Солдатское сердце: роман Георгия Владимова «Генерал и его армия»

Роман Георгия Николаевича Владимова (1931–2003) «Генерал и его армия», напечатанный почти пятнадцать лет назад, и сейчас остаётся едва ли не самым значимым произведением о Великой Отечественной войне. Он вызвал активные споры при появлении, но всё же удостоен нескольких премий, в том числе первого русского «Букера». Писателю удалось не столько по-новому показать войну, сколько осмыслить её в гуманистических традициях русской классики.

В романе Владимова война освещена эпически. После “лейтенантской прозы” 1960–1970-х годов с её интересом к локальным военным эпизодам масштабное изображение казалось уже отжившей традицией. Произведение же Владимова к ней возвращает: читатель видит не только Подмосковье 1941 года и форсирование Днепра в 1943-м — основные сражения, описанные в романе, — но и “слышит” о многих других событиях Великой Отечественной войны — от осады немцами Бреста до взятия русскими Берлина. Полнота представления о войне достигается разнообразием собственно фронтовых эпизодов, включающих отступления армий и захваты плацдармов, воздушные бои и танковые атаки, совещание командующих фронтами и допрос “языка”, работу связистов, медсестёр и смершевцев. Словом, в этом романе есть всё, что делает военную прозу неувядающе интересной и обеспечивает память о войне. Так писать можно только после «В окопах Сталинграда» В.Некрасова и других произведений “лейтенантской прозы”, созданных по личным воспоминаниям участников окопных сражений, собственным опытом знавших заложенные после взрыва уши, тяжесть миномёта на плече, вкус концентрата и вид проникающего ранения.

Масштабность же изображения войны Владимовым сопоставима с «Жизнью и судьбой» В.Гроссмана и «Живыми и мёртвыми» К.Симонова, но для последней параллели очень ощутимой оказалась историческая дистанция, позволившая выйти за рамки идеологических стереотипов. Владимов не мог непосредственно участвовать в сражениях Великой Отечественной, поскольку родился только в 1931 году. Но ощущение войны жило в его поколении не только в детской памяти, но и благодаря близкому общению с фронтовиками. Позднее, высланный из страны, он работал в немецких архивах. Все сведения о войне писатель собирал очень тщательно; подобно великому предшественнику, летописцу первой Отечественной войны, он изучил множество документов, воспоминаний участников, причём с обеих сторон.

Объяснение стратегии, необходимое в романе о войне, не всегда интересно обычному читателю; распространённая среди школьников практика — чтение в толстовском романе страниц “мира” и пропуск страниц “войны” — это подтверждает. Владимов блестяще справился с трудностью. Читатель его романа постоянно ощущает, что за всеми военными операциями, большими и малыми, удавшимися и неудавшимися, стоят люди, учившиеся всё это планировать и осуществлять, вкладывающие в разрабатываемые операции ум, талант и душу. А люди всегда интересны.

Немаловажная сфера проявления личности человека — его профессиональная деятельность. Автор видит в военных профессионалов и признаёт войну искусством. Серьёзность отношения к тактике и стратегии придаёт роману особую основательность и убедительность. Работа генералов понимается не как представительство, а как творчество, труд; это результат знаний и умственных усилий, иногда озарения, иногда ошибки, как в любой другой профессиональной деятельности.

Такой подход позволяет автору объективно не отождествлять войну с убийством. Он вводит в роман несколько эпизодов расстрела и казней. И каждый раз это вызывает у героев, в том числе и не “положительных”, стыд. Например, мучается адъютант Донской, не сумевший помешать самосуду над русскими пленными, спровоцированному майором Светлооковым; мучаются и члены штаба армии, “люди войны, наученные мастерству убивать, причастные к десяткам тысяч смертей”, наблюдавшие (и только) казнь на городской площади. “Должно быть, какой-то высший судия насылает на нас это ощущение, наказывая за соучастие, а зритель ведь тоже соучастник… Всё-таки это разные вещи: почему-то же для войны годится почти любой здоровый мужчина, но для этого ремесла подбираются люди особые, чего-то лишённые или, напротив, наделённые чем-то, чего все другие лишены”. Главный герой романа неоднократно грозит подчинённым расстрелом, но ни разу, тем не менее, не осуществляет угрозы. Совсем не из трусости или забывчивости генерал Кобрисов не прибегает к расстрелу. Он способен и играть со смертью, и бросать ей личный вызов; он по должности был обязан даже планировать гибель многих людей, но убивать он не способен — всё-таки объективно это разные вещи, даёт понять Владимов.

