Непрочитанный Радищев

Несерьёзные материалы к уроку

Признайтесь, дорогие коллеги, хотя бы самим себе, но только честно — вы давно перечитывали Радищева? Причём не отдельными главами, знакомство с которыми помогает “сдать” соответствующую тему в институте, а целиком? Медленно и вдумчиво, с карандашом в руке? Если нет, то очень рекомендую. Честное слово, получите настоящее интеллектуальное и эстетическое удовольствие. Особенно если сядете в поезд «Петербург–Москва» (можно и в обратном направлении — или вообще в любом) так, чтобы за окнами бежали поля и перелески, деревенские дома и шлагбаумы и мелькали названия станций: Клин, Завидово, Тверь, Вышний Волочок…

Недавно я предпринял такой эксперимент — благо дача у меня как раз по Ленинградской дороге — и читал «Путешествие из Петербурга в Москву» “на ранних (и поздних) электропоездах”. Черкал в книжке, а кое-что и на отдельные листочки заносил — то из текста цитатку, то наблюдение занятное, то какую-то зацепку для урока. Несколько страничек таким образом исписал — и кажется, лучшего конспекта к моим будущим урокам в 9-м классе (на Радищева отвожу 2–3 часа) я и не выдумаю. В жёсткий урочный план переводить свои записи не буду, а приду в класс прямо с ними; урок же начну по ситуации — так он и идёт естественнее, кстати говоря. Могу поделиться с вами частью того, что добыл. При условии, что вы перечитаете Радищева.

Форму отрывочных, мозаичных, произвольно возникающих записей, в которых вопросы перемежаются восклицаниями, а напоминания самому себе переходят в задания для учеников, сохраню специально. Однако кое-какие вещи придётся для публикации прописать подробнее, из-за этого может возникнуть ощущение некоторой искусственности, нарочитости — или наоборот несерьёзности. Кроме того, записи я делал на обратной стороне листов, которые служили мне несколько лет в качестве конспектов к урокам по Радищеву — правда, писаны они были до перечитывания самого текста, на основе учебников и туманных воспоминаний университетской поры. Так что в мой список попадут фрагменты и из этих конспектов — но только те, что выдержали проверку радищевским текстом. А общие слова из учебников вы и сами не хуже меня знаете.

— Одно из самых сильных ощущений от книги: ощущение разговора с очень умным человеком. Он много думал о том, как устроена жизнь, человеческое сообщество и отдельный человек, о том, что такое смерть. Это человек неравнодушный и остро и тонко чувствующий. Отсюда на уроке “пойду” в сентиментализм, напомню про понятие “чувствительности” — говорили о нём в связи с «Бедной Лизой» как об умении человека “трогаться несчастиями другого”. Тут же и цитатку вверну про “я взглянул окрест себя” (без этих общеизвестностей не обойдёшься — надо, кстати, вспомнить ещё несколько). И задание можно дать: назовите чувства, которые испытал Путешественник (с примерами ситуаций, эти чувства вызвавшие), или так: какие ситуации, происшествия, предметы, люди и т.п. заставили эту душу “тронуться”? Кстати, и ещё на тему Карамзина: деньги, не взятые крестьянкой Анютой (глава «Едрово») и её матерью (подумать вообще о мотиве швыряемых денег — тут тебе и Самсон Вырин, и Настасья Филипповна).

— Очень богатая речь. Даже несмотря на архаичность и тяжеловесность (местами) это можно оценить и сегодня (или наоборот, благодаря этим качествам?). Много синонимов, сложных конструкций, одно и то же может описать двадцатью разными способами. То есть язык гнёт рукой мастера. Как неожиданно сказано про привычное: “Я налил в чашку приготовленного для меня кофию и услаждал прихотливость мою плодами пота несчастных африканских невольников”!

Для сильных учеников задание (чем не тема для реферата?): при общей “трудности”, несовременности стиля есть нарочито так тяжеловесно сделанные места, а есть и такие, где чувствуется стремление к лёгкости и полёту — найти, расклассифицировать, посмотреть, какими средствами этих эффектов добивается (обратить, например, внимание на контрастные фрагменты — финал главы «Спасская Полесть» и начало главы «Подберезье»), зачем это разное ощущение нужно писателю. И ещё тема: журналист В.Феркель сделал перевод «Путешествия…» на современной русский (есть в Интернете). Специалисты говорят, что очень бережно. Те же специалисты при этом отмечают, что, читая перевод, испытываешь сильнейшее желание вновь возвратиться к подлиннику. Иными словами, спросим: “Что теряется при переводе с русского на русский?” Или даже зададим сделать перевод фрагмента — а потом обсудим.

