События и встречи
Трибуна
Григорий ЯКОВЛЕВ
Григорий Наумович ЯКОВЛЕВ (1931) — учитель литературы московского Центра образования № 1811 «Измайлово»; наш постоянный автор.
Свобода слова и перст указующий
Школьные экзамены ушли, но не в Лету канули. Не первые они и не последние. Через год — новые. Будем ли мы, как всегда, наступать на грабли? Так как предлагаемые свыше темы сочинений зачастую бывают неудобоваримыми для школьников, выпускники 11-х классов в этих случаях предпочитают экзаменационное изложение. О нём и пойдёт речь.
Форма вроде бы знакомая с девятого класса: пересказ и выполнение задания. Почти все с пересказом справляются сравнительно легко, а вот задание теперь требует глубины, основательности, самостоятельности, знания теории литературы. (Замечу в скобках, что и третья часть ЕГЭ по русскому языку (С) — рассуждение — вызывает большее затруднение у ребят, чем тесты двух первых частей.)
Важной задачей, которая, очевидно, мучила тех, кто готовил экзаменационный материал, был подбор текста для изложения. В этот раз комиссия остановила выбор на фрагменте из книги Л.К. Долгополова «Поэма Александра Блока “Двенадцать”». Я читаю этот текст, и он вызывает у меня реакцию отторжения.
Куда, к каким берегам, к каким выводам и на каком основании ведёт читателей автор книги? По его версии красногвардейцы в поэме проходят путь “внутреннего развития” — от беззаботного существования (этот этап их жизни весьма странно иллюстрируется строками:
Гуляет ветер, порхает снег,
Идут двенадцать человек) —
к приобретению “жизненного” (кавычки автора) опыта и превращению в апостолов революции (в положительном смысле). Процитированное двустишие открывает вторую главу поэмы, и следующие за ним строки подтверждают, что эти “апостолы” уже не “порхают” (и раньше не порхали), никакого пути развития от “беззаботности” к революционному террору не проходили и в той же второй главе предстают как вполне сложившиеся безбожники (“Эх, эх, без креста!”) и бандиты, и по виду, и по сути беспрестанно палящие из ружей во всё и во всех, в том числе и в Святую Русь.
Видимо, чувствуя шаткость предыдущего аргумента, Л.К. Долгополов выдвигает новый: убийство Катьки — “грань, за которой стали изменять свой облик двенадцать апостолов”. Неужели всё-таки изменили? Как же! Убивают “толстоморденькую” шлюху в шестой главе, а в следующей “изменившие свой облик” красногвардейцы устраивают грабежи, пьянствуют и желают “позабавиться” с девицами. А дальше — больше; они и “ножичком полоснут”, и “выпьют кровушку”, и так же будут шествовать “без имени святого”, и наконец — стрелять в самого Христа. Если это “изменения”, то в какую сторону?
Христос, по версии Долгополова (цитирую только фрагмент книги), “оправдывает стихию и «разрушение»” (ох уж эти его кавычки!) и даёт красногвардейцам “важное для Блока «во имя»”. Во имя чего? Во имя разжигания “мирового пожара в крови”? О строительстве нового в поэме ни слова. И оправдывает ли Спаситель “разрушение” (“с кровавым флагом” — доказательство, считает критик)? По мнению поэта-мыслителя М.Волошина, “кровавый флаг — это новый крест Христа, символ его теперешних распятий”.
Весь текст фрагмента выдержан в безапелляционном, категоричном тоне и не предполагает дискуссий. Оказывается, по Долгополову, герои поэмы “пробиваются” к Христу, “иносказательно к самим себе — какими они должны стать...” “Христос в «Двенадцати» — символ новой эры... всего того, чего должны достичь... шествующие за ним апостолы революции”. И словно не заметил автор, что они преследуют Христа, принимая его за “товарища”, скрывающегося за домами и размахивающего красным флагом, стреляют в Него бессмысленно и нелогично, но им ведь “ничего не жаль”. И никого.
Нигде в поэме не говорится о том, что красногвардейцы шествуют за Христом и что он ведёт их. Да это и невозможно. Иисус по своей сути не может возглавлять банду безжалостных и безбожных убийц; он Спаситель, которого они не видят за вьюгой, он может привести их к покаянию, к отказу от кровопролитий и разрушений, от террора, спасти таким образом их души. Но это уже другое, истинное назначение Христа, которого полудикие фанатики, а не апостолы пытаются убить.