Как и в других сферах, люди, занимающиеся военным искусством, могут быть лучше или хуже обучены, более или менее талантливы, но воевать — это их дело и долг. Поэтому так уместна в романе оценка со стороны немцев — таких же профессионалов, как и русские командующие. Немцы, так же как и коллеги Кобрисова, высоко оценили главную в судьбе генерала операцию. Кроме того, любому военному известна одна из главных стратегических заповедей: достичь результата необходимо меньшими потерями. Эта заповедь, важнейшая для генерала Кобрисова, к горчайшему сожалению автора романа и его читателя, в немецкой армии более чтима, чем в среде наших военачальников.

Владимова упрекали за якобы “возвеличивание” Гудериана. Между тем в художественной системе романа его образ чрезвычайно уместен. Немецкий полководец талантлив и умён — этим обусловлены его победы. Понимает он и причины неудавшегося “блицкрига”. Но в сложной военной ситуации он приказывает отступать, поскольку жалеет своих отличных, верных ему, но обмороженных и голодных солдат. В этот момент — подписывая приказ — он “просто человек, голый и беспомощный”. Умение встать над профессиональным позволяет Гудериану, в отличие от немецкого командования, оценить суть ведущейся войны как войны Отечественной: немцам “противостояла уже не Совдепия с её усилением и усилением классовой борьбы — противостояла Россия“.

Отечественная война тем и отличается от любой другой, что её ведение не сводится к искусству профессионалов. Простую и гениальную мысль Толстого о первостепенной важности духа армии Владимов раскрывает в своём романе последовательно. Особенность России в этом отношении подчёркивается разнообразно. Например, почувствовав странность поведения защитников Мырятина, Кобрисов понял, что “дело касалось, скорее всего, духа армии” (выделено автором. — И.М.). Он же, размышляя о поведении Власова, недоумевает, как последний мог надеяться на поддержку своих однокурсников: “боевой генерал, разучившийся понимать, что такое война, русский, разучившийся понимать Россию!” “Сухаря и штафирку”, немецкого штабиста Гальдера автор наделяет “унылым житейским пониманием, что этой стране всё на пользу, а прежде всего её бедность, её плохие дороги, её бесхозяйственность и хроническое недоедание в деревнях, недостаток горючего, мастерских, инструмента, корма для лошадей”. Старый царский генерал, двадцать лет “трясшийся от страха, что его генеральство откроется” и прятавший свой мундир на дне сундука, тем не менее отказывается быть бургомистром Орла и объясняет Гудериану, что “теперь мы боремся за Россию, и тут мы почти все едины”. В унисон с ним говорит и “потёртый русский батюшка, по всему видать — выпивоха и чревоугодник, но душою жалостливый и любвеобильный”. Особенно важно, что тема Отечественной войны вводится в роман через литературную аллюзию на «Войну и мир». Этот роман читает Гудериан во время московской кампании, и Толстой помогает ему понять значение сталинского обращения к народу “братья и сёстры”. Приказ об отступлении немецкий генерал подписывает в Ясной Поляне, в кабинете Толстого, за его письменным столом.

Эта ипостась образа — душевная, а не профессиональная составляющая личности — роднит Гудериана с главным героем романа Владимова, русским генералом Кобрисовым. Параллели и схождения между немецкими и русскими генералами нужны автору и для того, чтобы акцентировать простую мысль: в исполнении долга, в том числе профессионального, проявляется нравственность или безнравственность человека. Это уже другой уровень осмысления войны.

