Таким образом, отказываясь от юбилейности, мы хотим этой публикацией выразить надежду на постоянное присутствие живого наследия Дмитрия Сергеевича Лихачёва и в нашей жизни, и в российских школах. Ежедневное и вечное присутствие.

Дмитрий Сергеевич ЛИХАЧЁВ (1906–1999)... Официальное перечисление его титулов, званий и наград впечатляет — тем более что получены они именно за научные труды и общественно-просветительскую деятельность; не потому, что власти стремились его отметить, а потому, что его духовное влияние в позднесоветском мире было поразительно весомым.

Дмитрий Сергеевич — уроженец Санкт-Петербурга, сын инженера-электрика, умершего в блокаду. Учился в гимназиях и реальном училище. После окончания школы в 1923 поступил в Петроградский университет, который окончил в 1928 году. На студенческой скамье начал заниматься наукой: учась одновременно на романо-германской и славянорусской секциях факультета общественных наук, подготовил две дипломные работы: о малоизученных «Повестях о патриархе Никоне» и «Шекспир в России в XVIII веке».

В год окончания университета за участие в студенческом кружке «Космическая академия наук», где Лихачёв сделал доклад о старой русской орфографии, “попранной и искажённой врагами Церкви Христовой и народа российского”, он был арестован и осуждён на пять лет лагерей за контрреволюционную деятельность. С 1928 по 1931 год находился в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), где в журнале «Соловецкие острова» (1930. № 1) опубликовал свою первую научную работу — «Картёжные игры уголовников».

В 1931–1932 работал на строительстве Беломоро-Балтийского канала. 8 августа 1932 года “как ударник” освобождён из заключения досрочно и без ограничений.

На свободе Лихачёв работал редактором, в 1935 опубликовал статью «Черты первобытного примитивизма воровской речи», а с 1938 стал научным сотрудником Института русской литературы АН СССР. Пушкинский Дом был до конца дней Дмитрия Сергеевича его главным местом работы.

В 1941 Лихачёв защитил кандидатскую диссертацию на тему «Новгородские летописные своды XII века». Вместе с семьёй (жена и четырёхлетние дочери-близнецы) бедствовал в первую блокадную зиму. Вспоминал, как однажды они обрадовались, найдя на антресолях квартиры мешочек с манной крупой, пусть грязноватой: в довоенное время ею чистили детские кроличьи шубки. Здесь, в блокадном городе, выпустил свою первую книгу — «Оборона древнерусских городов», написанную в соавторстве с М.А. Тихановой.

В 1942 был награждён медалью «За оборону Ленинграда», а в 1946 — медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

В 1947 стал доктором филологических наук (диссертация «Очерки по истории литературных форм летописания XI–XII вв.»), с 1951 — профессор Ленинградского государственного университета.

В 1952 Д.С. Лихачёв вместе со своими коллегами получил Сталинскую премию за труд «История культуры Древней Руси. Том 2», а в 1953 избран членом-корреспондентом Академии наук СССР (с 1970 — действительный член АН СССР).

В 1955 статьёй в «Литературной газете» в защиту памятников старины Лихачёв начал свою поистине выдающуюся деятельность по сохранению традиционной культуры народов, живущих на пространствах тогдашнего СССР…

Здесь можно остановить перечисление административных отличий академика, их полный список занял бы, наверное, большую часть места, отведённого на этот выпуск «Школы филологии». Важно другое. Дмитрий Сергеевич был почитаемой фигурой в мировой славистике, при этом с уважением и радостью принял титул почётного члена историко-литературного школьного общества «Боян», появившегося в Ростовской области. Его награждали разными орденами, в 1986 перестраивающаяся советская власть вручила ему звезду Героя Социалистического Труда, но ещё в черненковском 1984 году астрономы, которым всегда виднее, присвоили имя Лихачёва малой планете: (2877) Likhachev-1969 TR2.

Он был лауреатом нескольких государственных премий, а ещё его наградили золотой медалью ВДНХ за монографию «Развитие русской литературы XI–XVII вв.». С 1986 Лихачёв стал Председателем правления Советского фонда культуры (с 1991 — Российского фонда культуры) и тогда же его избрали членом-корреспондентом секции «Ирисы» Московского городского клуба цветоводов-любителей.

Живая жизнь живого человека…

В 1998 после восстановления некогда высшей награды Российской Империи — ордена святого апостола Андрея Первозванного с девизом «За веру и верность Отечеству» — Д.С. Лихачёв стал его первым в новом списке кавалером.

