Я иду на урок

Ольга МАЕВСКАЯ
Виталий ЯКУБОВ

---

Ольга Станиславовна МАЕВСКАЯ (1963), Виталий Юрьевич ЯКУБОВ (1968) — преподаватели русского языка и литературы НОУ СОШ «Образовательный центр ОАО “Газпром”».

Звёзды, таящие мысли глубокие

Почему мы начинаем наши уроки по данной теме с произведений XVIII–XIX веков?

Во-первых, XVIII–XIX века — это время расцвета культуры русской цивилизации, а ядром её, как известно, является система верований, постижение истин бытия. Для России — это православие. Наша задача — проследить, как на протяжении веков проходило переосмысление самого значимого и яркого события новой эры — Рождества Христова, перевернувшего сознание людей. И естественно, что русская литература не могла оставить без внимания это событие. Именно в XVIII веке складывается светское осмысление событий Рождества, повлёкших изменение мира в направлении любви к людям и спасения души.

Началом новой эры послужило мистическое событие — Вифлеемская звезда, появившаяся на небосклоне и указавшая путь волхвам к месту рождения Бога. И русская классическая литература стремилась приблизиться к совершенству, выраженному в образе Божьем, и открыть для себя ту звезду, которая указала бы путь поэтам к достижению небывалых высот, открывающих путь в постижении истин. Вот почему русская классическая литература, начиная с XVIII века, и смотрит на звёзды, пытаясь понять, переосмыслить и оценить своё предназначение в деле общего духовного развития.

Во-вторых, начиная анализ стихотворений с XVIII века, мы преследовали и сугубо практическую цель — повторить пройденный одиннадцатиклассниками в 9-м и 10-м классах материал, связанный с творчеством великих русских поэтов, повторить некоторые литературоведческие понятия, подготовить учащихся к восприятию нового для них материала.

Уроки литературы, посвящённые поэзии, несомненно, выполняют чрезвычайно важную задачу — помогают остановить процесс эмоционального обнищания, по выражению В.Корнилова, развивают эмоциональную сторону личности детей и подростков, формируют способность к эстетическому наслаждению, к сопереживанию, заставляют душу “трудиться”, “учат по-человечески страдать” (Я.Полонский). Поэзия, как вид искусства, обращена к сердцу, способна вызвать у людей самые разнообразные, тончайшие переживания, несёт людям радость познания, зовёт к раздумьям, к сотворчеству, сея зёрна добра и красоты, очищает и возвышает душу.

Тебе дано пороки побороть,
Гармония, души моей Господь...
Игорь-Северянин

Отсчёт своей общей истории человечество ведёт от Рождения Иисуса Христа. А возвестила людям о появлении Спасителя Вифлеемская звезда — звезда путеводная.

И русская поэзия, выполняя бытийное предназначение (“Исполнись волею Моей”), на протяжении веков высматривает эту путеводную звезду, звезду, указывающую путь к высотам Духа, путь к постижению истины. С тревогой познания и надеждой обретения смотрят поэты в пылающую бездну неба, а вместе с поэтами и мы со своими учениками на уроках литературы пытаемся постичь земные тайны звёзд, приобщиться к этим высоким исканиям, омыть, очистить душу чистыми волнами поэзии и вечности.

Урок 1. Звёздное небо в русской поэзии

Звёздочки ясные, звёзды высокие!
Что вы храните в себе, что скрываете?
Звёзды, таящие мысли глубокие,
Силой какою вы душу пленяете?
С.Есенин. «Звёзды»

Вопросы, вынесенные в эпиграф к нашему уроку, русская литература стала задавать чуть ли не с момента своего рождения. Попробуем и мы сейчас совершить экскурс в прошлое, чтобы увидеть, как “хорошие и разные” поэты отвечали на вопрос, какой “силой пленяют душу звёзды”. В середине XVIII века на вечернее звёздное небо взглянул Михаил Васильевич Ломоносов. Потрясённый, взглянул снова... и на свет появился настоящий шедевр молодой русской поэзии — «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния».