На генералах лежит ответственность за солдат — эту заезженную мысль Владимов, не озвучивая за очевидностью, последовательно иллюстрирует: как именно они могли беречь подчинённых или почему не берегли. Объяснить последнее можно только человеческими качествами. Из-за головотяпства командования пять воздушно-десантных бригад оказались брошенными на верную смерть, которая грозила им в любом случае: даже чудом не сгорев в небе (десант был недостаточно подготовлен и обнаружен противником) и, избежав расстрела в тылу врага, они рассматривались смершевцами как дезертиры, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Из самолюбия генерал Терещенко губит десятки тысяч солдат у Сибежа. Азартный Галаган симпатизирует Кобрисову, увидев его не склонившимся под пулемётным огнём — храбрость в общем-то бессмысленная, даже преступная для командарма, но милая сердцу отважного небесного аса. Немецкий военачальник попадает в плен, потому что его солдаты покинули боевые позиции, когда увидели перед собой безоружных раненых, отправленных командованием в атаку прямо из госпиталя; у немцев “нервы сдали”, и генерал их не осуждает. Дела фронта, по Владимову, объяснимы свойствами характера людей.

Кобрисов принимает командование армией в Литве 1941 года не потому, что считает себя великим стратегом (он, как и все, не знает, “куда вести людей, чего от них требовать”), а из заботы о солдатах: “люди должны чувствовать: они не брошены, как падаль на дороге, кто-то о них думает”. Кобрисов не боится нарушить бессмысленный приказ “ни шагу назад” и не осуждает людей, проигравших первые бои на границе: “только идиот мог приказать им сражаться там и, значит, рассматривать условную и случайную линию как боевой рубеж”. Эта готовность взять на себя ответственность — черта генерала ли, отца ли, просто взрослого человека — обеспечивает ему блестящее выполнение поставленной себе воинской задачи сохранить армию. Неразрывность связи человеческого и профессионального в образе Кобрисова проявляется на этом примере особенно ярко.

Таким был генерал в начале войны: мудрым человеком и хорошим военным, с тоской в душе ведущим свою армию на восток, одинаково стыдящимся расстреливать пленных немцев и конфисковывать продукты у мирного населения. Два года боевых действий дали ему возможность проявить воеводческий и стратегический талант, а также заставили на всю оставшуюся жизнь не любить воспоминаний о войне. Перелом в личности генерала связан с разделением в нём человека и профессионала. Случайно став свидетелем издевательства представителей Ставки над своим коллегой (малосимпатичным, но невиновным) и невольно словно поучаствовав в его наказании, “он стал ощущать отчаянное сопротивление души, измученной неправедным и недобровольным участием”. Это состояние автор называет “опасным и гибельным, запретным человеку, назначенному распоряжаться чужими жизнями числом в десятки тысяч”. К концу романа всё большее место в тексте отдаётся чувству вины Кобрисова за потерянных солдат, хотя именно этот герой старается при всех разработках, чтобы полегло их поменьше, а кому суждено — так чтобы попозже. Никаким чувством долга и профессионализмом военного всё же не оправдать ему таких потерь, какие понесла страна. Показательна кульминационная сцена романа: в минуту торжества, услышав о вручении высшей награды и повышении в чине, узнав о признании собственных заслуг Ставкой, генерал первый тост поднимает за “орёликов”. Автор во внутреннем монологе героя показывает его сопереживание солдатам, их страху смерти, боли и увечья; трудности передвижения по кочковатому полю; ощущению окопного уюта. Способность поставить себя на место другого — отличительная в Кобрисове — заставляет его сформулировать, что именно солдаты “сделали его тем, кем он был сейчас, — командармом, принимающим сводку победы”.

Особенность героя Владимова в том, что он открыт жизни, её события учат, жизненный опыт оказывается во благо: делает его мудрее и человечнее. Помогая партии осуществлять коллективизацию, он позднее понимает свою роль как преступление перед собственным народом, а ещё позже, выводя армию из окружения, сочувствует бабке-“Сусанину”, отомстившей красноармейцам за конфискованного кабанчика. Генерал обладает гибким мышлением, ему хватает ума принимать сложность и многообразие жизни и отворачиваться от всяческих идей, не поддерживаемых совестью и сердцем.