Скончался Дмитрий Сергеевич Лихачёв 30 сентября 1999 года в Санкт-Петербурге. Похоронен он на кладбище в Комарово…

Д.С. Лихачёв. ИЗБРАННОЕ: МЫСЛИ О ЖИЗНИ, ИСТОРИИ, КУЛЬТУРЕ / Составление, подготовка текста и вступительная статья Д.Н. Бакуна. М.: Российский фонд культуры, 2006. 336 с. Этот новый сборник построен по небесспорному принципу. В него включены не только известные работы Лихачёва («Заметки о русском», «Россия», его воспоминания), но и подборка цитат, изречений, суждений академика по самым разным поводам — от научных и творческих до злободневных. Но поскольку подготовлена книга библиографически тщательно (а завершается «Выборочным библиографическим списком трудов Д.С. Лихачёва» и алфавитно-предметным указателем), её можно использовать как маленький путеводитель “по Лихачёву”.

Справедливости ради отметим: эта версия, особенно нелепая в столь авторитетных устах, не была принята, и вскоре журнал напечатал вежливое, но жёсткое письмо в редакцию известного лингвиста, где обосновывалось несогласие со встраиванием Лихачёва в какие бы то ни было схемы, тем более — тоталитарные.

Таких писем, наверное, могло бы быть много. Вспомним, как называли Лихачёва в 1970–1980-е годы. Он был для страны просто Дмитрием Сергеевичем, что в нашей традиционной культуре выражает высшее (и при этом не официозное!) уважение к человеку. В эпоху упадка общественной активности, безверия и интеллектуального цинизма Лихачёв оказался едва ли не единственным человеком, которому доверяли и верили безоговорочно, с надеждой, что не всё ещё потеряно. И он, в научной и личной жизни испытавший немало драм и страшных трагедий, смог эту веру, надежду, а значит, и любовь не разочаровать, а только укрепить.

У Лихачёва — в том, что он говорил, в том, что он писал —всегда находилось слово, обращённое именно к тебе, к твоим раздумьям и поискам.

Среди многих книг, выпущенных им, есть одна, на которую следует обратить особое внимание, — «Литература—реальность—литература» (дополненное издание — 1984). Она строится на принципах обоснованного Лихачёвым “конкретного литературоведения”. По мысли учёного, “сама литература — реальность в своих произведениях: она представляет собой не только развитие общих эстетических и идейных принципов, но движение конкретных тем, мотивов, образов, приёмов”. И вот “конкретное литературоведение” занято “пограничной зоной” между реальностью и литературой.

Здесь, отметим, очевиден и залог того, что даже школьное литературоведение, в лучшем своём виде основанное именно на медленном чтении произведений, может быть не только учебной дисциплиной, но и введением в гуманитарную аналитику.

“Оно даёт частные объяснения частным же явлениям литературы, приучает к медленному чтению, к углублённому пониманию произведений в реальной обстановке и к реальному пониманию стиля — не только его особенностей у того или иного писателя, но и к пониманию причин появления этих особенностей”.

Особое значение “конкретного литературоведения” основывается на том, что начало каждого из изучений “лежит в специальных и конкретных исследованиях частных тем. Без специальных исследований и их высокой научной культуры не может существовать обобщающих работ всех типов — от монографий, посвящённых авторам или их произведениям, до историй литературы самого широкого плана.

Иначе литературоведению грозит субъективизм элементарной и в конечном счёте бесплодной генерации идей и обобщений — генерации ради самой генерации” (с. 4, 7, 8).

В этой же книге в статье «Об общественной ответственностилитературоведения» (1976) читаем:

“…есть одна сторона в литературоведении, которая действительно отличает его от многих других наук. И дело не в том, что литературоведение изучает этическую проблематику литературы (хотя это делается недостаточно). Литературоведение, если оно охватывает широкий материал, имеет очень большое воспитательное значение, повышая социальные качества человека”.

И далее:

“Главный изъян наших литературоведческих работ состоит в том, что мы недостаточно чётко отделяем задачи исследовательские от популяризаторских. В результате — поверхностность, фактографичность, примитивная информативность”.

Слова, и ныне остающиеся актуальными.

