надо
Пионеру,
Коль гуляет он по саду
Или скверу.
Щёки вымыты отлично,
Вычищены ногти —
Пионеру неприлично
Иметь когти.
А тогда, в 1920-е, таких произведений было множество. Хотя постепенно, на характерной для большевизма добровольно-принудительной основе, отпадала необходимость вовлекать неорганизованных детей в ряды пионерской организации, а вместе с ней создавать такие малохудожественные агитки.
К началу 1930-х годов развитие детской литературы пошло в двух направлениях.
Одно составила литература пионерской организации, в которой сосредоточилась пионерская тематика в узком смысле слова: атрибуты пионерского быта, символы и ритуалы организации, её идеологические ценности. Назовём, к примеру, песню Сергея Михалкова о Павлике Морозове, написанную в 1936 году, или его же драму «Красный галстук» (1946).
Сюжеты этих произведений сводятся к противостоянию “своих” и “чужих”, а авторские оценки совершенно отчётливо исходят из пресловутого классового подхода, лаконично сформулированного в одном из законов пионеров 1929 года: “Пионер — враг кулаков и буржуев, за интернационал рабочих”.
Нельзя сказать, что прочая детская литература, посвящённая жизни советского ребёнка, оставалась в стороне от пионерской тематики. Но классовые идеи пионерии постепенно растворялись в общечеловеческих нравственных ценностях или вытеснялись ими. И в послевоенный период литература о детской современности всё более и более удалялась от звонких пропагандистских стишков и детей-супергероев, вроде “красных дьяволят” Бляхина, которые гоняются за белогвардейцами, предвосхищая супергероев западных комиксов того времени.
Наиболее успешные опыты художественного представления пионерской жизни считаются классикой советской детской литературы. Это творчество Аркадия Гайдара, Льва Кассиля, Владислава Крапивина и многих других. Персонажи их произведений явно или по умолчанию являлись пионерами, но, если у Гайдара команда Тимура противостоит банде Квакина как пионеры непионерам, то в послевоенных книгах пионеры уже не противопоставлялись “неорганизованным” ребятам. Разве что таким же пионерам — лодырям и лоботрясам.
Пионерский образ жизни в этих книгах — это просто детский образ жизни в советской стране.
Впрочем, в творчестве одного автора “пионерское” и “общечеловеческое” могло сочетаться непротиворечиво. Так, перу Виталия Губарева принадлежит, пожалуй, самая одиозная книга о Павлике Морозове. Она неоднократно переиздавалась, долгое время входила в списки внеклассного чтения и списки литературы, рекомендуемой для чтения на пионерских сборах6.
Но этот же автор, постулировавший добродетельность доноса на отца, позднее выпустил довольно непохожую книгу — «Королевство кривых зеркал», хотя и перелицовку Кэрролла, но довольно ловкую.
Такое раздвоение творческого пути — случай не эксклюзивный, многие авторы детской литературы писали и по “пионерскому заказу”, и по зову “творческого сердца”. Так что неверно было бы противопоставлять эти линии творчества. Об их разъединённости скорее свидетельствует время: одни книги списаны за утрату актуальности, а другие — переиздаются и читаются. И вот последние — дело особое.
Какие из книг 1920–1980-х годов о пионерах и просто советских подростках известны нынешним читателям-подросткам?
Знают ли они имена Бляхина, Григорьева, Остроумова или хотя бы названия их книг — «Красные дьяволята», «Красный бакен», «Макар Следопыт»? Известны ли им книги, любимые многими поколениями советских читателей-детей: книги Гайдара, Крапивина, Алексина, Железникова?.. Предполагать можно самое разное, строить оптимистичные или пессимистичные прогнозы, но хотелось хотя бы в какой-то степени представлять отношение сегодняшних читателей к книгам нашего пионерского детства.
Я попросила учеников 6–7-х гимназических классов 371-й петербургской школы, назвать мне книги о советских школьниках (и пионерах), которые они читали, о которых хотя бы слышали. Зная, что дети редко запоминают авторов книг, иногда припоминают названия, но почти всегда помнят имена главных героев, я сориентировала их предельно широко: любые сведения о книгах, изображающих школьников советской поры.