К сожалению, господствовавшая в стране идеология оправдывала гибель любого количества людей, поэтому дело совсем не в её сути: ни коммунизм, ни большевизм, ни марксизм, ни социализм совсем не обсуждаются в романе. Просто показываются люди, служащие идее. В соответствии с изображаемым временем это идеи партийные и патриотические. Например, маршал Жуков стремится победить немцев — цель, безусловно, высокая и благая, но метод его называется Кобрисовым “четырёхрядным”: результата добивается четвёртый ряд, проходящий по костям трёх полегших. Другой важный образ — комиссара Кирноса — трогательный и трагический образ морально чистого человека, поглощённого партийной идеей, словно съеденного ею. Внутреннее противоречие этого героя сформулировано совершенно ясно: “ему не под силу осуществлять защиту идей с применением оружия, для этого нужны другие свойства души”.

В конце четвёртой главы Владимов объясняет нам свой импульс для написания романа. Рассказывая о несправедливости потомков к генералу, завоевавшему плацдарм, ставший ключом ко всей Правобережной Украине, он иронически вспоминает о гоголевском “щелкопёре” и “бумагомарателе”, вставляющем людей в литературу. Ирония здесь призвана скрыть пафос: создавая роман о почти забытом генерале Н.Е. Чибисове, автор думает о спасении тем самым его генеральской чести. Таким образом, в основе замысла романа лежал этический импульс. Оценки событий и людей в повествовании также исходят из этики — в этом Владимов наследует гуманистическую традицию русской классики.

Заданность такой системы координат ощущается в композиционном решении начала романа: люди из свиты генерала Кобрисова вызываются к майору Смерша Светлоокову. По одному, разумеется, но с одинаковой целью: ведомству по борьбе со шпионами необходимо установить наблюдение за генералом, причём со стороны всех его приближённых. Последовательно рассказанные истории предательств адъютанта и шофёра свидетельствуют о психологическом мастерстве Владимова: разные люди в соответствии со своим складом, то есть по собственным, непохожим на другие, причинам, соглашаются сотрудничать с контрразведкой, но всё же не могут не ощущать это нравственным падением. Душу не обманешь: “...если пересеклись твои пути с интересами тайной службы, то, как бы ни вёл ты себя, что бы ни говорил, какой бы малостью ни поступился, а никогда доволен собой не останешься”. Зерно этики Владимова формулируется в связи с мотивами поведения ординарца Шестерикова, сохранившего честь: он совершенно однозначно понимает верность генералу как верность во всём, что и определяет твёрдость позиции.

Различение добра и зла для каждого человека на земле строго обязательно, и критерии есть в душе каждого. Эти простейшие истины оказываются самыми сложными для понимания. Проводником их в романе становится христианство как пример вечного, освященного временем авторитета. Мотивы не акцентированы, это было бы неправдой по отношению к описываемым людям и событиям, но они выводят повествование на уровень символических обобщений. Образ Андрея Стратилата, сопровождающий образ генерала Власова, делает последнего трагическим героем; образ “чёрного ангела с крестом на плече” в Предславле символизирует чистоту и правоту личных стремлений главного героя, их богоугодность, но и фатальность этого города в судьбе генерала; простые слова священника заставляют прославленного и успешливого немецкого генерала размышлять об “извечной бессмысленной кровавой чехарде: сопротивление — кара за него — месть за кару — новая кара за месть — новая месть за новую кару?” Кульминационным эпизодом в развитии этой — обобщающей — темы в романе становятся слова литературоведа, сказанные при прощании в тюрьме Кобрисову: “…Я хочу надеяться, что вы стали христианином, который уже знает, что он христианин, и равно любит как друзей своих, так и врагов. И когда грянет тяжкий час для нашей бедной родины, вы, мой генерал, покажете себя рыцарем и защитите её — со всей человеческой требухой, которая в ней накопилась”. Этот наказ генерал исполнил не только в последней его части, о чём свидетельствуют слова Кирноса: “Ты избрал мудрую тактику — всех прощать”.

