Штудии
КАТАЛОГ
Владимир ВАСИЛЬЕВ
Владимир Васильевич Васильев (1944) — критик, литературовед, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН, член Союза писателей России. Автор многих статей и книг о современной русской литературе. Редактор, составитель и комментатор Собраний сочинений М.А. Шолохова (в 9-ти томах — М.: Терра–Книжный клуб, 2001–2002; в 5-ти томах — М.: Мир книги – Литература, 2002–2003); сборника «Шолохов и русское зарубежье» (М.: Алгоритм, 2003) и др.
Что же ты, тихий Дон, мутнёхонек течёшь?
История одного заблуждения
Как известно, «Тихий Дон» предваряется эпиграфами — стихами из старинных казачьх песен. Напомним один из них:
Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой, что же ты, тихий Дон, мутнёхонек течёшь?
Ах, как мне, тиху Дону, не мутну течи!
Со дна меня, тиха Дона, студёны ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит.
По мысли, давно установившейся в литературе о романе М.А. Шолохова, процитированная песня представлена “целиком, но в другом варианте” в качестве эпиграфа к третьей книге (шестой части) произведения1:
Как ты, батюшка, славный тихий Дон,
Ты кормилец наш, Дон Иванович,
Про тебя лежит слава добрая,
Слава добрая, речь хорошая,
Как, бывало, ты всё быстёр бежишь,
Ты быстёр бежишь, всё чистёхонек,
Теперь ты, Дон, всё мутен течёшь,
Помутился весь сверху донизу.
Речь возговорит славный тихий Дон:
“Уж как то мне всё мутну не быть,
Распустил я своих ясных соколов,
Ясных соколов — донских казаков.
Размываются без них мои круты бережки,
Высыпаются без них косы жёлтым песком”.
Иначе говоря, оба эпиграфа, о которых идёт речь, до сих пор рассматриваются исследователями как разные варианты одной песни.
Современный собиратель донского фольклора И.Я. Рокачёв-Вёшенский, приводя первый эпиграф к роману, о втором замечает: это та же песня, только “в современной записи”2.
Автор недавней статьи о песнях в шолоховских романах А.Новосельцев без каких-либо серёзных оснований, ссылаясь на “немой” сборник «Песни донских казаков», изданный в Волгограде в 1982 году и представляющий собою элементарный свод песенных текстов без комментариев, воообще утверждает, что эпиграф к третьей книге «Тихого Дона» есть лишь полная запись частично процитированной песни в эпиграфе ко всему роману3.
Если эти эпиграфы — разные варианты одной песни или даже записи одного варианта песни с различной степенью полноты, в любом случае напрашивается вопрос: что нам делать с поэтически мощными образными обобщениями:
Со дна меня, тиха Дона, студёны ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит?
Если это один из вариантов песни, представьте его читателю. Если же перед нами частичная и полная записи одного и того же варианта песни, докажите, что стихи о “студёных ключах” и “белой рыбице” находят своё органическое продолжение, объяснение и завершение в строках:
Распустил я своих ясных соколов,
Ясных соколов — донских казаков.
Размываются без них мои круты бережки,
Высыпаются без них косы жёлтым песком.
Очевидно, обосновать последнюю версию без натяжек и больших допущений, неуместных в разговоре о народной поэзии, весьма затруднительно. Что касается первой, возможно предположить: искомый вариант интересующей нас песни утрачен народной памятью и остался не записанным собирателями. Но против такого предположения свидетельствует сам Шолохов, в записи которого она всё же сохранилась.
Вероятно, подобные версии смущали и А.А. Горелова, давно изучавшего проблемы фольклоризма творчества Шолохова4. В 1980-е годы А.А. Горелов попытался отыскать “пратекст” песни, который послужил основой для интересующих нас эпиграфов. Такой “пратекст”, связывающий “студёные ключи” и “белу рыбицу” с “донскими казаками”, был обнаружен А.А. Гореловым в одной из записей песен Языковых в Оренбургской губернии (Уфимский уезд) в 1830-х годах:
“Ты Дунаюшка, Дунай,
Дунай, славная река!
Ещё что же ты, Дунаюшка,
Возмутен очень течёшь?”
Он ответ-то держит
Удалому молодцу:
“Ещё как же мне, Дунаюшке,
Не мутнёхоньку течи:
С вершинушки по Дунаюшке
Земляные ключи бьют;
Посередь меня, Дунаюшки,
Бел-горюч камень лежит,
Из камешка, из белого,
Бела рыбица воду мутит.
Из-под бережка, из крутого
Легка лодочка бежит.
Ох, на той ли же на лодочке
Удалы молодцы,
Всё удалы молодцы,
Всё донские казаки!”5
В примечаниях к стихам А.А. Горелов утверждает: “Варианты песни стали эпиграфами к роману-эпопее М.А. Шолохова «Тихий Дон» (кн. I, III)”6.
Взаимосвязи запорожских и донских казаков известны с давних пор, и в этом смысле обоюдные поэтические заимствования и трансформации “Дуная” в “Дон” и наоборот не должны нас настораживать. Настораживает другое — приводимая А.А. Гореловым песня известна не ранее 30-х годов XIX века, в то время как, если придерживаться мнения А.А. Горелова, один из её вариантов (эпиграф к 3-й книге) впервые услышан донским историком В.Д. Сухоруковым ранее 1824 года7. Конечно, “основной текст” песни и его варианты могут мирно уживаться в устной традиции, однако странно, что вариант оказывается старше “основного текста” песни.