— Читаем первые две строфы.

Лице свое скрывает день;
Поля покрыла мрачна ночь;
Взошла на горы чёрна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.

Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!

— Как же небо с его бесчисленными звёздами отражается на мироощущении человека, на его внутреннем мире?

Ломоносов отвечает: человек чувствует своё ничтожество перед великими загадками природы, но взгляд на звёздное небо заставляет его задуматься над тайнами бытия, побуждает к поиску отгадок, рождает в нём потребность мыслить. С этих пор тема “человек и звёзды” станет сквозной в русской литературе. Через сто лет появится стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». (Слушаем романс Е.Шашиной на слова Лермонтова.) Герой стихотворения созерцает картину звёздного мира.

— Найдите слова, характеризующие этот мир.

(“Ночь тиха”, “пустыня внемлет Богу”, “тихо”, “звезда с звездою говорит”.)

— А что происходит в душе человека, обратившего свой взор к небу?

(“Больно”, “трудно”, “уж не жду от жизни ничего я”, “не жаль мне прошлого ничуть”, “ищу свободы и покоя”, “я б хотел забыться и заснуть”.)

На фоне гармонии мира, где даже “пустыня внемлет Богу”, отчётливо видны раздирающие душу человека противоречия, сомнения и тревоги, желания и страсти. Однако достижение внутренней гармонии возможно, если уйти от суетности мира и обрести свободу от жизненных тягот и, как следствие этого, покой в душе. Желание “заснуть” — это желание остаться наедине с собой, не терзаясь грехами человеческой природы. Внутренняя гармония тогда будет подобна той, что царит среди звёзд.

«Среди звёзд» — так называется стихотворение Афанасия Фета (см. Приложение), написанное спустя сорок лет после лермонтовского.

— Что сближает стихотворения Лермонтова и Фета?

(Пронизывающее всё стихотворение Фета противопоставление внешнего и внутреннего мира, мира небесного и земного. В мире звёзд “пышно и светло”, а человеку, смотрящему на звёзды, “трудно дышать”, на земле “всё темно и скудно”, звёзды — это “вечность”, человеческая жизнь — “миг”, мгновение.)

— Как же Фет отвечает на вопрос, поставленный нами в начале урока?

(Человеку “отрадно” поднять чело к звёздам, потому что звёзды вселяют надежду, дают силы, когда темно, заставляют стремиться к высокому и вечному.)

— Стихотворения Фета и Ломоносова перекликаются. Найдите эти переклички.

А.А. Фет:

Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень...

М.В. Ломоносов:

Звездам числа нет, бездне дна...
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен.

Отголоски сразу нескольких произведений можно услышать в стихотворении И.А. Бунина, вместе с которым мы вступаем в XX век, — «Не устану воспевать вас, звёзды!..» (см. Приложение). Попробуем выявить их.

Вслед за Фетом Бунин в каждой строке сопоставляет “я” и “вы” — лирического героя и предмет его восхищения. Одна из линий сопроставления — “вечность — мы, ты — миг” у Фета и бунинское:

Дни пройдут — вы будете светиться
Над моей забытою могилой.

Есть в стихотворении и отголоски лермонтовской надежды на приобщение к мировой гармонии:

И мечта, быть может, воплотится,
Что земным надеждам и печалям
Суждено с небесной тайной слиться!

Вернёмся к нашему эпиграфу. Он представляет собой первую строфу стихотворения «Звёзды» С.А. Есенина. Совсем юный поэт (стихотворение написано в 1911 году) пытается найти ответы на те же вопросы, что мучили поэтов до него.

Частые звёздочки, звёздочки тесные!
Что в вас прекрасного, что в вас могучего?
Чем увлекаете, звёзды небесные,
Силу великую знания жгучего?

И почему так, когда вы сияете,
Маните в небо, в объятья широкие?

И, может быть, Есенин сам не замечает, что отвечает на эти вопросы в последней строфе.