Лихачёв продолжает:

“Смешение задач исследования с задачами популяризации создаёт гибриды, главный недостаток которых — наукообразность. Наукообразность способна вытеснить науку или резко снизить академический уровень науки. Это явление в мировом масштабе очень опасно, так как открывает ворота разного рода шовинистическим и экстремистским тенденциям в литературоведение. Национальные границы в древних литературах, а также в литературах, созданных на общем для разных народов языке, нередко трудно установимы. Поэтому борьба за национальную принадлежность того или иного писателя, за то или иное произведение, даже просто за ценную старинную рукопись приобретает сейчас в разных концах мира всё более и более острый характер. Унять экстремистские силы в борьбе за культурное наследство может только высокая наука: детальное филологическое изучение произведений, текстов и их языка, доказательность и непредвзятость аргументов, методическая и методологическая точность” (С. 242, 244–245).

В безбожном государстве он стал своеобразным духовником всех, кто нуждался в слове добра. Исходя из простого в общем толстовского девиза: Делай, что должно, и пусть будет, что будет — Лихачёв умел поддержать всех, кто был способен его слышать, остеречь от уныния и отчаяния… Да, наверное, его положение в общественной жизни СССР с точки зрения исторической выглядит странновато. Но вопросы здесь не к нему, а к обществу. Времена не выбирают. Родину — тоже. Делай, что должно…

Из книг Д.С. Лихачёва

Однажды Дмитрия Сергеевича спросили, как собирать собственную библиотеку. Он дал несколько советов (дело происходило в пору позднесоветского книжного дефицита), а потом сказал, что самое важное — научиться собирать не книги, а библиографию. Всё купить невозможно, а главное — и не нужно. Однако очень важно знать, что вышла та или иная книга. Она может вам понадобиться не сегодня и даже не послезавтра, но в своё время о том, что такая книга есть, вы непременно вспомните, отыщете информацию о ней в своей картотеке (сегодня и того проще — есть компьютер!), а затем раздобудете саму книгу и извлечёте из неё всё, что вам понадобилось.

Из работ и книг академика Лихачёва можно составить особый список (это ещё при жизни учёного делалось не раз — выходили биоблиографические указатели его трудов: Дмитрий Сергеевич Лихачёв. 2-е изд., доп. М.: Наука, 1977 /Материалы к биобиблиографии учёных СССР/; Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 50. СПб., 1997 /труды за 1988–1996 гг./).

Мы можем предложить лишь небольшое избранное из наследия Д.С. Лихачёва, назвать, с небольшими комментариями, некоторые его статьи и книги, которые полезно было бы прочесть словесникам и их любознательным подопечным.

Но прежде всего напомним вам о двух монументальных изданиях, подготовленных при его непосредственном участии. Это «Памятники литературы Древней Руси» в 12-ти томах (М.: Художественная литература, 1976–1994), составление и общая редакция которой принадлежит Д.С. Лихачёву и другому выдающемуся учёному-древнику, члену-корреспонденту РАН Льву Александровичу Дмитриеву (1921–1993). Сюда в подлинниках и переводах вошёл основной корпус произведений древнерусской литературы.

На её основе с 1997 года санкт-петербургская «Наука» стала выпускать книжную серию «Библиотека литературы Древней Руси» — самую обширную в истории освоения древнерусского письменного наследия (пока вышло 14 томов). В её разработке Д.С. Лихачёв также принял непосредственное участие как один из редакторов, ему принадлежат вступительные статьи к томам 1–7, 9–12. С появлением этой «Библиотеки…» нашим современникам становится доступным по существу всё богатство древнерусской литературы.

Эти издания параллельно воспроизводят древнерусский текст и его перевод на современный русский язык. Здесь же следует назвать построенную по этому принципу книгу «Изборник», входящую с состав известной «Библиотеки всемирной литературы» (М.: Художественная литература, 1969; составление и общая редакция Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачёва; вступительная статья Д.С. Лихачёва). Антология вышла большим тиражом и может с успехом использоваться в школьном преподавании литературы.

Скажем ещё об одной книжке, которую, может быть, помнят многие учителя,— «Рассказы начальной русской летописи» (М.: Детская литература, 1964). Это пересказ «Повести временных лет», сделанный для школьников филологом Т.Н. Михельсон и Д.С. Лихачёвым; переиздана в книге «Рассказы русских летописей» (М.: ИЦ «Витязь», 1993).