Остаётся пребывать в предположении, что эпиграф к «Тихому Дону» (со “студёными ключами” и “белой рыбицей”) представляет собою частичную запись Шолоховым не известной нам до настоящего времени песни. Движимые этим предположением, мы обратились к основному корпусу русских народных песен в записях XVIII–XX веков и обнаружили искомую песню в «Собрании…» М.Д. Чулкова 1770 года8. Ввиду особой важности песни, начальные строки которой стали эпиграфом к роману, определившим образную структуру произведения, приводим её полностью:
Ой! ты наш батюшко Тихой Дон,
Ой, что же ты тихой Дон мутнёхонек течёшь?
Ах, как мне тиху Дону не мутному течи,
Со дна меня тиха Дона студёны ключи бьют,
Посеред меня тиха Дона бела рыбица мутит,
Поверх меня тиха Дона три роты прошли;
Ай первая рота шла, то Донские козаки,
Другая рота шла, то знамёна пронесли,
А третья рота шла, то девица с молодцом;
Молодец красну девицу уговаривает,
Не плачь, не плачь, девица, не плачь красная моя,
Что выдам тебя девица я за вернова слугу,
Слуге будешь ладушка, мне миленькой дружок,
Под слугу будешь постелю слать, со мной вместе спать.
Что взговорит девица удалому молодцу,
Кому буду ладушка, тому миленькой дружок,
Под слугу буду постелю слать, со слугой вместе спать.
Вынимает молодец саблю острую свою,
Срубил красной девице буйную голову,
И бросил он её в Дон во быструю реку.
Эта песня встречается в песенниках конца XVIII столетия9, а также в записях собирателей со второй половины XIX века10.
Буквальное истолкование образов народной песни в связи с известными событиями русской истории первой четверти XX века, нашедшими отражение в «Тихом Доне», чревато большими упрощениями и потерями для понимания романа в целом. Поэтому, вводя в научный обиход шолоховедения “новую” песню, ограничимся двумя, как нам представляется, бесспорными соображениями.
По условиям времени (1928 год) Шолохов не мог протицировать песню целиком в качестве эпиграфа к роману, а только намекнул на неё первыми пятью стихами, концентрирующими в себе самое обобщённое, самое условное и вместе наиболее “зашифрованное” (“студёны ключи”, “бела рыбица мутит”) её содержание.
В отличие от первого эпиграфа к «Тихому Дону» (“Не сохами-то славная землюшка наша распахана…”), пророчески предсказывающего последствия Гражданской войны на Дону, и эпиграфа к третьей книге эпопеи, каким предваряется изображение кульминационного развития междоусобной борьбы в романе (Вёшенский мятеж 1919 года), цитатой из песни «Молодец красну девицу уговаривает…» Шолохов утверждает: большая социальная Смута в стране начинается со смуты в головах и душах людей, с извращения вековых народных идеалов нравственности в интимной области человеческих отношений:
Слуге будешь ладушка, мне миленькой дружок,
Под слугу будешь постелю слать, со мной вместе спать.
Именно исследование этой метафизической субстанции в душах людей, не поддающееся переводу на язык логических понятий, и составляет одну из самых поэтически сильных и наиболее глубоких сторон в шолоховской эпопее.
Примечания
1 Кравченко И. Шолохов и фольклор // Литературный критик. 1940. № 5/6. С. 214.
2 Рокачёв-Вёшенский И.Я. Песни станицы Вёшенской / Научн. ред. Б.Н. Путилов. Ростов н/Д., 1990. С. 256.
3 Новосельцев А. Песни шолоховских романов // Дон. 2005. № 4. С. 225.
4 См.: Горелов А.А. «Тихий Дон» М.Шолохова и русское народное творчество // Михаил Шолохов: Сборник статей. Изд-во ЛГУ, 1956. С. 12–63.
5 Русская народная поэзия. Лирическая поэзия / Сост., подг. текста, предисловия к разделам, коммент. Ал. Горелова. Л., 1984. С. 258–259, № 383.
6 Там же. С. 547, прим. 383.
7 Близкий шолоховскому эпиграфу к 3-й книге текст песни был впервые опубликован В.Д. Сухоруковым в кн.: Русская старина. Карманная книжка для любителей отечественного, на 1825 год / Изданная А.Корниловичем. СПб., 1824. С. 273, № 3.
8 См.: Собрание разных песен М.Д. Чулкова. Т. 1. Части I, II, III с Прибавлением. СПб., 1770–1773. Переизд.: СПб., 1913. С. 171.
9 См.: Новое и полное собрание российских песен. Ч. I. М., 1780. С. 145; Весельчак на досуге, или Собрание новейших песен / Собрал кол. р. Ив. Ф.Л. Ч. I. М., 1797. С. 178.
10 См.: Русские народные песни, собранные в Саратовской губернии А.Н. Мордовцевой и Н.И. Костомаровым // Летописи русской литературы и древности. Т. IV. М., 1862. С. 88 (определяется как казачья); Сборник донских народных песен / Составил А.Савельев. СПб., 1866. С. 145 («Молодец красну девицу уговаривает…», “семейная”, № 2, записана в Донской обл.).