Смотрите нежно так, сердце ласкаете,
Звёзды небесные, звёзды далёкие!

Сила звёзд — в той ласке и нежности, с какой звёзды смотрят на нас сверху, несут умиротворение и покой, свет и тепло, и уже “ничего не страшно”, как писал современник Есенина Владимир Маяковский. Вот зачем зажигают звёзды, вот зачем русская литература “смотрит” на них.

В этой связи интересен ещё один поворот, который находим в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» (глава «Фаталист», со слов “Я возвращался домой пустыми переулками станицы...”).

Здесь автор, размышляя над судьбой своего поколения, “скитающегося по земле без убеждения и гордости”, “не способного к великим жертвам”, находит причину этого в том, что люди его поколения не смотрят больше на звёзды и не верят, что “светила небесные принимают участие” в их судьбе. Им противопоставлены “премудрые люди”, которым “силу воли придавала уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным”.

— Каково отношение Печорина к фатализму его предков?

(С одной стороны, в его рассуждениях чувствуется ирония по отношению к их наивной вере в “светила небесные”, с другой стороны, он завидует их потребности и желанию верить, ибо только пламенная вера даёт силу, целеустремлённость, а главное — знание своего жизненного назначения.)

Существует неоспоримая связь между присутствием в человеке веры, символом чего и выступают звёзды, и его нравственными качествами. (Об этом же говорил и немецкий философ Кант: “Вечно новым и постоянно возрастающим удивлением и благоговением две вещи наполняют душу, чем чаще и постояннее ими занимается размышление: звёздное небо надо мною и закон нравственности во мне”.)

Это совсем не случайно, ведь поэзия, как и философия, является способом познания мира и решает те же вечные вопросы.

С чем же связано обретение звёздами подобного символического значения? Попробуем ответить на этот вопрос на следующих уроках.

Уроки 2, 3. Рождественская тема в русской лирике XX века

Урок начинаем с чтения стихотворения В.В. Набокова «Евангелие Иакова, гл. 18».

И видел я: стемнели неба своды,
И облака прервали свой полёт,
И времени остановили ход...
Всё замерло. Реки умолкли воды.
Седой туман сошёл на берега,
И наклонив над влагою рога,
Козлы не пили. Стадо на откосах
Не двигалось. Пастух, поднявши посох,
Оцепенел с простёртою рукой,
Взор устремляя ввысь, а над рекой,
Над рощей пальм, вершины опустивших,
Хоть воздух был бестрепетен и нем,
Повисли птицы на крылах застывших.
Всё замерло. Ждал чутко Вифлеем...
И вдруг в листве проснулся чудный ропот,
И стая птиц звенящая взвилась,
И прозвучал копыт весёлый топот,
И водных струй послышался мне шёпот,
И пастуха вдруг песня раздалась!
А вдалеке, развея сумрак серый,
Как некий Крест, божественно-светла,
Звезда зажглась над вспыхнувшей пещерой,
Где в этот миг Мария родила.
(1918)

— Здесь чётко можно выделить две части, противопоставленные друг другу. Выпишем ключевые слова, которые показывают это наглядно.

всё замерло	в листве проснулся чудный ропот
реки умолкли воды	водных струй послышался... шёпот
козлы не пили	стая птиц звенящая взвилась
стадо не двигалось	прозвучал копыт весёлый топот
пастух оцепенел с простёртою рукой, воздух был бестрепетен и нем	пастуха… песня раздалась
стемнели неба своды	звезда зажглась

Обилие эпитетов во второй части стихотворения подчёркивает новый облик мира, его преображение, вызванное появлением на свет младенца Иисуса. “Божественно-светлая” звезда, напоминающая Крест, возвестила миру его рождение и указала путь искавшим новорождённого Мессию волхвам. Поэтому новая звезда получила название Рождественской, или Вифлеемской.

— Почему поэт сравнивает Рождественскую звезду с Крестом?