Теперь совершенно явно, куда, к каким выводам и на каком основании ведёт одиннадцатиклассников товарищ Долгополов. Он возвращает их к тем однозначным трактовкам поэмы, которые затвердели в годы советского единомыслия и канонизировались в учебниках литературы. Книга Л.К. Долгополова вышла в 1979 году, создавалась ещё раньше, то есть примерно тридцать лет назад.
В прошедшие десятилетия многое изменилось в нашей стране, стала рождаться свобода слова, появились новые литературоведческие статьи и книги, иные толкования смысла поэмы Блока, в частности её финала. Причём в лучшем случае исследователи исходят из содержания поэтического произведения (чему и детей учить надо), а не из принятых в 70-е годы трактовок и даже не из интересных и, безусловно, важных сведений (дневники Блока, его статьи и др.), которые необходимо знать, но не подменять ими художественный текст поэмы. Это то, чем реальная критика отличается от схоластической, как говаривал Н.А. Добролюбов. Между прочим, в самом конце предложенного фрагмента мелким шрифтом напечатано главное, и с помощью лупы можно прочесть: “...выпускник может пользоваться текстом поэмы А.Блока”. Умный ученик воспользуется этим советом, пошелестит страницами, не найдёт в поэме того, что проповедует Л.К. Долгополов, и, даст Бог, выдаст самостоятельный ответ на поставленный с позволения “Службы по надзору в сфере образования” вопрос о смысле произведения.
Но, согласитесь, большая часть учеников, привыкшая беспрекословно доверять авторитетному грифу и тексту, будет внимательно следить за перемещением указующего перста вышестоящего товарища и “своё мнение” построит в соответствии с указанным направлением. А зачем? Зачем отбирать для экзамена устаревшие тексты, суждения, зная, что есть более свежие и более интересные версии, над которыми стоит задуматься? Это касается и существенных деталей финальной, очень непростой строфы «Двенадцати». Несколько примеров.
Блоковский Христос является “по ту сторону добра и зла”; для поэта он, главным образом, — универсальный смысл того, что наступает “всё новое”, что пришли давно им предрекавшиеся “неслыханные перемены, невиданные мятежи” (А.Лавров).
Это не благословение происходящего, не “освящение” стихийного разгула страстей, а изгнание бесов, преодоление стихийного аморализма, залог будущего трагического катарсиса для героев поэмы (Дина Магомедова).
Двенадцать идут в слепой метели, вьюге, они не видят Христа, но можно допустить, что на каком-то витке истории они встретятся: жажда спасти душу приведёт к Христу (С.Лесневский).
Христос — “в белом венчике из роз”. По этому поводу читатели недоумевают и дискутируют, а специалисты высказывают любопытные предположения. “Белый венчик из роз, — считает К.Азадовский, — мистическая белая роза (святая кровь) — таков завершительный образ «Двенадцати»: ключ к толкованию этой поэмы, более «религиозной», нежели «революционной»»... по-блоковски соединившей в себе святость и святотатство, белое и красное”.
Своё мнение неуверенно выразил С.Аверинцев: “Особняком стоит фигура Иисуса Христа «в белом венчике из роз» (влияние католической символики?). Реплика образа Заратустры у Ницше?..”
По-другому комментировал эту строку Д.Лихачёв («Заметки и наблюдения»): “В символике православия и католичества нет белых роз. Но это могли быть те бумажные розы, которыми украшали чело «Христа в темнице» в народных церквах и часовнях”.
Я привожу эти высказывания в расчёте на интерес учителей-словесников. Ученики их не ведают, если они не звучали на уроках, но ребятам не мешает знать, что мнение Долгополова о финале поэмы далеко не единственное. В самом тексте или в задании должен содержаться хотя бы намёк на это. В противном случае официозная или субъективная точка зрения и аргументация автора фрагмента давит на сознание экзаменуемого и вынуждает его следовать по указанному пути. Перст указующий литературоведению противопоказан.
Я думаю, что и прошлогодний выбор текста для изложения в 11-м классе был неудачен, так как основывался, возможно, на тех же идеологических принципах, что и нынешний. Почему, спрашивается, в сотнях работ, посвящённых Некрасову, не нашли ничего лучшего, чем фрагмент статьи вульгарного материалиста и не менее вульгарного и тупо-тенденциозного революционного критика М.Антоновича? Даже в этом фрагменте содержались весьма сомнительные умозаключения, с которыми не искушённые филологи, а обыкновенные школьники вынуждены были соглашаться, старательно пересказывая измышления “авторитета”.
Удивительно: должно быть, умные люди ворошат страницы книг, отбирая лучшее, проблемное, доступное старшеклассникам благородное чтиво, обдумывают задания к изложению, формулировку вопроса... Так в чём же дело? Почему мы так часто спотыкаемся?