Результаты в чём-то даже превзошли мои ожидания. Сразу оговорюсь: гимназисты — народ начитанный, с широким культурным кругозором7. Но всё равно некоторых произведений я никак не ожидала увидеть, например, повести Сергея Баруздина «Светлана-пионерка», да и тех же «Красных дьяволят». Одно дело — экранизация “неуловимых”, а другое дело — читать самую настоящую “пионерскую” книгу, да ещё помнить, кто её написал.
Понятно, что ребята назвали мне произведения Николая Носова, Сергея Медведева, Виктора Драгунского и других авторов непионерской, по сути дела, детской литературы.
Отдельную группу составили произведения о советских детях на войне. Такие, как «Девочка из города» Любови Воронковой и «Улица младшего сына» Льва Кассиля и Макса Поляновского. Конечно, пионерская тема в этих книгах не на последнем месте: мужество и отвагу главных героев во многом объясняет их принадлежность к пионерской организации, то, что на груди у героев пионерский галстук. Вспомним, что Володя Дубинин никогда не снимал галстук, это настойчиво подчёркивается в его портрете. А если он это и делал, то только в качестве ритуального наказания: “когда бывал недоволен собой и не заканчивал начатое дело”8.
Но очевидно, что не это вычитывают современные дети в названных книгах. Юных читателей (впрочем, как утверждают социологи современного массового чтения, и многие взрослые этому не чужды) всегда привлекают военные сюжеты. Ведь в них описывается экстремальный опыт в условиях чёткой нормативной системы оценок: “свой”/“чужой”. Эту определённость редко можно встретить в мирной повседневности, которая наполнена противоречивыми мнениями и оценками. А литература о войне в своём стандартном варианте, в том числе и детская, удовлетворяет этому простому запросу: в ней все оценки очевидны, кто прав, кто виноват; кто враг, а кто свой герой.
Другой полюс представляет любовная тема в литературе, а потому по очевидным причинам несколько раз упоминается «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» Рувима Фраермана. Книга естественным образом стоит в одном ряду с современными любовными романами для девочек (она, кстати, и переиздаётся в сериях «Романы для девочек» с соответствующими нынешнему времени иллюстрациями). И трудно предположить, что на пионерских реалиях, которые в повести представлены в избытке, хоть как-то задерживается взгляд юных читательниц. Почти невероятно, что их заинтересует эпизод, когда вожатый пеняет Фильке за то, что он искупался прямо в пионерском галстуке, — современному читателю просто не понять, что герой совершил по тем временам крайне кощунственный поступок, ведь пионерский галстук “пропитан кровью сотен и тысяч бойцов”.
Этот суггестивный образ 1924 года рождения принадлежит Л.М. Кагановичу. Он, образ, широко тиражировался в лозунгах и речёвках, вплоть до страшных стихов Степана Щипачёва.
Как повяжешь галстук,
Ты светлей лицом.
На скольких ребятах
Он пробит свинцом.Пионерский галстук!
Нет его родней.
Он от юной крови
Стал ещё красней.
Конечно, эти контексты совсем неизвестны современному читателю. Да и сама эта “этикетная поэтика” читателями вряд ли ощущается: слишком мал читательский опыт общения с книгами о пионерах. Впору по аналогии со знаменитой книгой «Что непонятно у классиков» издавать книгу «Что непонятно в литературе о пионерах».
Но, пожалуй, единственный автор, с творчеством которого знакомо большинство, к которому обращаются систематически (ребята помнят названия произведений, да и не одно), — это Аркадий Гайдар. Это неудивительно. Гайдар — единственный общепризнанный в советское время “пионерский писатель”. Можно даже предположить, что Гайдар писал не столько для детей вообще, сколько именно для пионеров. Это, кстати, объясняет, почему интерес к его творчеству после 1991 года (с роспуском пионерской организации) поубавился, но, как мы видим, всё равно остаётся неизменно выше, чем к остальным писателям.
Гайдар пришёл к советским детям сквозь пионерию. Он постоянно публиковался на страницах пионерской печати, в частности газет «Пионерская правда» и «Ленинские искры», журнала «Пионер». Например, в 1940 году в «Пионерской правде» печатались главы «Тимура и его команды», там же публиковались его нравоучительные и пропагандистские обращения к пионерам. В 1931 году Гайдар отдыхал в «Артеке» вместе со своим сыном и, что называется, непосредственно общался с пионерскими активистами; сам на страницах печати и во встречах с пионерами агитировал за развитие зародившегося тимуровского движения. Пожалуй, мало кто из детских писателей уделял такое внимание пионерам и их жизни. И это не прошло бесследно: культ Гайдара среди пионеров сложился ещё при жизни писателя (нечто подобное произошло впоследствии с Гагариным).
