Перед лицом Смысла

Один девятиклассник, перешедший ко мне в класс из другой школы, начал своё первое сочинение на свободную тему так: “Смысол жизне в самой жизне”. Эта фраза произвела на меня неизгладимое впечатление — не столько из-за своего орфографического оформления, сколько из-за того, что в ней, как это ни смешно может показаться, выразилась мысль, лежащая в основе многих классических произведений. Герои Тургенева, Толстого или Достоевского тоже напряжённо думают о смысле своей и общей жизни, пытаются постичь его разумом, по-своему сформулировать, уложить в рамки теории, а эта самая жизнь “знай себе проходит”, совсем не обращая внимания на попытки её понять. В этом её великая вечная правда.

Мне, как учителю словесности, нужно было бы расстроиться из-за уровня грамотности (вернее, безграмотности) новичка, а вместо этого я испытал какое-то мало мне самому понятное чувство радости, почти физически тёплой. Пытаясь разобраться в нём, я пришёл к неожиданному выводу: эти слова — залог того, что “большая” классическая литература при всей своей отдалённости и отделённости от современных школьников может быть ими востребована. Потому что пусть на разных уровнях, в разных регистрах, но речь и в низовой, массовой культуре, и в самой что ни на есть сложной и высокой идёт об одном и том же — о Смысле с большой буквы.

Фраза моего ученика вспомнилась мне во время записи телепередачи «Культурная революция», на которую меня иногда приглашают в качестве “имеющего мнение” гостя. В тот раз обсуждалась проблема “вечных ценностей” — существуют ли они, в чём состоят, вечны ли они, ценны ли… Актёры, режиссёры, искусствоведы, психологи с азартом спорили о вечном, а мне — вместе с фразой девятиклассника — пришло на память замечательное место из «Отцов и детей» Тургенева — писателя, который, с моей точки зрения, обладал особенным даром ощущать это самое вечное. Все споры либералов и демократов о путях устройства России, все нигилистические выверты, дуэли, размолвки, обиды, все хозяйственные хлопоты, все личные неурядицы героев даны в романе на фоне “жизни бесконечной”. Чувствовать эту жизнь, её тайну, сокровенный смысл могут немногие персонажи «Отцов и детей». Среди них — Катя, сестра Одинцовой: “Окружённая свежестью и тенью, она читала, работала или предавалась тому ощущению полной тишины, которое, вероятно, знакомо каждому и прелесть которого состоит в едва сознательном, немотствующем подкарауливанье широкой жизненной волны, непрерывно катящейся и кругом нас и в нас самих” (курсив мой. — С.В.).

Мы все во власти этой волны. И когда, сталкиваясь с нашими нерадивыми, мало читающими, безграмотными учениками, мы начинаем расстраиваться, негодовать, раздражаться, даже мстить им за их невнимательность к нам и нашему делу, давайте вспомним о том, что мы равны — перед лицом вечного смысла жизни. Которого, поверьте, наши ученики взыскуют не меньше нас или наших любимых классиков — только по-своему.

Сергей ВОЛКОВ