Архив
Задание со звёздочкой*
Вопросы
Перед вами два отрывка из стихотворений поэтов ХХ века.
Мокрая коновязь пристани. Понурая ездовая
машет в сумерках гривой, сопротивляясь сну.
Скрипичные грифы гондол покачиваются, издавая
вразнобой тишину.Облачно. Щёлкает лодочный блок.
Пристани бьют в ледяные ладоши.
Гулко булыжник обрушивши, лошадь
Глухо въезжает на мокрый песок.
Назовите авторов, если вам эти стихи знакомы. Если нет, то попробуйте догадаться, кто авторы или хотя бы какое из стихотворений написано раньше, аргументировав своё предположение. Можно ли догадаться, о каких городах идёт речь? Какие образы, приёмы и синтаксические фигуры объединяют эти фрагменты?
Ответы
Четверостишие слева — из цикла «Венецианские строфы», посвящённого Сюзанне Зонтаг, — было написано И.А. Бродским в 1982 году. Другая строфа — из стихотворения «Петербург» (1915) Б.Л. Пастернака, включённого поэтом во второй сборник «Поверх барьеров». Для того чтобы, не зная стихотворений, догадаться о том, кто авторы, можно попробовать сначала понять, какие города описаны в стихотворениях. С первым отрывком всё очевидно: слово “гондола” ясно указывает нам на Венецию, которую Бродский очень любил (в этом городе он и похоронен). А родился Бродский в Ленинграде, и о нём как раз второй отрывок — из Пастернака. И хотя приведённое стихотворение Пастернака не очень известно, можно догадаться, что оно написано раньше — прежде всего по общему ощущению. На него влияют размер и мелодия стихотворения: кажется, что интонация и ритмико-синтаксическая структура первого отрывка характерна скорее для конца ХХ века.
Догадаться, что во втором отрывке описан Петербург, довольно сложно. Можно предположить, что это портовый город, а если обратим внимание на “ледяные ладоши”, в которые “бьют” пристани, то поймём: перед нами северный город. В соединении с облаками, а также булыжной мостовой это ощущение “северности” и выведет нас к Петербургу. Действительно, если мы вспомним всё стихотворение Пастернака, то найдём там несколько подтверждающих нашу догадку образов: “балтийские волны”, которые “к горлу... как комья тоски подкатили”; “болото”, на котором был построен Петербург (Бродский, намекая на это же строительство города, напишет о Ленинграде: “Я родился и вырос в балтийских болотах...”); “дымная, бледная” Нева; “каналы балтийского шлака”; “всадник медный”.
В приведённых отрывках есть несколько прямо
названных похожих образов (пристань,
лошадь/ездовая, лодка/гондола) и есть те образы,
которые возникают в нашем сознании, когда мы
читаем стихотворения. Есть вода: в первом случае
она делает пристань “мокрой” и, конечно же,
именно на ней качаются гондолы, “издавая
тишину”; во втором — песок на пристани опять же
оказывается “мокрым”, а “ледяные ладоши”
представляют собой образ морских волн.
Перекликаются в стихотворениях и звуки: у
Бродского, который смотрит на покачивающиеся от
ветра гондолы и потому ждёт звука плещущей волны,
— тишина, а отголоском ожидаемого звука
оказывается эпитет “скрипичные” (конечно, поэт
говорит о форме грифа, но возникает ассоциация со
скрипичным ключом, а значит, с музыкой); у
Пастернака как раз слышен тот самый плеск волн,
которого ждёт Бродский, глядя на воду. Здесь есть
и “щёлканье” “лодочного блока”, и “ледяные
ладоши” — балтийские волны —
в придачу. Можно отметить также и сходное
“серое”, неприятное впечатление от погоды: у
Пастернака — просто “облачно”, да ещё и наречие
“глухо”, которое не только описывает действие
лошади, но и подтверждает заданный словом
“облачно” тон строфы; у Бродского — время
действия “сумерки”, а “понурая” ездовая
сопротивляется сну.
Кроме образов, нас интересуют в данном случае схожие синтаксические конструкции. Оба отрывка начинаются односоставными предложениями: назывным (у Бродского) и безличным (у Пастернака). И в строфе Бродского, и в четверостишии Пастернака есть деепричастные обороты, которые как бы разорваны на две части, поскольку либо главное слово и сам оборот расположены не на одной строке, либо собственно оборот разнесён на две строки. Таким образом, один и тот же приём — enjambement (перенос) — оказывается использованным в одной и той же синтаксической конструкции. Тем не менее переносы в двух отрывках устроены по-разному: у Бродского деепричастие, которое не может по смыслу употребляться как одиночное, оказывается на одной строке (“издавая”), а дополнение к нему — на другой (“вразнобой тишину”); у Пастернака деепричастный оборот стоит перед существительным, а глагол, к которому он относится, помещён в середину следующей строки (“Гулко булыжник обрушивши, лошадь // Глухо въезжает на мокрый песок”).