(Звезда не только указывает на рождение, но и, как знак небес, предрекает в будущем крестные муки Иисуса Христа за все грехи человечества.)

— В стихотворении Набоков, кроме эпитетов и сравнений, использует типичный для евангельских притч приём — анафору. Найдите его.

(Это повтор в начале нескольких строк союза “и”.)

Он придаёт стихотворению торжественный, величавый характер.

Сходные мотивы пронизывают стихотворение «Слава в вышних Богу» архиепископа Иоанна (Шаховского) (см. Приложение).

— Как понимать последнее четверостишие?

Горит Твоя звезда — святая человечность,
И мир идёт к своей любви большой;
И если кто её увидел, значит, вечность
Остановилась над его душой.

Вспомним антитезу в стихотворении А.А. Фета, выраженную в обращении бесчисленных звёзд к лирическому герою: “Вечность — мы, ты — миг”. В строках Иоанна Шаховского вечность перестаёт быть свойством небесных сил, она оказывается достижима и для души человека, только для этого надо уверовать, а уверовав, увидеть этот свет любви, который принёс на землю Господь Иисус Христос. Душой и сердцем надо возрадоваться Рождеству: услышать небесное пение ангелов, пришедших “к пустынным пастухам”, заметить “братское согласье // И ясность кроткую людей простых”, постичь “веру и терпенье волхвов”. В этом смысле позиция отца Иоанна ближе к уверенности Бунина в том, что “земным надеждам и печалям // Суждено с небесной тайной слиться”, да и звёзды в стихотворении Бунина, таинственные и юные, сияющие и нежные, дороже и понятнее человеку, чем “иероглифы” Фета, “в венцах, лучах, алмазах, как калифы, // Излишние средь жалких нужд земных”.

Совершенно иным по характеру (в сравнении с произведениями В.В. Набокова и о. Иоанна) предстаёт стихотворение Б.Л. Пастернака «Рождественская звезда» (1947). Прочитаем его вслух.

Выпишем из стихотворения Пастернака ряд сравнений, характеризующих Рождественскую звезду: мерцала “застенчивей плошки”, “пламенела, как стог”, “как отблеск поджога, // Как хутор в огне и пожар на гумне”, “возвышалась горящей скирдой // Соломы и сена”. Использованные поэтом сравнения, взятые из мира простых людей, описание “несметного сброда”, собравшегося у ледяного вертепа, придают и чудесной звезде, и самому событию, и родившемуся Младенцу очень родные, понятные и близкие сердцу каждого человека черты, подчёркивают мысль, что родившийся в эту ночь Спаситель своей крестной смертью искупит все грехи человеческие, принеся на землю любовь.

— Обратим внимание на странную неточность, допущенную поэтом в стихотворении. Заметили ли вы её?

Пастернак на протяжении всего текста стихотворения повторяет одну и ту же пейзажную деталь: “Вдали было поле в снегу и погост”, “оглобля в сугробе”, “От шарканья по снегу сделалось жарко”, “Морозная ночь походила на сказку”, “И кто-то с навьюженной снежной гряды”, “Снег, снег, снег...”. Снег в Иудее? Немыслимое явление! А если обратить внимание на другие детали: погост, ограды, надгробья, сторожка, ольха, дуб, гнёзда грачей, то перед глазами встаёт образ России. Получается, что Рождение Христа перенесено автором в Россию. Почему?

Другие детали — пещера в скале, верблюд, ослики, водопойная колода — всё-таки возвращают нас в Иудею.

— Как же разгадать эту загадку? Пусть каждый подумает дома над тайной этого стихотворения.

Замысел стихотворения в тексте связывается с мыслями Живаго о Блоке, который пришёл к мысли, “что Блок — это явление Рождества во всех областях русской жизни” и “что никакой статьи о Блоке не надо, а надо просто написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, волхвами и тёмным еловым лесом”.