Эпически объективное изображение войны в романе требует исторического контекста. Главная тема Владимова — роль государства в жизни советских граждан, поэтому так много места уделено следователю НКВД Опрядкину и майору Смерша Светлоокову, служащих в организациях, осуществлявших карательные функции. Знаменательно, что упомянутые герои олицетворяют советское государство: их говорящие фамилии призваны выявить его лицемерие. В нашей литературе были произведения, где жёстко и ясно изображалась вина государства перед своими солдатами, например «Убиты под Москвой» К.Воробьёва. Владимов же освещает тему более масштабно и осмысляет ещё трагичней. Он называет эту ситуацию “война со своими”, которую признают, каждый по-своему, и командующий фронтом Ватутин, и политрук Кирнос, и ординарец Шестериков, и генерал Кобрисов. Такая война во время Отечественной и есть самое страшное зло. Это мотивирует выбор автором таких эпитетов для своей страны, как “бедная”, “многострадальная”, “несчастная”.

Образ России в романе основывается на худо-жественных традициях Лермонтова, Тютчева, Сал-тыкова, Толстого, разве что в оценках Владимов мягче, горестней, в чём слышится страшный опыт XX века. Много грустного и скорбного сказал писатель о России, признавая её беспамятность (“страна, постоянно переделывающая своё прошлое, не имеет будущего”), безнравственное презрение многих воен-ных к живой силе, непреодолимый карьеризм чиновников. Но и здесь Владимов верен этике: обращаясь к суровому июню 1941 года, он повторяет мысль Андрея Болконского перед Бородинским сражением: “судьбы отечества меньше всего зависели от мягкой или твёрдой поступи вождя, а больше от душевного настроя свидетелей”. Свидетелями же в этой сцене выступают боевые генералы, возвращённые в первую неделю войны из заключения: они потрясены видом вождя и пытаются осознать, “что же стряслось с несчастным их отечеством и какие его ожидают судьбы”. Не сразу, но они поймут, что война всё-таки будет победной. Представляется очень важным, что автор называет главными победителями поколение двадцатилетних: “Войну и вытягивали эти девятнадцатилетние, эта прекрасная молодость, так внезапно для него вставшая на ноги и так охотно подставившая хрупкие свои плечи, и никем, никем этих мальчишек было не заменить”. Читатель владимовского романа знает, что в поколении, о котором идёт речь, вернутся с войны трое из ста. Это и есть цена Победы, сохранившей Россию в Отечественную войну вопреки “войне со своими”.

Поэтому, когда на последних страницах романа боевой генерал не вспоминает войну и думает лишь о здоровье, он всё же вызывает не унижающую жалость, а понимание и сочувствие. Цена Победы слишком велика, особенно если учесть, что желаемая свобода не достигнута. В заключительных размышлениях умирающего героя отразилось нечто, подобное предсмертному блоковскому настроению. “Если мы умерли так, как мы умерли, значит, с нашей родиной ничего не поделаешь, ни хорошего, ни плохого”. “И значит, мы ничего своей смертью не изменили в ней?” — спрашивал другой голос. “Ничего мы не изменили, но изменились сами”. А другой голос возражал: “Мы не изменились, мы умерли. Это всё, что мы могли сделать для родины. И успокойся на этом”. Смысл этого скорбного размышления — в совмещении личной трагедии каждого и неизменности общей жизни. Человеку — смерть, родине — вечность. На последней странице романа автор назовёт генеральское сердце “солдатским”. В самом общем смысле все граждане — солдаты перед родиной, как перед Богом — все братья. Понимая грусть своего героя, автор всё же убеждает нас, что пока существуют люди нравственные и талантливые, мудрые и верные, самоотверженные и любящие — страна будет жить.