События и встречи
Трибуна
Инна КЛЕНИЦКАЯ
Инна Яковлевна КЛЕНИЦКАЯ (1929) — учитель литературы московской школы № 179.
“Они не хотят читать классику...”
Так ведь мы им и не объясняем: а зачем вообще нужно читать? (Нельзя же всерьёз считать убедительными общие фразы о культурном человеке.)
Я поняла: именно с этого нужно начинать. И на первом же уроке в новом 9-м или 10-м классе ошарашиваю ребят вопросом: “Вот скажите, сколько человек вы хорошо знаете? Настолько хорошо, что понимаете их чувства, мысли, представляете, как они поступят в разных ситуациях?” Молчат подростки, думают. Наконец раздаются робкие голоса: “Человека два-три...” Кто-то объявляет, что по-настоящему не понимает никого, даже родителей, кто-то считает: “Хорошо знаю только себя!” Бывает, какой-нибудь умница признаётся, что и себя-то понимает не всегда. “Вот видите, — говорю, — больше трёх никто не назвал. Согласитесь: это очень мало, чтобы научиться понимать людей. Опыт каждого человека, даже немолодого, ограничен. А в книгах перед нами — много персонажей. Прочёл человек, скажем, десять книг — познакомился с несколькими десятками людей. К тому же в жизни мы далеко не всегда знаем мысли и чувства даже тех, с кем постоянно общаемся. Писатель же помогает нам, обнажая внутренний мир своих персонажей. Книга расширяет наш жизненный опыт, помогает лучше понимать окружающих, да и себя тоже. А то бывает: прекрасный специалист или руководитель, а не может построить отношения даже с самыми близкими людьми”. Затем говорю о том, что в книгах отражены некие общие закономерности жизни. Никто ведь не сомневается в том, что существуют законы природы, экономики, общественной жизни. Нелогично было бы думать, что при этом никаких закономерностей частной жизни человека не существует. Конечно, тут что-то зависит и от случая, но ведь не всё же! А многие люди отказываются признавать это. Всё, дескать, от случая и везенья. Предлагаю ребятам подумать, почему. Постепенно разговор завязывается, и кто-нибудь да скажет: потому что каждый хочет думать, что не он виноват, не он не так живёт, а просто так случилось. Да, соглашаюсь я, куда легче всё свалить на случайность: попался плохой начальник, плохой муж (жена), плохие соседи. А хорошая книга как раз и учит размышлять над жизнью, потому что писатель отражает её закономерности (осознанно или нет, вольно или невольно). Ставлю перед ребятами вопрос: а что такое хорошая книга? Отвечают хором: “Интересная!” Так-то оно так, говорю, но этого мало. Потому что книга может быть интересна по-разному. Например, просто из-за острого сюжета, приключений всяких. Если на каждой странице погоня и стрельба, да ещё тайны какие-нибудь, оно, конечно, любопытно, чем всё кончится. Кто-нибудь из подростков обычно говорит, что хорошая книга заставляет думать. Соглашаюсь, но добавляю, что в хорошем реалистическом произведении персонажи воспринимаются как живые люди, их не перепутаешь. А возьмёшь иной детектив, так, скажем, майор Иванов ничем, кроме имени, не отличается от полковника Петрова. Даже говорят они одинаково. Какое уж тут понимание людей!
После такой беседы ребята совсем по-другому воспринимают категорическое и самое главное требование: все изучаемые произведения должны быть внимательно и вовремя прочитаны. Без хорошего знания текста никто не может получить даже удовлетворительную оценку.
Конечно, такой вступительный урок обязывает. После него нельзя, к примеру, трактовать «Евгения Онегина» только или преимущественно как произведение о “лишнем человеке”, минуя или отодвигая на задворки вечный, общечеловеческий смысл романа. (Подробно об этом я писала в своей книге «Когда слова диктуют чувство». М.: Просвещение, 1991.)
Ученику важно понимать, что произведение,
которое ему предстоит прочитать, действительно
интересно. Я стараюсь заранее показать это
ребятам. О «Войне и мире», например, говорю: в этом
удивительном романе есть все ситуации, которые
бывают в жизни. И предлагаю назвать любую
житейскую ситуацию, обещая сообщить, в каком томе
она отражена. Девочки требуют “первую любовь”.
(Пожалуйста, 1-й том и конец
2-го — зарождающееся чувство Пьера.) Востребована
также “измена в любви”. (А это, будьте добры, во
2-м томе.) Мальчики желают про “подвиг на войне”.
(2-й том, но больше всего в 3-м и 4-м.) “Про смерть!”
— просит какой-нибудь оригинал. (На протяжении
всего романа.) “Про воровство!” — сказал как-то
подросток с явной “подначкой”: уж этого-то в
романе нет! (Извольте, том 1-й. В полку Николая.)
“Дуэль!” (Том 2-й.) И так далее.
Перед летними каникулами читаю девятиклассникам отрывки из первых глав романа — о вечере в салоне Шерер и появлении там Пьера и князя Андрея. Вот, говорю, смотрите — про каждого из них написано полстраницы, а мы видим этих героев, как живых, и спутать их невозможно, и что-то главное в них нам уже ясно. Спрашиваю: что именно? Ребята понимают: и Пьеру, и Андрею скучно в этом пустом обществе, они совсем другие. Обращаем внимание на детали, которыми писатель подчёркивает это. Теперь подросткам легче будет читать роман. Если класс слабый, этого мало. Чтобы пробудить интерес, читаю самые эмоциональные, самые впечатляющие отрывки. Ну и, конечно, очень важно дать ребятам реальную возможность прочитать объёмные вещи. В начале учебного года не прочитавшие роман летом ужасаются: “Ну невозможно же прочитать 1200 страниц!” Соглашаюсь: “Конечно, 1200 — невозможно. Но 45 страниц в день — возможно. И необходимо. Тогда за две недели вы прочитаете два тома, а за месяц — весь роман”. Порядок изучения произведений я устанавливаю, опять-таки учитывая возможности ребят. Они начинают читать роман, когда уже пройдены и «Гроза», и «Отцы и дети», когда мы изучаем Некрасова, Тютчева, Фета. Чтение стихотворений не требует столько времени, сколько чтение романов. Ну и, разумеется, необходима железная требовательность: плохо знать текст нельзя. Незнание текста — неизбежная “двойка”. А знание это я проверяю каждые десять дней по томам. Провожу письменную работу: каждый получает индивидуальную карточку с двумя вопросами по тексту. Конечно, иногда и подождать приходится, отложить работу на несколько дней, если ребята немного не дочитали.
В общем, главные программные произведения (Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова) у меня прочитывают, и притом внимательно, почти все. “Почти” — потому что в общеобразовательных классах всегда есть один-два-три ученика, которые просто не могут по уровню своего развития и из-за дремучей неначитанности одолеть такие сложные романы, как «Война и мир» и «Преступление и наказание». (Но это уже другая проблема и другая тема.)
При соблюдении совокупности условий, которыми мне довелось поделиться здесь с коллегами, не такая уж это трудная задача — добиться того, чтобы старшеклассники читали классику. Говорю именно о старшеклассниках, потому что убеждена: большинству детей лет до четырнадцати классика просто неинтересна по возрасту.
Перенасыщение программ 5–8-х классов классикой — главная причина нелюбви наших детей к чтению.