Можно предположить, что не только о Блоке писал Пастернак, но и о Рождестве Христовом как общем значимом событии для всего мира. Совмещая пейзаж вифлеемский и российский, поэт говорит о нашей близости, почитании и поклонении Иисусу Христу. Для Бога нет на земле национального, территориального различия, Господь пришёл для всех людей, чтобы сказать о спасении и принести любовь. А единство мира Пастернак в своём стихотворении показывает через объединение пейзажей. А вот Рождество почти через 2000 лет — «24 декабря 1971 года» — так называется стихотворение И.Бродского (см. Приложение).

— Найдите приметы времени в этом стихотворении.

(“В продовольственных слякоть и давка”, “Из-за банки кофейной халвы // производит осаду прилавка // грудой свёртков навьюченный люд”, “Сетки, сумки, авоськи, кульки, // шапки, галстуки, сбитые набок. // Запах водки, хвои и трески, // мандаринов, корицы и яблок”.)

— Почему именно об этом пишет И.А. Бродский, что он хочет подчеркнуть?

Ему важно воссоздать такой образ жизни, когда духовное отступает на второй план, когда целью и смыслом жизни становится “достать”, “купить”, “успеть”, “схватить”, а итогом — “пустота”. Суета, заполненная заботами о хлебе насущном, и за этой суетой уже никому нет дела до души. “Несметный сброд” (Пастернак) торопится не к вертепу, а в продовольственный магазин.

В первой строчке стихотворения — «В Рождество все немного волхвы» звучит ирония. “Волхвы”, то есть волшебники, — это те, кому удалось достать нечто недоступное другим. Евангельские волхвы шли поклониться родившемуся Богу и принести Ему дары. Люди 1970-х годов, в эпоху всеобщего дефицита, рыщут в поисках пищи, совершенно, казалось бы, забывая о пище духовной. Неудивительно, что при таком образе жизни “не видно тропы в Вифлеем”, не видно “той, над Которою — нимб золотой”, и “сердца могут не признать пришлеца”. Но, пишет Бродский, празднуют-то Рождество, и видят люди “вдруг свет ниоткуда”, и главное — чувствуют потребность в звезде и даже видят её в небе.

— Как же понимать это стихотворение?

Может быть, так: чем сильнее желание властей убить в людях всякое религиозное чувство, заставить их метаться в поисках необходимого, заполнить их жизнь недостойной суетой, заставить забыть их о вечном, тем сильнее в человеке желание противостоять этому давлению, желание верить, любить, жить жизнью духа и стремиться к идеалу. (“Знал бы Ирод, что чем он сильней, тем верней неизбежное чудо”, — пишет И.Бродский.)

Несмотря на видимую бездуховность, всё равно в каждом человеке живёт надежда на духовное обновление и желание приблизиться к истинам: “Не хлебом единым жив человек, а всяким словом Божьим...”

И если люди спустя 2000 лет видят в небе Вифлеемскую звезду, значит, всё было не зря, и жертва, принесённая Иисусом Христом людям, была не напрасна.

В далёкие годы своего детства, в “заветное, кровное” уносится памятью Бронислав Спринчан в стихотворении «Звезда Вифлеемская» (см. Приложение), и всплывающие в памяти детали этого прошлого воскрешают для него события далёкого Вифлеема.

Здесь, как и в стихотворении И.А. Бродского, описаны события Рождества, воскрешённые сознательно или бессознательно в памяти человеческой, но воскрешённые именно через детские воспоминания. “Ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное ещё из детства, из родительского дома”, — писал Ф.М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы», имея в виду спасительную силу воспоминания. И стихотворение Скрипчана — прекрасное подтверждение слов Достоевского.

— Как же понять последнюю строфу?

Дорожкою ровной
В тиши деревенской
Иду, озарённый
Звездой Вифлеемской.

(“Озарённый звездой Вифлеемской”, — значит, с верой, любовью и добром в сердце, открытом людям.)

Стихотворение А.А. Коринфского (см. Приложение) явно перекликается с предыдущим произведением.

