Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №12/2006

Читальный зал

КНИЖНАЯ ПОЛКА

Дмитрий Быков. БОРИС ПАСТЕРНАК. М.: Молодая гвардия, 2005. 893 с. (Жизнь замечательных людей). Дмитрий Быков.
БОРИС ПАСТЕРНАК.

М.: Молодая гвардия,
2005. 893 с. (Жизнь
замечательных людей).

Даже при удивительной, нечеловеческой работоспособности Дмитрия Быкова, известного журналиста, критика, телеведущего и прочая, прочая появление этой книги впечатляет, представляется чем-то чрезмерным. Даже при том, что три главы из неё написаны совместно с Львом Мочаловым, а список “оказавших помощь в работе” составляет дюжину известных фамилий — сделать подобную работу менее чем за год! Скороспелка? Ну как было не отточить карандаш в предвкушении всевозможных помет, поправок и вопросов?!

И что же? Действительно, поправки делать пришлось, не без этого — особенно удручало цитирование по памяти, искажающее подчас даже хрестоматийные строки — будем надеяться, что в вышедшем недавно втором издании это устранено. И без вопросительных знаков тоже не обошлось, — но куда ж без них — определённая доля субъективных мнений неизбежна. А вот главным оказалось то, что восклицательные знаки всё-таки преобладали!

“Российская филология переживает трудные времена. Прессинг структуралистов и постструктуралистов, фрейдистов и «новых истористов», апологетов деконструкции и рыцарей семиотики оказался ничуть не мягче, нежели диктатура советских марксистов…” “Христианство Пастернака, его щедрый и свободный творческий дар, его душевное здоровье раздражают мелких бесов современной культуры, как прежде раздражали мастодонтов советских времён… И эта способность… — залог пастернаковского бессмертия”. Первая цитата — из начала книги, вторая — из эпилога. То, что поместилось между, демонстрирует довольно серьёзный литературоведческий подход, затрагивающий не только основные стихотворения, поэмы, переводы, статьи, роман, но также и редко привлекающие внимание стихотворения — отдельные, поэмы — неоконченные, пьесы, прозу, статьи — малоизвестные… Пролеживается связь и взаимодействие с Пастернаком едва ли не всей русской литературы ХХ века — от Блока до Набокова. А ещё — Ольга Фрейденберг — двоюродная сестра и крупный, но непризнанный при жизни учёный-филолог; или — такая своеобразная фигура, как итальянский издатель Фельтринелли. Ну, и конечно — Ленин, Сталин, Хрущёв… Об отношении (а в случае со Сталиным и взаимоотношения) Пастернака к этим персонажам русской истории Быков не просто рассказывает, но и пытается его подробно психологически обосновать. Можно сказать, что книга написана автором, влюблённым в поэта и человека (“Имя Пастернака — мгновенный укол счастья” — таково начало первой главы), но при этом умеющим наступить на горло своей влюблённости, чтобы не миновать ни одной “болевой точки биографии” и ни одной творческой неудачи.

И тем не менее — при всей погружённости в ту эпоху, при всём стремлении к объективности нельзя не увидеть, как иной раз берут верх злободневные умонастроения Быкова — журналиста и публициста. Например, свою нынешнюю идею-фикс — то, что самое лучшее время для художника бывает только на той стадии государства, когда оно ослабевает идеологически, но по-прежнему щедро оплачивает культуру, — он прилагает в качестве мерки к сюжету пьесы «Слепая красавица», последнему, неоконченному произведению поэта. Быков пеняет автору: почему его герои — актёры крепостного театра накануне реформы 1861 года — так чают освобождения (слово “диссидент” у него вообще синоним “пошляка”). Мол, барин у них такой добрый да просвещённый, театр содержит великолепно, зрителей посторонних охотно пускает на представления, то есть славе его не препятствует… Независимости, им, видите ли, захотелось! Да на вольной воле таланты их будут выставлены на рынок, как вот сейчас у нас, и так далее. Но ведь Пастернак имел в виду, по понятным причинам, отнюдь не наше постперестроечное время, а русский капитализм конца XIX века, при котором и театры (один МХАТ чего стоит!), и культура в целом как раз и достигли своего расцвета!.. Кстати, попутно нельзя не отметить странного быковского раздражения по поводу обилия в «Слепой красавице» и «Докторе Живаго» слишком экзотических, по его мнению, имён-отчеств-фамилий; если в первом случае он ещё готов с неудовольствием это простить, то по поводу второго вопрошает: “Где это видано, чтобы в начале XX века героинь сплошь звали Руфинами Онисимовнами или Серафимами? Ещё какая-то Матрёна Степановна слоняется по обочине сюжета…” и так далее. На это можно присоветовать ему прогуляться, скажем, среди надгробий Александро-Невской лавры, или по Донскому кладбищу, да даже и по старой части любого другого — каких только ономастических сочетаний он там не обнаружит! А можно просто порасспросить людей, как звали их бабушек да прадедушек — и наверняка наряду с обычными, ныне распространёнными именами встретится немало тех замысловатых, что так нравились Пастернаку. У автора этой рецензии, например, прабабушка Матрёна Ивановна вместе с дочерью, то есть бабушкой, Аграфеной Фёдоровной и зятем, то бишь дедушкой, Георгием Харитоновичем, крестили отца — их внука и сына — Германом (дело было в глухой тверской деревне во время нэпа). А из всех имён, предлагаемых в перечне на тот день, выбрали именно Германа — в память о молодом помещике, погибшем в Первую мировую, которого не забывали в этой деревне. Всё просто: по святцам имена давали, а ещё в честь людей хороших — и никакой сомнительной экзотики!

Спорным выглядит и, допустим, бездоказательное обвинение в “цветистости и ненатуральности” языка деревенских персонажей того времени — всё-таки Пастернак с таковыми общался, а Быков — нет…

Но в целом — Быков есть Быков! И в серии ЖЗЛ и в пастернаковедении его книга займёт своё быковское — заметное — место.

Дарья ВАЛИКОВА
Рейтинг@Mail.ru