— Любопытно: Радищев то и дело встречает на своём пути людей, пришедших в “горячность” и поспешно стремящихся покинуть свет, отчаявшихся — от малейшего столкновения с государством (см. главы «Чудово», «Зайцово», «Спасская Полесть»). Странно, что все они мчатся “вон из Москвы” — точнее, “вон из Петербурга” — не умея или не желая решить возникшую ситуацию, уязвлённые, обиженные. Предвестники Чацкого. Кстати, подумать над этой перекличкой — в истории г-на Крестьянкина (гл. «Зайцово»), например, очень много любопытных сближений. Он также оказался оклеветан, так же громит крепостное право в своём страстном публичном монологе. А вот как заканчивается сцена: “Все молчали в ожидании, что, оскорбитель всех прав, я взят буду под стражу. Изредка из уст раболепия слышалося журчание негодования. Все отвращали от меня свои очи. Казалося, что близстоящих меня объял ужас. Неприметно удалилися они, как от заражённого смертоносною язвою. Наскучив зрелищем толикого смешения гордыни с нижайшею подлостию, я удалился из сего собрания льстецов”. Чем не финал 3-го и 4-го акта сразу? Чацкий ведь, кстати, и сам путешественник. И так же путешествие связано с революционностью: “Кто путешествует, в деревне кто живет…” — “Да он властей не признаёт!”

Есть, правда, и обратное движение — в Петербург спешат те, кто ещё не утратил веры в возможность найти защиту и справедливость. Скоро ли они помчатся обратно? Кстати, и задание: найти в тексте тех, кто едет в Петербург, и тех, кто едет из него. Сопоставить истории, ситуации, проблемы.

— Путешественник не боится быть честным и признаваться в таких вещах, о которых лучше бы помолчать. “Воспомянул дни распутныя моея юности… Востревоженная чувствами душа гонялася за их услаждением, почитая мздоимную участницу любовныя утехи истинным предметом горячности”. И про “смрадную болезнь”, навлечённую на себя “невоздержанием в любострастии”. И вообще в описании фривольных сцен (например, оргий в валдайских банях) не стесняется. Живой человек, а не ходячая мораль. Вот этого ощущения живого XVIII века часто не хватает на уроке. Держать в голове на всякий случай.

— Поскольку «Путешествие…» читаем после Фонвизина, то тут все карты в руки для сопоставления. Фонвизин всё-таки за просвещённую монархию, за дворян типа Правдина и Стародума. Радищев же предъявляет монархии счёт, он против тирании — и вообще дворянства как класса. Тут можно пойти к двум вопросам: почему так? и во что это вылилось? “Почему” — повод поговорить о биографии Радищева, воспитании, чтении просветителей, учёбе за границей, случае с Бокумом. “Чем кончилось” — о ссылке, судьбе текста «Путешествия…» и даже о самоубийстве. Этот узел урока можно завершить ключевыми вопросами: “Что так раздражило Екатерину? Почему путешествие из одной столицы в другую оказывается столь разоблачительным? Почему с Радищева ведут начало русские революционеры?”

Может быть, именно так начать урок? Пусть это будет ход для класса, который плохо прочтёт текст к первому уроку или не будет готов делиться впечатлениями. Ведь с одной стороны, рассказ на себя возьму я, с другой стороны, активно будем писать на доске и в тетради, вникать в логику, слушать фрагменты и отвечать на вопросы. То есть будет ощущение работы на уроке. Обман, конечно, но всё лучше, чем ругань и двойки.

— Ещё “хозяйке на заметку”: в главе «Крестьцы» большое и подробное наставление отца сыновьям, надолго уезжающим от него. Вспоминаются отцовские заветы Молчалину, Гринёву, Чичикову, Лаэрту из «Гамлета». Опять тема для ученического исследования?

— А может, начать первый урок с чтения самых ярких, цепляющих страниц? Попросить ребят найти эти страницы (с их точки зрения), а потом прочесть свои. А какие? Наверное, из главы «Зайцово» про убийство крепостными жестокого хозяина-асессора (психологический триллер — невозможно оторваться!) или из главы «Чудово» про тонущую лодку и спящего начальника. Но тут же на контрасте надо что-то противоположное: например, из главы «Едрово» сравнение городских и сельских красавиц, чтобы посмеяться, чтобы “оживить”. Или вот такие бесподобные моменты: “Я уснул весьма крепко и не просыпался долго. Возмущённые соки мыслию стремилися, мне спящу, к голове и, тревожа нежный состав моего мозга, возбудили в нём воображение… Наконец, как то бывает, некоторое мозговое волокно, тронутое восходящими из внутренних сосудов тела парами, задрожало долее других на несколько времени, и вот что я грезил”. Во как могли писать. Сейчас бы мы сказали коротко и тускло: “Мне приснилось, что…” Кстати, стилизацию “под Радищева” можно попробовать сочинить?

— “Грифельная ода” и «На смерть князя Мещерского» Державина так и просятся в сравнение с началом гл. «Новгород». “Время с острым рядом зубов смеётся вашему кичению” — “Вечности жерлом пожрётся”. Про одну и ту же “реку времен”.

— Важная тема: связь с Пушкиным. «Вослед Радищеву восславил я свободу» — и ода «Вольность». Одно из ранних стихотворений — и итоговое. Значит, устойчивый интерес к Радищеву всю жизнь. Пушкин написал о нём статью, удивлялся его смелости. Посмотреть на эту тему учебник Качурина, там Пушкин — центральная фигура года.