В чём же заключается эта перекличка? А.А. Коринфский тоже рисует далёкое сельское Рождество в заснеженной России. Конечно, звезда Вифлеема не сверкает над занесённым снегом русским селом, но сияет над головой звёздное небо, “огни по окнам, словно звёздочки, горят”, и ребята-Христославы держат над собой изображение Рождественской звезды. Но если с этой бумажной, самодельной звездой чистая, отрадная и святая весть, “словно сам новорождённый”, входит в дома “хмурых пасынков отчизны — // Горемычных бедняков”, значит, звезда эта — самая настоящая, возвестившая когда-то миру начало новой эры и вот уже более 2000 лет освещающая “над безднами порока” дорогу к любви и миру человечеству, ослеплённому страстями.

---

Для справки

Пресвятая Матерь Божья с Младенцем Иисусом оставались в Вифлееме, когда из далёкой страны с востока (из Персии или Вавилонии, хотя некоторые исследователи и богословы придерживаются мнения, что это была территория современной России) пришли волхвы (можно вспомнить «Песнь о вещем Олеге» Пушкина).

Волхвами, или мудрецами, назывались учёные люди. Они занимались наблюдением и изучением звёзд. В то время люди верили, что при рождении великого человека появляется на небе новая звезда. Многие язычники, наученные рассеявшимися иудеями, знали о грядущем приходе в мир Мессии — Великом Царе, Который покорит весь мир. Поэтому ждали, что когда Он родится, то на небе появится новая звезда. Волхвы были людьми благочестивыми, и Господь явил им такое знамение — на небе появилась новая, необычайная звезда. Увидев эту звезду, волхвы сразу поняли, что ожидаемый Царь уже родился. Они собрались в путь и пошли в столицу иудейского царства, Иерусалим, чтобы узнать там, где этот Царь родился, и поклониться Ему.

Царь Ирод, который правил в то время в Иудее, узнав от волхвов, что родился Младенец, предречённый пророками, решил найти Иисуса, чтобы Его убить. А для этой цели Ирод выбрал волхвов, чтобы те нашли Младенца и сказали Ироду, где этот Младенец находится.

Волхвы, выслушав Ирода, пошли в Вифлеем. И снова та самая звезда, которую они видели прежде на востоке, появилась на небе и двигалась по небу, шла перед ними, указывая им путь. В Вифлееме звезда остановилась над тем местом, где находился родившийся Младенец Иисус.

К этому времени перепись населения закончилась, и Иисус с родителями жили в доме в городе, куда они перешли из пещеры, где произошло рождение Иисуса Христа среди скота. При рождении первыми пришли поклониться Младенцу Иисусу пастухи, видевшие явление ангелов, славивших Бога и указавших место рождения Спасителя.

Волхвы же увидели Иисуса уже в доме, поклонились Ему до земли и преподнесли дары свои: золото, ладан, смирну (драгоценное благовонное масло).

Своими дарами волхвы показали, что родившийся Младенец Иисус есть и Царь, и Бог, и человек. Золото они принесли Ему как Царю (в виде дани, или подати), ладан — как Богу (ладан употребляется при богослужении), а смирну — как человеку, который должен умереть (умерших помазывали и натирали тогда благовонными маслами).

После этого волхвы во сне получили от Бога повеление не возвращаться в Иерусалим к Ироду. Тогда они пошли другой дорогой в свои земли.

Предание сохранило имена этих волхвов, которые потом стали христианами; это были Мельхиор, Гаспар, Валтасар.

Примечание. К Рождеству Христову православные приготовляют себя сорокадневным постом, который называется Рождественским. Канун Рождества Христова называется сочельником, потому что в этот день, по уставу церковному, положено есть сочиво, то есть варёную крупу с мёдом, да и то вечером, с появлением первой звезды.

---

Приложение

Афанасий Фет

Среди звёзд

Пусть мчитесь вы, как я, покорны мигу,
Рабы, как я, мне прирождённых числ,
Но лишь взгляну на огненную книгу,
Не численный я в ней читаю смысл.