Особая страница в научной биографии Дмитрия Сергеевича — его труды, посвящённые «Слову о полку Игореве». Назовём здесь два: обобщающий —

«Слово о полку Игореве» и культура его времени. Изд. 2-е, доп. Л.: Художественная литература, 1985;

и предназначенный именно для учителей — «Слово о полку Игореве»: Историко-литературный очерк. М.: Просвещение, 1976.

Здесь в приложении помещено пояснение «Как читать “Слово о полку Игореве”», то есть как читать вслух, произносить это произведение. Д.С. Лихачёв разбил текст памятника на абзацы и на ритмические единицы (“как они мне представляются”, — оговаривает он), расставил ударения, дал пояснения по произношению. Интересная подробность, важная для читателей нашей газеты. Д.С. Лихачёв пишет: “В церковнославянских текстах не было звука «ё», но язык «Слова» не церковнославянский, а древнерусский, и этим, очевидно, объясняется, что А.С. Орлов (академик, крупнейший специалист по древнерусской словесности. — С.Д.) произносил во многих случаях «е» под ударением как «ё» — там, где оно так же произносится в современном русском литературном языке” (с. 120).

«Человек в литературе Древней Руси» (М.–Л.: Изд-во АН СССР, 1958; есть переиздания) — книга, где Лихачёв стремится установить, каким видели человека в древнерусской литературе, какими мировоззренческими и художественными принципами руководствовались авторы при его изображении.

Классическими стали две книги Лихачёва — «Текстология: На материале русской литературы X–XVII веков» (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962; были переработанные и дополненные издания 1983 и 2001) и «Поэтика древнерусской литературы» (1967; дополненные издания — М.: Наука, 1979, 1987).

В «Текстологии», сегодня прочно вошедшей в круг книг, которые каждый студент-филолог должен прочесть-изучить как можно раньше, есть принципиальное положение о текстологии как самостоятельной, а не “вспомогательной” науке. “Разделение наук на добывающие материал и его обрабатывающие отходит в прошлое” (с. 5), — писал Д.С. Лихачёв в угрюмом 1983 году. Тогда этот тезис, помимо всего прочего, был знаком противостояния произволу в обращении с фактами, творившемуся в гуманитарных (и не только в гуманитарных!) науках при владычестве компартии. Однако и сегодня положение: “текстология — и в своей теоретической, и в своей практической части — база литературоведения и исторического источниковедения” (с. 6) — остаётся незыблемым залогом обеспечения точности в литературоведческих исследованиях, полноценного научного анализа и остережения от эссеистического произвола.

В «Поэтике древнерусской литературы» Лихачёв не только продолжил, вслед за своими предшественниками, исследование художественных особенностей и жанрового своеобразия литературных памятников, но и установил в древнерусской словесности особую эстетическую систему, сформировавшуюся в разнообразном взаимодействии с литературами других стран и при этом оказавшую огромное влияние на русскую литературу Нового времени.

А в завершение книги Лихачёв дал своё обоснование причин, по которым поэтику древнерусской литературы следует изучать. “Вся история развития человеческой культуры есть история не только созидания новых, но и обнаружения старых культурных ценностей. И это развитие понимания других культур в известной мере сливается с историей гуманизма. Это развитие терпимости в хорошем смысле этого слова, миролюбия, уважения к человеку, к другим народам” (с. 353).

Занимаясь в своём труде серьёзными филологическими проблемами, Лихачёв смог, избегнув публицистичности, вновь сказать о реальной духовной, объединяющей силе филологии как важнейшей из гуманитарных наук.

В лучшем смысле сенсационной стала книга Д.С. Лихачёва и А.С. Панченко «“Смеховой мир” Древней Руси». Выпущенная в научно-популярной серии «Из истории мировой культуры» издательства «Наука», она стала интеллектуальным бестселлером второй половины 1970-х годов. Впрочем, бестселлер здесь — слово неточное. Десятитысячный тираж книги явно был мал, но его не увеличили, так что в большинстве библиотек этого издания не найти: зачитано до полной непригодности читателями и списано по ветхости. Правда, в 1984 году ленинградское отделение «Науки» выпустило переработанное издание новаторского труда — монографию «Смех в Древней Руси». В предисловии авторы (их теперь было трое — кроме Лихачёва и Панченко, молодая исследовательница Наталья Понырко, ныне заведующая Отделом древнерусской литературы ИРЛИ РАН) с удовлетворением отмечали, что их книга вызвала дискуссию о сути древнерусской смеховой культуры. Крупнейшие учёные-филологи Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский высказали свою концепцию, согласно которой “смех в Древней Руси был направлен не столько на самого себя самим смеющимся, сколько «работал на зрителя»”. Однако, по выводу соавторов, “юродивый своими чудачествами прежде всего убеждал самого себя в своём смирении”, а когда Иван “Грозный делил Россию на опричнину и земщину, он делал всех участниками грандиозного действа и заботился не о зрителях, а наслаждался безграничной властью сам — властью вплоть до отказа от власти” (с. 6).

