Колонка главного редактора

Война и мы

Давно уже сказано о том, что мера современности — это столетие. “Сто лет — это три поколения, от деда до внука, то есть время живой памяти: о том, что было сто лет назад, человек ещё может услышать от живых свидетелей… — писал М.Л. Гаспаров. — Конечно, ход времени всё больше ускоряется, сто лет могут сжаться до пятидесяти, но вряд ли меньше”.

Наше восприятие Великой Отечественной войны или даже, вернее, наше переживание её испытывает сейчас серьёзный кризис, связанный именно с переходом этой границы между современностью и историей. Ещё не сто лет прошло, но уже и не пятьдесят. Процесс утери живой связи с событием, становящимся историей, мучителен для многих.

В общем и целом мы все равны по отношению к Отечественной войне 1812 года, и к Крымской, и к русско-турецкой, к японской, Первой мировой и даже Гражданской. Мы все о них читали. Толща времени превращает эти некогда горячие и живые события в музейные экспонаты. Их можно рассматривать очень внимательно и даже с волнением, но преграда витринного стекла не раздражает. Так и должно быть: они, события и люди, в них участвовавшие, — там, а мы — здесь.

С Великой Отечественной пока ещё не так. Они — конечно, тоже там, но всё-таки ещё и здесь. Или были здесь — только что. А мы? Почему есть такое ощущение, что об этой войне мы не только читали? Почему кажется, что и мы, в том числе родившиеся через 20–30 лет после Дня Победы, какой-то частью своего существа — тоже были там?

И самая острая мысль последнего времени: а кто эти мы? Где, по какому поколению, проходит эта граница живого и непосредственного ощущения от войны? Для кого она уже тоже перестала дышать под музейным стеклом?

Мы будем в эти майские дни говорить о войне со своими учениками. Не для галочки, не ради программы, а просто потому, что май немыслим для нас без Дня Победы. И от интонации, которую мы найдём для этого разговора, будет зависеть в том числе и то, сколько в реальности продлятся отведённые историей для современности сто лет. И будет ли этот день таким же значимым для тех, кто родился через 20–30 лет после нас.

С.В.