В венцах, лучах, алмазах, как калифы,
Излишние средь жалких нужд земных,
Незыблемой мечты иероглифы,
Вы говорите: “Вечность — мы, ты — миг.

Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень;
Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный
К тебе просился беззакатный день.

Вот почему, когда дышать так трудно,
Тебе отрадно так поднять чело
С лица земли, где всё темно и скудно,
К нам, в нашу глубь, где пышно и светло”.
22 ноября 1876

Иван Бунин

* * *

Не устану воспевать вас, звёзды!
Вечно вы таинственны и юны.
С детских дней я робко постигаю
Тёмных бездн сияющие руны.

В детстве я любил вас безотчётно,
Сказкою вы нежною мерцали.
В молодые годы только с вами
Я делил надежды и печали.

Вспоминая первые признанья,
Я ищу меж вами образ милый...
Дни пройдут — вы будете светиться
Над моей забытою могилой.

И, быть может, я пойму вас, звёзды,
И мечта, быть может, воплотится,
Что земным надеждам и печалям
Суждено с небесной тайной слиться!
1901

Архиепископ Иоанн (ШаховскОй)

* * *

Мы слышим детский лепет, словно пенье
Тех ангелов, что вдруг, для всей земли,
Сквозь эту ночь и звёздное горенье
К пустынным пастухам пришли.

Мы замечаем братское согласье
И ясность кроткую людей простых,
Открытых Небу, ангелам и счастью,
Что родилось в святую ночь для них.

Мы постигаем веру и терпенье
Волхвов, искавших вечной глубины,
И — снова слышим в этом мире пенье,
Которым Небеса полны.

О, Господи, Великий, Безначальный,
Творец всех звёзд, былинок и людей,
Ты утешаешь этот мир печальный
Безмерной близостью Своей!

Ты видишь скорбь земли: всё наше неуменье
Тебя искать, любить, принять, найти;
И оставляешь Ты средь мира это пенье,
Как исполненья всякого пути.

Горит Твоя звезда — святая человечность,
И мир идёт к своей любви большой;
И если кто её увидел, значит, вечность
Остановилась над его душой.
1960

Иосиф Бродский

24 декабря 1971 года

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свёртков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.

И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою — нимб золотой.

Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства —
Основной механизм Рождества.

Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица как пятна.
Ирод пьёт. Бабы прячут ребят.
Кто грядёт — никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.

Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь — звезда.

Бронислав Спринчан

Звезда Вифлеемская

Звезда над запрудой,
Над вёской полесской
Горит изумрудной
Звездой Вифлеемской.

И в праздник наш главный —
Христово Рожденье —
Весь мир православный
В торжественном бдении.

Сквозь времени замять,
Сквозь годы суровые
Несёт меня память
В заветное, кровное:

В старинной церквушке,
Где слову священника
Внимают старушки
В сиянье сочельника...

Мерцает на кровле
Небес полыханье,
Из хлева — коровье
Парное дыханье.

И всплыло виденье:
Не тронутый стужей,
Спит в яслях Младенец
В пещере пастушьей.

Парок из коровьих
Ноздрей наплывает
И мягко
        здоровьем
Дитя овевает...

С душою открытой
В Рождественской стыни
С далёкой поры той
Иду и поныне.

Дорожкою ровной
В тиши деревенской
Иду, озарённый
Звездой Вифлеемской.

Аполлон Коринфский

Христославы

Под покровом ночи звёздной
Дремлет русское село;
Всю дорогу, все тропинки
Белым снегом замело...

Кое-где огни по окнам,
Словно звёздочки, горят;
На огонь бежит сугробом
“Со звездой” толпа ребят...

Под оконцами стучатся,
“Рождество Твое” поют.
— Христославы, Христославы! —
Раздаётся там и тут....

И в нестройном детском хоре
Так таинственно чиста,
Так отрадна весть святая
О рождении Христа, —

Словно сам Новорождённый
Входит с ней под каждый кров
Хмурых пасынков отчизны —
Горемычных бедняков...