Я вполне осознанно разделяю просто детей — читателей Гайдара — и пионеров. Любовь к Гайдару формировалась не только в библиотеке (а вот любовь к Драгунскому только там), но и воспитательными средствами пионерской организации. Это был специальный проект пионерской организации (а точнее, государственный заказ), от которого и поныне идёт тяжёлая волна. Родители (да и бабушки с дедушками) любят и помнят Гайдара, рекомендуют его книги детям — “почитай Гайдара”. Думаю, Гайдар своего рода “наше всё” в пантеоне детских писателей.
Современные подростки знают немногие произведения Аркадия Гайдара, на фоне того, что Драгунский ассоциируется только с Дениской (даже не с названием цикла произведений). Лидирует повесть «Тимур и его команда», за ней подтягиваются «Судьба барабанщика» и «Мальчиш-Кибальчиш» (полного названия повести читатели не знают, скорее всего, они знакомились с отрывком по детским тонким книжкам с одноимённым названием).
Но здесь не место разбирать особенности поэтики гайдаровского творчества, до сих пор притягивающего к себе юного читателя. Существует немало авторитетных исследований его наследия9. И главное — никакие рекомендации взрослых не заставят читать скучную книгу, поэтому и не встречаются в ответах ребят пропагандистские книги Губарева или Пушкарёва.
Признаем: пионерские, и шире — классовые, ценности, столь очевидно манифестируемые в книгах Гайдара, воспринимаются по-особому. В чём-то смыкаются с общечеловеческими, как в «Тимуре и его команде», а в чём-то, как в «Мальчише-Кибальчише» и «Судьбе барабанщика», скорее всего, воспринимаются под знаком ушедшего, малознакомого, но такого “романтичного” времени. И вправду, что такое параграф учебника по истории 1920–1930-х годов в сравнении с частностями и мелочами этнографии гайдаровского повествования о тех же годах? Многого из того, на что ссылается Гайдар, юные читатели не знают, например, кто такие Капабланка, Юденич, Коккинаки (а именно эти персонажи упоминаются в «Судьбе барабанщика») или что такое “нафталин”.
Прошлое в гайдаровских книгах у сегодняшнего читателя овеяно дымкой далёкой “романтики” в неспециализированном, бытовом её понимании. Эта “романтика” исчерпывающе передаётся слоганом “бороться и искать, найти и не сдаваться”, песнями под гитару у костра и тому подобным. Пожалуй, такое же отношение у современных читателей и к злободневным в своё время колониальным конфликтам, изображённым в творчестве Фенимора Купера.
Но, наверное, интереснее предположить, что будут читать следующие поколения юных читателей через десять лет? Двадцать лет? Останется ли в круге их чтения хоть одна из названных книг?
Примечания
1 Кукулин И., Майофис М. Детское чтение советской эпохи: несоветский взгляд // Новое литературное обозрение. 2003. № 2 (60). С. 215.
2 Резолюция XIII съезда партии // О партийной и советской печати, радиовещании и телевидении. Сборник документов. М., 1972. С. 113.
3 Цит. по: Разин И. Библиография пионерской и детской книги (1919–1925). М.–Л., 1926. С. 7.
4 Там же.
5 Жаров А. Рождение песни // Костёр. 1961. № 5. С. 21.
6 Например, «В помощь учителю и старшему вожатому». Казань, 1961. С. 3–8.
7 Гимназические классы 371-й школы являются экспериментальной площадкой РАО, в них углублённо изучаются лингвистика и математика, работают в них в большинстве преподаватели СПбГУ и других вузов Санкт-Петербурга.
8 Кассиль Л., Поляновский М. Улица младшего сына. М., 1980.
9 Укажем лишь на одно: Кулешов Е.В. Заметки о художественном мире Аркадия Гайдара: оппозиция “сакральное/профанное” // Детский сборник. Статьи по детской литературе и антропологии детства / Сост. Е.В. Кулешов, И.А. Антипова. М., 2002. С. 289–300.