— Может быть, кстати, попросить оценить эту смелость Радищева, примерить на себя? Или прочесть «Путешествие…» глазами государыни? Интересное задание, некоторых “смотивирует”: пусть напишут на полях книги сами то, что они написали бы на месте Екатерины (только не выражаться!).

— “Блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого, блажен, если в едином хотя сердце посеял добродетель” — привет Гоголю: “Счастлив писатель и проч.”. 7-я глава «Мёртвых душ».

— Крепостное право — как о нём сегодня говорить, чтоб зацепляло? Это было давно и не про нас — на самом деле, не так уж и давно и — увы! — про нас. Потому что оно было в два раза дольше, чем его нет — и в психике оно сидит у нас прочно. Конечно, это страшный, зверский обычай (Радищев не скупится тут на примеры; добавим к названным главы «Медное», «Городня»), развращающий и хозяев, и рабов. Крепостное право разрушает страну духовно и экономически (глава «Любани»). Сильнейший пафос освобождения, призыва к нему — подготавливает и «Деревню» Пушкина, и Некрасова. Униженные, оскорблённые, “мёртвые в законе” обычные люди — очень уж современно звучащая тема.

— С темой крепостного права тесно смыкается вторая по важности тема: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние». Вообще стремление взглянуть на государственное устройство естественными глазами — мотив прозрения в главе «Спасская полесть». (Кстати говоря, перед нами сон героя — можно вести нити к другим литературным снам или потом возвращаться к радищевскому.) Такое устройство рождает царьков повсюду, любой начальник повторяет в миниатюре жестокосердого правителя из сна (и опять примеры из современности просятся; очень обжигающая книга). Любопытно, что, разбираясь со столь важным для XVIII века понятием, как закон, Радищев ставит его выше государя (вспомним формулу идеального государственного устройства из пушкинской «Вольности») — но при этом помнит и о такой вещи, как добродетель. Она, безусловно, выше закона. С одной стороны, “не дерзай никогда исполнять обычая в предосуждение закона”, с другой — “Но если бы закон, или государь, или бы какая-либо на земле власть подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной неколебим”. Возможно ли нравственное устройство общества — или это утопия? Кстати, многие девятиклассники размышляют о политике, тут можно зацепить их через эту проблематику. А что, если сделать совместный урок с учителем обществоведения? По крайней мере, поставить вопрос о современности радищевского текста.

— Есть блистательные цитаты, которые нужно сохранить для урока или каких-нибудь статей в газету «Литература». “Классические авторы нам все известны, но мы лучше знаем критические объяснения текстов, нежели то, что их доднесь делает приятными, что вечность для них уготовало” — это о необходимости медленного чтения, о вторичности “знаний о…” перед эстетическим переживанием. Привет всем нам, учителям литературы. “Тот, кто сам умеет что сделать, умеет заставить сделать и будет на погрешности снисходителен, зная все в исполнении трудности” — это я бы посвятил членам медальных комиссий: может быть, им стоит попробовать самим за шесть часов написать безупречное во всех смыслах сочинение? А вот это стоит вставить в стандарт, в раздел «Требования к учащимся»: “Прежде всего попечение моё было, да познаете ваш собственный [язык], да умеете на оном изъяснять ваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие было в вас непринужденно и поту на лице не производило”. Всё лучше суконного чиновничьего языка.

Ещё один пример — того, как тонко, точно и образно можно рассказать о поэтической фонетике: “Стих «во свет рабства тьму претвори». Он очень туг и труден на изречение ради частого повторения буквы Т и ради соития частого согласных букв: «бства тьму претв»… Иные почитали стих сей удачным, находя в негладкости стиха изобразительное выражение трудности самого действия” (дать последнее предложение и попросить проиллюстрировать его примерами из поэзии XX века — хорошее задание).

Здесь остановлюсь. Мне важно было не дать полный список всех записей, а поманить вас Радищевым и попутно показать способ работы с трудным литературным произведением при подготовке к уроку. Жанр “путевых методических заметок” бывает очень выигрышен: в результате мы получаем “строительные кирпичи”, из которых будем возводить здание прямо на уроке (каждый раз разное — это и увлекает). Такой подход имеет свои очевидные плюсы перед жёстким конструированием урока дома и воспроизведением этой конструкции в классе. Один из самых сильных плюсов: ваша личная творческая заинтересованность, которая чувствуется учениками и заряжает их, а также открытость подобной системы для новых элементов. Ведь вы будете обсуждать книгу со школьниками — вполне возможно, что ваши записи пополнятся их необычными наблюдениями. В заранее построенной конструкции их подчас бывает некуда втиснуть.

Конечно, такой подход труден, пугает своей непредсказуемостью. Такой подход методически сомнителен и вряд ли будет одобрен завучем, любящим сунуть нос в план урока. Но попробовать его стоит. Начните уже сейчас — с перечитывания Радищева. Впрочем, “если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги её для бессонницы”. Автор не обидится — сам разрешил.