Понятно, что читатели того времени могли увидеть за этими научными спорами злободневный ряд ассоциаций с историей ХХ века, они и были, разумеется. Но суть в том, что эти ассоциации возникают у нас, но сами эти сопоставления связаны не с пресловутыми “кукишами в кармане”, которые вертят интеллигенты советской власти, а лишь отражают глубокие, до сих пор не вполне познанные черты человеческого развития, воспроизводящиеся в разные исторические эпохи… (В 1997 книга вышла под заглавием «Историческая поэтика литературы. Смех как мировоззрение».)

Мысль об этом возникает и при чтении (и рассмотрении) замечательной монографии Д.С. Лихачёва «Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей» (1982; переиздания с дополнениями — 1991, 1998), где сад как выражение определённой философии, знаний о мире и природе представлен в виде эстетической системы, “системы содержательной, но содержательность которой требует своего совсем особого определения и изучения”.

Дмитрий Сергеевич много писал для молодых людей, для детей, для педагогов, готовил свои статьи именно для учащихся и учащих. Объяснять почему — излишне, а вот напомнить о двух книгах, когда-то бывших в каждой школьной библиотеке, не помешает.

В сборнике «Земля родная: Книга для учащихся» (М.: Просвещение, 1983) пять разделов: «Слово к молодым», «Заметки о русском», «Экология культуры», «Новгород Великий», «Древнерусская литература и современность».

Она и сегодня полностью сохраняет своё познавательное и воспитывающее значение. Причём это воспитание — без назидания. И, конечно, не только подростков. Так, маленькими заметками Лихачёва «Учитесь говорить и писать» и «Любите читать» (с. 31–35) можно (и нужно!) заменить многие методические разработки и пособия, написанные чудовищным языком и вызывающие отвращение к литературе как школьному предмету.

(Здесь подумалось: а может быть, у тех, кто сейчас изничтожает литературу в школе, попросту были плохие педагоги-словесники, которые, конечно, сушили им мозги методикой по-министерски, а Лихачёва и к детям не допускали, и сами не читали?!)

От словесника очень много зависит в дальнейшей судьбе личности, напоминает Лихачёв. Они формируют “не только мировоззрение своих учеников”, но и воспитывают в них “вкус, добрые чувства к народу, интеллектуальную терпимость…” Вот и у Дмитрия Сергеевича был замечательный учитель словесности — Леонид Владимирович Георг. Ему Лихачёв посвятил статью «О моём учителе», назвав в ней важнейшие, по его убеждению, “качества идеального педагога”. Ими обладал Георг.

“Он был разносторонне талантлив, умён, остроумен, находчив, всегда равен в обращении, красив внешне, обладал задатками актёра, умел понимать молодёжь и находить педагогические выходы в самых иногда затруднительных для воспитателя положениях”.

В 1985 издательство «Детская литература» выпустило ещёодну книгу Д.С. Лихачёва для школьников — «Письма о добром и прекрасном». Она тоже многим хорошо известна, и я напомню здесь лишь её завершающее письмо, тридцатое — «Об искусстве слова и филологии». В нём есть слова, которыми не только можно завершить этот обзор, но и начертать бы на открытках, которые затем отправить нашим властям.

“…филология лежит в основе не только науки, но и всей человеческой культуры. Знание и творчество оформляются через слово, и через преодоление косности слова рождается культура.

Чем шире круг эпох, круг национальных культур, которые входят ныне в сферу образованности, тем нужнее филология. Когда-то филология была ограничена главным образом знанием классической древности, теперь она охватывает все страны и все времена. Тем нужнее она сейчас, тем она «труднее», и тем реже можно найти сейчас настоящего филолога. Однако каждый интеллигентный человек должен быть хотя бы немного филологом. Этого требует культура…

…Будьте и филологами, то есть «любителями слова», ибо слово стоит в начале культуры и завершает её, выражает её”.

Подготовил Сергей ДМИТРЕНКО.